Поиск по материалам сайта
Cлово "FEMME"
Входимость: 5. Размер: 52кб.
Входимость: 2. Размер: 45кб.
Входимость: 2. Размер: 15кб.
Входимость: 1. Размер: 20кб.
Входимость: 1. Размер: 120кб.
Входимость: 1. Размер: 65кб.
Входимость: 1. Размер: 52кб.
Входимость: 1. Размер: 28кб.
Входимость: 1. Размер: 91кб.
Входимость: 1. Размер: 9кб.
Входимость: 1. Размер: 96кб.
Входимость: 1. Размер: 49кб.
Входимость: 1. Размер: 37кб.
Входимость: 1. Размер: 15кб.
Входимость: 1. Размер: 99кб.
Входимость: 1. Размер: 145кб.
Входимость: 1. Размер: 56кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 5. Размер: 52кб.
Часть текста: Серия «Филологические науки», 2011. № 1 (1) http://phil.nobel-univer.edu.ua/index.php?option=comcontent&view=article&id=59%3A2011-2-2&catid=35%3A2012-12-06-11-59-59&Itemid=53&lang=en Слово «феминизм» относительно новое: хотя некоторые справочники до сих пор называют его автором известного утописта Ш. Фурье (1772-1837), который, помимо склонности к созданию неологизмов, был среди тех, кто участвовал в формировании первого женского движения 1830-х годов, однако более тщательная проверка показала, что в тексте его сочинений это слово отсутствует. На самом деле понятие «феминизм» первоначально появилось как медицинский термин в диссертации 1871 г., защищенной Ф. -В. Фано де ла Куром, под названием «О феминизме и инфантилизме у туберкулезных больных» и только позже вошло в политическую лексику конца ХХ в. [1] В это же время возникло и прилагательное «феминистический»: с первоначальным значением «недостаток мужественности» и как негативный эпитет его употребил Александр Дюма-сын в своем памфлете «Мужчина-женщина» (1872), а в положительном смысле этим словом в 1882 г. воспользовалась суфражистка Юбертина Оклер. Как бы то ни было, терминологическое понятие «феминизм» стало использоваться регулярно только во второй половине ХХ в. Однако история этого явления уходит корнями в древность [2]. Исследователи феномена начинают его анализ с античной Греции, вспоминая прежде всего классический период афинской демократии, подругу Перикла Аспазию, философские идеи Сократа, поэзию Сафо, «Медею» Еврипида и комедию Аристофана «Лисистрата» 1 . Тем самым еще в период своей...
Входимость: 2. Размер: 45кб.
Часть текста: де Бовуар не менее знаменитым, чем имя ее мужа Жан-Поля Сартра, слывшего много лет мэтром интеллектуальной Европы. И когда в середине апреля 1986 года она ушла из жизни, с ней прощался весь Париж. За что ее чтили? Опуская за очевидность просчеты и заблуждения, связанные с ее былой социалистической верой, некрологи писали о поразительном искусстве «подлинного существования», о жизни — становлении, жизни — со-бытии, жизни — победе. Писали о книге «Второй пол», хотя Симона де Бовуар оставила после себя множество философских работ, романов, несколько книжек мемуаров. За какие-то из них она имела престижные литературные премии, И все-таки на этом фоне выделяли необычное — двухтомное — эссе, изданное ранее под давлением Сартра. Может быть, потому, что независимо от воли самой Симоны де Бовуар, поначалу не слишком ценившей это свое детище, в нем соединились ее творчество и судьба 1 . Симона де Бовуар родилась 9 января 1908 года в респектабельной буржуазной семье, гордившейся своими аристократическими корнями. Отсюда — фамильное «де». Со временем Симону — рьяную поборницу свободы и равенства — друзья станут в шутку звать «герцогиней де...». В ее детскую колыбель феи сложили все возможные добродетели: здоровье, мощный интеллект, своеобразную красоту, железную волю, упорство, трудолюбие, удачливость. Об остальном позаботились нежные, образованные родители: отец — адвокат, мать — хозяйка дома, ревностная католичка, сумевшая, казалось, привить и дочери глубокие религиозные чувства. Мир и идиллия царили в доме. И вдруг — бунт подростка против размеренного семейного уклада, против...
Входимость: 2. Размер: 15кб.
