Поиск по материалам сайта
Cлово "UNITE"
Входимость: 5. Размер: 15кб.
Входимость: 3. Размер: 15кб.
Входимость: 2. Размер: 91кб.
Входимость: 1. Размер: 22кб.
Входимость: 1. Размер: 22кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 5. Размер: 15кб.
Часть текста: et hors de lui, point de salut («Le désert»): Мир прекрасен, и вне его нет спасения... В сущности, обе части этого «евангелия Камю» парадоксальны. Если вне мира нет спасения, то нет спасения, конечно, и в мире, где всё обречено смерти. Но раз в мире царят зло и смерть, то как можно назвать такой мир прекрасным? Вспомним, что для Камю мир — это Изнанка и Лицо; но не только Изнанка — и Лицо не вечно. В языческом пантеизме всё смертно, даже боги. Даже боги подвержены вечному космическому круговороту рождения и умирания. Человеческая же душа навеки подчинена общему миропорядку, человек не может сойти со своей предопределённой мировой орбиты. В миросозерцании пантеизма личного бессмертия душа не имеет: бессмертна не личная, а мировая душа, сливаясь с которой душа человека не спасается, а гибнет, растворяясь в космических вихрях. Камю понимал это, недаром он любил вспоминать стихи из третьей пифийской песни Пиндара: Ищи себе смертный у богов Уменья по уму, ступени по стопе, Помни, в какой мы доле. Не пытай бессмертия, милая душа — Обопри на себя лишь посильное («О mon âme, n'aspirepas à la vie immortelle, mais épuise le champ du possible»). Душа может спастись лишь трансцендентной личностью Бога, безличный же пантеизм грозит поглотить её. И Камю мог почувствовать, что мировая душа — не Бог, Космос — не Бог. Космос может быть богооставленным. Камю, как это видно из «Мифа о Сизифе», весьма рано стал воспринимать Космос как богооставленный. Красоту, Лицо мира он воспринимал...
Входимость: 3. Размер: 15кб.
Часть текста: вход я и выход даю. Овидий. («Фасты») Вы снова приходите в ужас, и это вполне объяснимо. Ведь если человек абсурда восстаёт на Логос, на космический миропорядок, то это означает... страшно даже подумать: это означает, что Сократа уже нельзя признать правым в споре против толпы, против Анита и Мелита. Два человека толпы, Анит и Мелит, обвинили Сократа в непочитании богов и развращении юношества. И Анит с Мелитом победили, несмотря на то, что дельфийский оракул признал Сократа мудрейшим из людей. Ни мудрость, ни праведность не спасли Сократа в борьбе с двумя невежественными интриганами. Праведник, научивший людей закону Добра, был обвинён в безнравственности, и афинский суд свободных граждан при гласном «демократическом» разбирательстве признал Сократа виновным. Толпа восторжествовала над мудрецом, но Сократ не чувствовал себя побеждённым. После смертного приговора он сказал ученикам, что тому, кто истинно служил Добру, дурной человек повредить не может: он вредит только себе. И ещё он добавил, что не считает свою ...
Входимость: 2. Размер: 91кб.
Часть текста: — Дюамель (влияние на него естественно-научного знания, эстетики унанимизма; романы о Салавене; цикл романов «Хроника семьи Паскье»). — Ромен (роль унанимизма в его творческой биографии, поэтика цикла романов «Люди доброй воли»). — Ж. Грин (французский американец; фантастическое в его прозе, анализ подсознания). — Мальро (концепция героизма; художественные особенности романов «Завоеватели», «Королевская дорога», «Удел человеческий»). 1 Наверное, не будет преувеличением сказать, что развитие французской литературы в XX веке определили два глобальных события. Почти все писатели, жившие во Франции между 1918-м и 1940-м годами, либо непосредственно участвовали в Первой мировой — именовавшейся тогда «великой» и победоносной (но от того не менее катастрофической), либо отмечены ее влиянием. 1 930-е же годы проходят под знаком приближения нового катаклизма. Основным уроком Первой мировой было то, что индивид и его личные свободы, эти кумиры цивилизации XIX века, мало чего стоят. Пятидесяти двух месяцев войны хватило для того, чтобы если не уничтожить, то поставить под радикальное сомнение ценности постпросвещенческой цивилизации. Политические события послевоенных лет продемонстрировали всю шаткость провозглашавшихся доселе незыблемыми «вечных ценностей», «общественного договора», власти разума. На смену, как теперь казалось, порядку и соразмерности довоенного бытия, имевшего достаточно четкие национальные границы, приходит иное переживание мира. Он вовлечен в глобальное движение, в водоворот непрерывной ажитации, которая направляется политической демагогией, взлетом и падением акций, новейшими скоростями (от самолетов и автомобилей...
Входимость: 1. Размер: 22кб.
Часть текста: прилежно, Хоть бой и неравен, борьба безнадежна! Над вами светила молчат в вышине, Под вами могилы — молчат и оне. Ф. Тютчев Камю сказал однажды: «Нельзя открыть абсурд, не попытавшись написать некий учебник счастья». Счастье и абсурд, — говорит он по поводу Сизифа, — дети одной и той же земли, они нераздельны, хотя и нельзя думать, что счастье рождается с необходимостью от самого открытия абсурда. Теперь нам нетрудно понять, что счастье и абсурд имеют общие корни, что настоящее счастье может быть достигнуто и познано через Абсурд. Впрочем, есть счастье — и счастье. Есть «счастье» раба, отдавшего свою свободу господину. Раб не знает счастья, рожденного свободой, как слепой крот не знает Солнца. Есть «счастье» обезличенности, счастье от принадлежности к «гармонии целого». Это — «счастье» отказа от своего Я, от выбора своей судьбы. И «счастливцы» такого типа потому чувствуют себя счастливыми, что подчинили себя «вечным принципам» Разума (вспомним Сократа!). Эти «вечные принципы», по их представлению, дают им санкцию Истины. Познайте Истину, и... нет, она не сделает вас свободными,...
Входимость: 1. Размер: 22кб.
Часть текста: Богу, это их основной постулат. Для Камю нет такого постулата: мир абсурда — это мир Божий. Абсурд заключается в принятии мира богооставленного, в принятии мира Божьего без Бога; в том, чтобы, как Алёша Карамазов, возлюбить мир прежде смысла его. Так Альбер Камю приходит к идее: принимаю мир Божий просто и прямо, только Бога самого не принимаю; и хоть и знаю, что Он существует, но не допускаю Его вовсе. Таков бунт Альбера Камю. Для Камю личность человека никогда не может быть отождествлена с Nichts (néant). Напротив, сама Angst, сам ужас перед смертью возможны лишь для личности: безличность не порождает страха смерти. Манфред не был бы личностью, если бы смерть не внушала ему ужаса и отчаяния. Камю полностью принимает Angst Кьеркегора, но делает из него свой вывод: Angst, рождаемая в человеке Богом, означает, что в метафизике абсурда противостоят друг другу две реальности — личность и Бог, ноуменально отделённые друг от друга. Мир Божий — враждебная и чуждая человеческой личности стихия, но личность может отстоять свою ноуменальную сущность перед Богом только одним — принятием абсурда и полным погружением в эту безличную и слепую...