Приглашаем посетить сайт

Поиск по материалам сайта
Cлово "VOICES"


А Б В Г Д Е Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я
0-9 A B C D E F G H I J K L M N O P Q R S T U V W X Y Z
Поиск  
1. Филиппович Н.: Прототипом Муми-тролля был Кант
Входимость: 2. Размер: 9кб.
2. Графова О. И., Бочкарева Н. С.: Реминисценции живописи Матисса в рассказе А. С. Байетт "Произведение искусства"
Входимость: 1. Размер: 18кб.
3. Мусатова Е. В.: Поэтика цвета и света в романе Дженетт Уинтерсон "Art and lies"
Входимость: 1. Размер: 23кб.
4. Зарубежная литература XX века (Под редакцией В.М. Толмачёва). XVI. