Приглашаем посетить сайт

Поиск по материалам сайта
Cлово "BRIAN"


А Б В Г Д Е Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я
0-9 A B C D E F G H I J K L M N O P Q R S T U V W X Y Z
Поиск  
1. Лобанов И. Г.: Модернистские интенции в творчестве Кадзуо Исигуро
Входимость: 6. Размер: 33кб.
2. Прозорова Н. И.: История и миф в ирландской драме последних десятилетий.
Входимость: 4. Размер: 21кб.
3. Сконечная О.: “Я” и “Он” - о присутствии Марселя Пруста в русской прозе Набокова
Входимость: 3. Размер: 39кб.
4. Тимофеев В.: Уроки Джона Фаулза. Глава III. История самосознания.
Входимость: 2. Размер: 32кб.
5. Гильдина А.: Почему Леопольд Блум — еврей?
Входимость: 1. Размер: 34кб.
6. Зарубежная литература XX века (Под редакцией В.М. Толмачёва). XII. Английская литература 1930-х годов.
Входимость: 1. Размер: 50кб.

Примерный текст на первых найденных страницах

1. Лобанов И. Г.: Модернистские интенции в творчестве Кадзуо Исигуро
Входимость: 6. Размер: 33кб.
Часть текста: В ТВОРЧЕСТВЕ КАДЗУО ИСИГУРО © Современные исследования социальных проблем (электронный научный журнал), №7(15), 2012 http://sisp.nkras.ru/e-ru/issues/2012/7/lobanov.pdf Творчество современного британского писателя японского происхождения Кадзуо Исигуро принято рассматривать в контексте литературы английского постмодернизма (металитературы), тем не менее его эллиптичная манера повествования, сдержанность стиля и сосредоточенность на внутренних сферах сознания человека позволяют сравнивать его романы с работами наиболее заметных модернистов, таких как Г. Джеймс, Э. М. Форстер и В. Вулф. Умеренное использование типичных «игровых» приемов, сознательный отказ от экспериментов с языком указывают на двойственное отношение автора к концепциям постмодернизма и косвенно – на его приверженность к конвенциям высокого модернизма. В данной статье рассматриваются те элементы творческой стратегии Исигуро, которые роднят его романы с прозой высокого модернизма. Британский писатель японского происхождения, лауреат Букеровской премии Кадзуо Исигуро стоит в одном ряду с наиболее талантливыми представителями современной английской литературы постмодернизма, и в первую очередь его творчество следует рассматривать в этом контексте. Многие характерные приемы и стратегии английского постмодернизма, нередко...
2. Прозорова Н. И.: История и миф в ирландской драме последних десятилетий.
Входимость: 4. Размер: 21кб.
Часть текста: истории и мифа—одно из важнейших проявленийс овременной европейской ментальности. Оно обнаруживает себя почти в каждой национальной культуре, выступая отражением дуализма современного культурного сознания. С одной стороны, как заметил однажды Н. Бердяев, "наше время заслуживает название исторического по преимуществу: оно принудительно обращает к истории" . Поэтому современное художественное сознание глубоко погружено в поток истории, стремясь осмыслить и само направление этого потока, и то, что несется в его волнах. А с другой стороны, этот "принудительный" детерминизм истории заставля-етискать прибежище отисторическойтемпоральности во вневременной стихии мифа. "Хватит терзать меня вашим проклятым временем!" — кричит беккетовский Поццо ("В ожидании Годо") [1,87]. А герой джойсовского "Улисса" Стивен Дедалус произнесет свой ставший уже хрестоматийным афоризм: "История—это кошмар, от которого я пытаюсь проснуться!" [2,33]. Возможно, ни в одной другой европейской культуре это двойственное отношение к истории не выступает так наглядно, как в кулыутре Ирландии, которой суждено было особенно мучительно пережить характерную для XX века драму разрывов в "цепи времен". Литература Ирландии последних десятилетий, с одной стороны, буквально одержима историей. Характерно в этом смысле начало романа Эдны О'Брайен "Дом в прекрасном уединении" (1994): "История всюду. Она просачивается в почву и подпочву. Словно дождь, или град, или снег, или кровь" [3,3]. А, с другой стороны, она наследует завещанный Дж. Джойсом и У. Б. Йейтсом интерес к области мифически вневременного и символического. Ярким свидетельством такой двухфокусности художественного видения выступает ирландская драма последних десятилетий. Заметим, что спепифика современной ирландской культуры выражает себя полнее всего именно в феномене драмы и театра. Возможно, сама двойственная...
3. Сконечная О.: “Я” и “Он” - о присутствии Марселя Пруста в русской прозе Набокова
Входимость: 3. Размер: 39кб.
Часть текста: “Развитие влияния Пруста, утверждение его гения”объявлено в программной статье одним из “важнейших событий” литературной жизни.[1] При этом тема не получила развития: никакой постпрустианской концепции русской литературы на страницах “Чисел” не прозвучало. Владислав Ходасевич писал с раздражением: “... хоть “Числа”, судя по их предисловию, готовы клясться именем Пруста, — журналу никак не выжать новую литературную идеологию из того случайного обстоятельства, что два сотрудника [ Юрий Фельзен и Гайто Газданов — О. С.] находятся под влиянием умершего писателя, которому теперь вообще многие подражают.”[2] И все же имя Пруста в тридцатые годы оказалось связанным с “атмосферой” “Чисел”, с их пафосом “конца” “литературы”, отказа от “искусства” в пользу cообразных с состоянием души в преддверии эсхатологической катастрофы “человеческих документов” — дневников, писем или, как говорил Борис Поплавский, “психоаналитических стенограмм”.[3] Пруст явился для авторов, близких “Числам”, гением доверительности, тихой беседы, школой “честности” и “скромности”, (Фельзен)[4], “безошибочно правдивым” писателем (Георгий Адамович).[5] О связи литературных тенденций времени с традицией Пруста писал Владимир Вейдле. По его мнению, традиция оказалась пагубной: именно Пруст стоял у истоков “падения вымысла”. “Все эти писатели, отрекающиеся от писательства, <...> забывают, что правда, с которой имеет дело...
4. Тимофеев В.: Уроки Джона Фаулза. Глава III. История самосознания.
Входимость: 2. Размер: 32кб.
Часть текста: роман с повествованием от первого лица, причем рассказчик, Николас Эрф, и есть его главный герой. Поэтому и в этом романе проблема самосознания автора могла бы не возникнуть, если бы его герой не попал в «мир», у которого есть свой автор, свой творец. Загадочный Морис Кончис превращает Эрфа в персонаж, манипулирует его поведением, восприятием, а через него и читателями. Произведение, таким образом, содержит картину двойного мира, один ее уровень описывает мир как объективную действительность, другой — как мир рукотворный. Один «мир» вставлен в другой, как матрешка, поэтому читатели погружаются в произведение в два Этапа, а значит, и выходить из него должны в два этапа, но это удавалось далеко не всем 1 . Последнее обстоятельство чрезвычайно обеспокоило действительного мага и творца обоих «миров», Джона Фаулза, заставило внести изменения в текст романа. И в новой редакции (1977) Фаулз значительно понизил сверхъестественность «мира» Кончиса, подчеркнул его театральность, сотворенность, позволив читателю переключить внимание на поиск и осознание целей и задач манипуляций героем, обогатить восприятие романа Иными словами, заставить читать «Волхв» не как роман мистики и приключений (fantasy), а как роман воспитания Высказывание Фаулза о своей неудовлетворенности читательской интерпретацией романа 2 и, что для нас еще важнее. меры, предпринятые для ее изменения, демонстрируют со всей очевидностью область его наблюдений и направление поисков. Неизбежность ложных...
5. Гильдина А.: Почему Леопольд Блум — еврей?
Входимость: 1. Размер: 34кб.
Часть текста: прежде всего, с изучением образа Леопольда Блума, самого неоднозначного в романе «Улисс». Долгое время Блум воспринимался литературоведами как тень Стивена, второстепенный герой, введенный в роман для осуществления пародийных возможностей текста. Однако публикация статей, бесед, биографий и архивных материалов Джеймса Джойса, а также, возможно, временная дистанция, которая зачастую оказывается необходимой для более глубокого понимания произведения, позволили совершенно по-иному взглянуть на место этого героя в романе. Начиная с Хью Кеннера 2 , Леопольд Блум в критических работах приобретает сначала «равные права» со Стивеном, а потом и вовсе получает статус главного героя (иногда узурпируя у Стивена даже «привилегию» быть героем автобиографическим). Собственно говоря, это является одной из особенностей Блума как еврея, если мы будем рассматривать этот характер в свете теории ressentiment Ф. Ницше 3 . Внимание к фигуре Леопольда Блума заставило по-новому оценить его мнимое/реальное еврейство и всерьез задуматься над тем, почему и зачем Джойс делает своего главного героя евреем В последнее десятилетие вышел ряд монографий, посвященных этой проблеме. Появляется идея «еврейства» Джойса. Так, Айра Надель в своей работе «Джойс и евреи» определяет «еврейство» Джойса следующим образом «В моей книге доказывается, что иудаизм...
6. Зарубежная литература XX века (Под редакцией В.М. Толмачёва). XII. Английская литература 1930-х годов.
Входимость: 1. Размер: 50кб.
Часть текста: процесса. Групповой портрет молодого поколения писателей; его левое крыло: образы и мотивы ранней поэзии Одена; антиутопия Хаксли «О дивный новый мир»; берлинская проза Ииіервуда; романы и публицистика Оруэлла. — Довоенное творчество Грина, романы «Брайтонский леденец», «Сила и слава». — Эволюция модернизма и творчество У. Льюиса (роман «Месть за любовь»). — Консерватизм Во. Роман «Пригоршня праха»: особенности проблематики и поэтики; роман «Возвращение в Брайдсхед» и воздействие Второй мировой войны на литературный процесс в Британии. «Может случиться, что в следующем столетии нынешними романистами придется так же дорожить, как мы дорожим сегодня художниками и искусниками конца восемнадцатого века. Зачинатели, эти кипучие натуры, все вывелись, и вместо них подвизается и скромно процветает поколение, замечательное гладкописью и выдумкой. Вполне может случиться, что впереди нас ждут неурожайные годы, когда наши потомки бросят голодный взгляд на то время, когда желания и умения доставить удовольствие было предостаточно». Так в романе «Испытание Гилбета Пинфолда» (The Ordeal of Gilbert Pinfold, 1957) Ивлин Во, крупнейший английский романист середины века, оценивает своих писателей-современников. Они заявили о себе в 1930-е годы, когда «зачинатели», модернисты...