Часть текста: на премьере драмы Виктора Гюго «Эрнани» Дельфина Гэ вошла в свою ложу и перегнулась через перила, чтобы рассмотреть публику, стоявший в зале шум мгновенно стих и зрители вознаградили ослепительную красоту совсем еще юной дамы троекратными аплодисментами. «Это бурное выражение чувств, – замечает Теофиль Готье, – возможно, и не свидетельствовало о такте публики, но не забывайте, что в партере сидели поэты, скульпторы, художники, захваченные ее красотой и захмелевшие от восторга, и им не было никакого дела до правил хорошего тона». С этого момента Дельфина Гэ, или, как ее звали после замужества, мадам Эмиль де Жирарден[68], стала музой Парижа. Уже в 1822 году восемнадцатилетняя девушка удостоилась академической премии, а в 1827-м, двадцати трех лет, она была увенчана лаврами на римском Капитолии. Ее салон был самым блестящим в Париже, ее фельетоны – последним и решающим словом обо всех событиях общественной и художественной жизни Франции: Ламартин, Виктор Гюго, Бальзак, Готье и Мюссе превозносили в прозе и стихах эту прекрасную, гордую, царственную женщину. Но уже в сорок четыре года мадам де Жирарден добровольно отказалась от своего могущества, недовольная французской политикой. Умная женщина, она скоро поняла, что ее стихи умрут вместе с ней, но была уверена, что написанные ею фельетоны переживут ее. Через тринадцать лет после смерти Дельфины Жирарден был переиздан сборник ее фельетонов с превосходным предисловием Теофиля Готье. А теперь, спустя шестьдесят лет после ее смерти, парижское издательство «Пейо и компания» выпустило общедоступное, несколько сокращенное издание ее «Парижских писем», дав им название «Виконт де Лонэ». Под этим псевдонимом выступала с фельетонами мадам де Жирарден. Книга прекрасно оформлена, в ней...
Входимость: 1. Размер: 20кб.
Часть текста: с 1959 г., - один из самых популярных и читаемых современных французских писателей. Число его книг, изданных только во Франции, достигает 15. 367. 000 экземпляров [1]. Представляется вполне уместным поставить вопрос: из какого источника романист черпает неиссякаемую творческую силу, выпуская книгу за книгой, в которых нет и следа увядания его таланта? Ответ объясняется во многом русскими корнями Анри Труайя. Общеизвестно, что Анри Труайя - псевдоним Льва Тарасова, родившегося в Москве в 1911 г. и живущего с 1920 г. во Франции. Русское имя по-прежнему живет в нем. Сжавшись в комочек, Лев Тарасов сладко спит в самых потаенных глубинах его души. Сам писатель подтверждает этот факт в своей книге воспоминаний "Такая долгая дорога" ("Un si long chemin"): "Il y a toujours un Léon Tarassoff qui dort, tendrement pelotonné, au centre de moi-meme" [2]. В творчестве этого писателя, пишущего и мыслящего по-французски, Россия занимает значительное место. Из 98 произведений романиста половина его книг повествует так или иначе о России. Анри Труайя называет себя французским писателем, пропитанным далекими русскими воспоминаниями, или русским человеком, переделанным на французский лад ("écrivain français nourri de lointains souvenirs russes ou Russe francisé") [3]. Синтезировавший в своем творчестве и в своей личности лучшие достижения русской и французской культур, Анри Труайя является как бы воплощением самой идеи взаимодействия и взаимовлияния Франции и России. В годы отрочества Анри Труайя одинаково восхищался русскими и французскими классиками и читал их произведения в оригинале. Приехав во Францию, будущий писатель бегло говорил по-русски, а читал с трудом, так как всегда учил французский, а не русский язык. Поэтому было решено, что для практики он будет читать вслух в кругу семьи какую-то русскую книгу. Выбор пал на "Войну и мир". Этот роман стал ...
Входимость: 1. Размер: 120кб.
Часть текста: А. де Ренье. — Особенности символизма Клоделя, Валери. — Поэзия Верхарна. Динамика его творчества, основные книги стихов. У мира есть смысл (совсем не обязательно сверхъестественный «замысел»), и человек к этому смыслу причастен, — вот миросозерцательное зерно, из которого способна вырасти символистская литература или, по крайней мере, символистские мотивы в творчестве того или иного поэта. Ни антропоморфизм, ни пантеизм, ни обычная религиозность, ни мистицизм, ни оккультизм не являются обязательной принадлежностью символистского мироощущения. Символизм может быть безрелигиозным или даже антирелигиозным, о чем свидетельствует творчество четырех крупнейших французских поэтов XIX в. — Бодлера, Верлена, Рембо и Малларме. Первый из них (Бодлер), взыскуя Бога, эстетическое наслаждение извлекал из своего «сатанизма», второй (Верлен) нашел утешение в вере слишком поздно, третий (Рембо) был «богоотступником », а четвертый (Малларме) — открытым атеистом. Шарль Бодлер (Charles Baudelaire, 1821 — 1867) вошел в историю французской литературы как «основоположник символизма и декаданса» (М. М. Бахтин). В личности Бодлера сошлись два трудно уживающихся друг с другом начала — «обнаженное сердце», искренняя, до беззащитности чувствительная душа и аналитически хладнокровный, до беспощадности ясный ум, превративший эту душу в объект своих аналитических истязаний, — причем «душа», зная о собственной нечистоте, сама жаждала и требовала пытки. Бодлер — человек, чьей судьбой стало самомучительство: Je suis la plaie et le couteau! Je suis le soufflet el la joue! Je suis les membres et la roue, Et la victime et le bourreau! (L 'Heautontimoroumenos, 1855) Пощечина я и щека, И рана — и удар...
Входимость: 1. Размер: 65кб.
Часть текста: в однотомнике Камю, выпущенном издательством «Прогресс» в 1969 году, в переводе Наталии Немчиновой. Перед нами — работы двух известных переводчиц. Излишне говорить, что они выполнены на том уровне, когда поиски мелких огрехов представляют интерес лишь для фельетонного недоброжелательства и, кстати, мало продуктивны. Но и перевод Адамовича, как раз дающий повод для такого рода цитации, будет нас интересовать в совершенно ином плане. Задача статьи — показать роль переводчика как интерпретатора иноязычного произведения, показать масштаб «расхождений» между разными переводами одного и того же текста, — расхождений, которые возможны даже тогда, когда переводы выполнены на высоком профессиональном уровне и не грешат отсебятиной и произволом; показать, наконец, что и читатели, так часто не знающие, кто перевел прочитанную ими книгу, и те из критиков, что знакомятся с произведением зарубежного автора только по переводу и в конце своей рецензии роняют переводчику небрежную хвалу или хулу, судят о книге на основе того прочтения, того толкования, которое предложил им, сочтя единственно верным и возможным, первый читатель и толкователь данного произведения — переводчик. «Книга, на первый взгляд столь бесхитростно-прозрачная, затягивает своими «за» и «против», вдруг оказывается чуть ли не головоломкой... Она прямо-таки пробуждает в каждом аналитика и изыскателя, жаждущего докопаться до самого корня и подобрать свой ключ (выделено мною, — Ю. Я.) к ее загадке... В рассказчике «Постороннего» поочередно открывали злодея и великомученика, тупое животное и мудреца, ублюдка и робота, скрытого расиста и сына народа, недочеловека и сверхчеловека...» — пишет исследователь Камю С. Великовский *. Но если в своей оценке повести так расходились литературоведы, писатели, критики и другие высококвалифицированные и менее...
Входимость: 1. Размер: 52кб.
Часть текста: http://www.nrgumis.ru/articles/archives/fullart.php?aid=471&binnrubrikplarticles=389 Хвостов Борис Анатольевич, к. филол. н., старший научный сотрудник кафедры 2-го иностранного языка и методики его преподавания Института иностранных языков Рязанского государственного университета имени С. А. Есенина. В конце 20-х гг. прошлого века один литературовед сравнил пишущих о декадансе со знаменитым оркестром короля Сиама, где каждый музыкант играет свою мелодию 1 . Однако и в XXI в. это сопоставление не утратило своей актуальности. Несмотря на то, что о декадансе, по словам одного из его наиболее авторитетных исследователей в Германии, Дитера Кафица, написано «скорее много, чем мало» 2 , цельная картина явления так и не сложилась. Слишком разнятся между собой подходы исследователей, нередко указывающих на безнадежность любых попыток четкой теоретической дефиниции и в этом смысле недалеко ушедших от первого и главного пропагандиста декаданса в немецкоязычном культурном пространстве — австрийского критика Германа Бара, констатировавшего в своем эссе 1891г., что «сформулировать понятие декаданса нелегко» 3 . Видимо, поэтому термин «декаданс» постепенно утрачивает некогда прочные позиции в литературоведческом дискурсе, исчезая из специальных справочников и словарей как самостоятельное явление. Характерным примером такого...
Входимость: 1. Размер: 28кб.
