Марсель Пруст
ПОРТРЕТЫ ХУДОЖНИКОВ И МУЗЫКАНТОВ
Антуан Ватто
Под гримом сумерек бледнеют липы, лица,
Прохлады синий плащ спустился до земли;
Пыль поцелуев у дрожащих уст клубится...
Льнет к туфелькам прилив, все в дымке как вдали.
Печаль иль маскарад, что сводит в парке пары,
Безумье, нежность, грусть?— но маска смотрит вниз,
Причуда любящих, поэта ли каприз —
Любовь как в домино укутанная в бриз,
Парк, лодки, тишина и перебор гитары.
Антуан Ван Дейк
Гордыня нежных душ, спокойное величье,
Улыбок, взглядов, шляп и буковых аллей,
Высокий слог сердец, забытое обличье
Высокородных дам и юных королей.
Но царь тут ты, Ван Дейк, хоть церемонны нравы,
Заучен плавный жест и благородна грусть,
Но тленна прелесть лиц, им невдомек — и пусть! —
Что их бессмертье — тень твоей бессмертной славы.
Застыли всадники под соснами у волн,
Задумчив мальчик-принц — серьезный строгий взор,
Берет с лихим пером и кудри на пробор,
Лишь ледяной брильянт сверкает на камзоле
Непролитой слезой сокрытой в сердце боли;
Но ты прекрасней всех, гуляка в голубом,
Беспечный кавалер с лепным высоким лбом;
Горячий спелый плод подброшен на ладони,
Сорочка пышная на странно темном фоне, —
Щемящая печаль в изяществе твоем.
Меня твой грустный смех тревожит и поныне,
Дюк де Ричмонд— дитя, безумец иль сатир? —
Философ и позер, — у ворота сапфир
Как твой горящий взгляд полн беспросветной сини.
Antoine Watteau
Crépuscule grimant les arbres et les faces,
Avec son manteau bleu, sous son masque incertain;
Poussière de baisers autour des bouches lasses...
Le vaque devient tendre, et le tout pres, lointain.
La mascarade, autre lointain mélancolique,
Fait le geste d'aimer plus faux, triste et charmant.
Caprice de poète — ou prudence d'amant,
L'amour ayant besoin d'être orné savamment —
ûters, silences et musique.
Antoine Van Dyck
Douce tierté des coeurs, grace noble des choses
Qui brillent dans les yeux, les velours et les bois,
Beau langage élevé du maintien et des poses —
Héréditaire orgueil des femmes et des rois! —
Tu triomphes. Van Dyck, prince des gestes calmes,
Dans tous les êtres beaux qui vont bientôt mourir,
Dans toute belle main qui sait encor s'ouvrir;
Sans s'en douter — qu'importe — elle te tend les palmes!
Halte de cavaliers, sous les pins, près des flots
Calmes comme eux — comme eux bien proches des sanglots
Enfants royaux déjà magnifiques et graves,
Vêtements résignés, chapeaux à plumes braves,
Et bijoux en qui pleure — onde à travers les flammes —
L'amertume des pleurs dont sont pleines les âmes
Trop hautaines pour les laisser monter aux yeux;
Et toi par-dessus tous, promeneur précieux,
En chemise bleu pâle, une main à la hanche,
Dans l'autre un fruit feuillu détaché de la branche,
Je rêve sans comprendre aà ton geste et tes yeux:
Debout, mais reposé, dans cet obscur asile.
Due de Richmond, ô jeune sage — ou charmant fou? —
à ton cou,
A des feux aussi doux que ton regard tranquille.
Шопен
Шопен, кипенье слез, зыбь вздохов, крыльев взмах,
Рои бабочек-ночниц висит над пенным морем,
Купаясь в пенье и танцуя на волнах.
Тоскуй, грусти, чаруй, пьяни, пленяя горем,
Оплел, обвил печаль твоей мечты вьюнок,
По прихоти твоей скользя на крыльях боли,
Так от цветка к цветку порхает мотылек,
И пьет нектар потерь, и вьется в чистом поле.
Мелодию ведя от слез на волосок.
Приятель лун и гроз. прекрасный принц печали,
Вновь грустной радостью горит твой воспаленный взор,
Вновь плача и смеясь, бел, хрупок как фарфор,
Следишь, как солнца луч искрится на рояле,
И озаряет вдруг, скользнув сквозь жалюзи,
Улыбку горечи, надежды две слезы.
Моцарт
Баварский властелин коленопреклоненно
От итальянки не отводит страстный взгляд,
И тусклый взор горит, шумит промозглый сад,
Мерцают кружева как солнечная пена.
Германская душа — глубокий долгий вздох —
—
Любить, любимым быть, — забвеньем веет мох,
Бессильно падают ладони на колени.
Вздох Керубино и усмешка Дон Жуана! —
Бессмертный смех звенит в шпалерах темных роз,
И дышат зноем, — но все жарче струйки слез, —
Сад Андалузии и древняя Тоскана.
В германском парке, как туман, стоит печаль,
На итальянке вновь Царицы Ночи шаль,
Дыханье легкое хранит, как песню, лес,
С волшебной флейты вновь в серебряную тень
Струится медленно погожий долгий день,
Прощальный холодок щербета, губ. небес.
Пер. Н. Стрижевской.
Литературная учеба. — 1990. - Кн. 2. Март, апрель.
Chopin
Chopin, mer de soupirs, de larmes, de sanglots
Qu'un vol de papillons sans se poser traverse
Jouant sur la tristesse ou dansant sur les flots.
Rêve, aime, souffre, crie, apaise, charme ou berce,
Toujours tu fais courir entre chaque douleur
L'oubli vertigineux et doux de ton caprice
Comme les papillons volent de fleur en fleur;
L'ardeur du tourbillon accroît la soif des pleurs.
De la lune et des eaux pâle et doux camarade,
Prince du désespoir ou grand seigneur trahi,
Tu t'exaltes encor, plus beau d'être pali,
Du soleil inondant ta chambre de malade
Qui pleure à lui sourire et souffre de le voir
Sourire du regret et larmes de 1'Espoir!
Mozart
Italienne aux bras d'un Prince de Bavièere
Dont l'oeil triste et glacé s'enchante a sa langueur
Dans sesjardins frileux il tient contre son coeur
Ses seins mûris a l'ombre, ou téter la lumière.
Sa tendre âme allemande — un si profond soupir! —
Goûte enfin la paresse ardente d'être aimée,
Le rayonnant espoir de sa tête charmée
Chérubin, Don Juan! loin de l'oubli qui fan
e Debout dans les parfums tant il foula de fleurs
Que le vent dispersa sans en sécher les pleurs
Dans le pare allemand ou brûment les ennuis,
L'Italienne encore est reine de la nuit.
Et sa Flûte enchantée égoutte avec amour
La fraîcheur des sorbets, des baisers et du ciel.