Часть текста: даже давних поклонников ее таланта. Натали Саррот здесь впервые позволила себе открытую субъективность повествования — она не таясь говорит от собственного имени. До сих пор этого не бывало — Саррот стремилась к наиболее полной отрешенности от себя, к психологической отстраненности и к наивозможной, почти исследовательской точности. Так были построены ее романы — “Портрет неизвестного” (1948, 1957), “Мартеро” (1953), “Планетарий” (1959), “Золотые плоды” (1963), “Вы слышите их?” (1972), “Говорят глупцы” (1976). В книге “Детство” (1983) старая писательница со свойственной ей ошеломляющей естественностью речи и точностью слова возрождает эпизод своего далекого русско-французского прошлого, какие-то всплывающие в памяти картины и фигуры, которые, при всей случайности, послужили формированию того человека, что в будущем напишет “Золотые плоды”. Наталия, Наташа, Ташек — как маленькую девочку называл отец —та же ли это самая, которая в свои восемьдесят три года считает, что прожила несколько жизней? По ее признанию, в мемуарной книге она хотела рассказать о том, как “рождается страдание, сопровождающее богохульство”. Это богохульство — оно возникло внезапно в сознании ребенка, до сих пор истово привязанного к жизненным ценностям и вдруг взбунтовавшегося: увидев однажды в парикмахерской...
Входимость: 1. Размер: 91кб.
Часть текста: философия любви). — Жироду (отзывы о нем современников; юмор и лиризм, особенности композиции его романов). — Мартен дю Гар («Семья Тибо» как опыт «романа-реки»). — Мориак (значение провинции для писателя, католицизм его творчества; романы «Тереза Дескейру», «Клубок змей»). — Дюамель (влияние на него естественно-научного знания, эстетики унанимизма; романы о Салавене; цикл романов «Хроника семьи Паскье»). — Ромен (роль унанимизма в его творческой биографии, поэтика цикла романов «Люди доброй воли»). — Ж. Грин (французский американец; фантастическое в его прозе, анализ подсознания). — Мальро (концепция героизма; художественные особенности романов «Завоеватели», «Королевская дорога», «Удел человеческий»). 1 Наверное, не будет преувеличением сказать, что развитие французской литературы в XX веке определили два глобальных события. Почти все писатели, жившие во Франции между 1918-м и 1940-м годами, либо непосредственно участвовали в Первой мировой — именовавшейся тогда «великой» и победоносной (но от того не менее катастрофической), либо отмечены ее влиянием. 1 930-е же годы проходят под знаком приближения нового катаклизма. Основным уроком Первой мировой было то,...
Входимость: 1. Размер: 9кб.
Часть текста: уст клубится... Льнет к туфелькам прилив, все в дымке как вдали. Печаль иль маскарад, что сводит в парке пары, Безумье, нежность, грусть?— но маска смотрит вниз, Причуда любящих, поэта ли каприз — Любовь как в домино укутанная в бриз, Парк, лодки, тишина и перебор гитары. Антуан Ван Дейк Гордыня нежных душ, спокойное величье, Улыбок, взглядов, шляп и буковых аллей, Высокий слог сердец, забытое обличье Высокородных дам и юных королей. Но царь тут ты, Ван Дейк, хоть церемонны нравы, Заучен плавный жест и благородна грусть, Но тленна прелесть лиц, им невдомек — и пусть! — Что их бессмертье — тень твоей бессмертной славы. Застыли всадники под соснами у волн, И так же тих прилив, и так же грусти полн. Задумчив мальчик-принц — серьезный строгий взор, Берет с лихим пером и кудри на пробор, Лишь ледяной брильянт сверкает на камзоле Непролитой слезой сокрытой в сердце боли; Но ты прекрасней всех, гуляка в голубом, Беспечный кавалер с лепным высоким лбом; Горячий спелый плод подброшен на ладони, Сорочка пышная на странно темном фоне, — Щемящая печаль в изяществе твоем. Меня твой грустный смех тревожит и поныне, Дюк де Ричмонд— дитя, безумец иль сатир? — Философ и позер, — у ворота сапфир Как твой горящий взгляд полн беспросветной сини. Antoine Watteau Crépuscule grimant les arbres et les faces, Avec son manteau bleu, sous son masque incertain; Poussière de baisers autour des bouches lasses... Le vaque devient tendre, et le tout pres, lointain. La mascarade, autre lointain mélancolique, Fait le geste d'aimer plus faux, triste et charmant. Caprice de poète — ou prudence d'amant, L'amour ayant besoin d'être orné savamment — Voici barques, goûters, silences et musique. Antoine Van Dyck Douce tierté des coeurs, grace noble des choses Qui brillent dans les yeux, les velours et les bois, Beau langage élevé du...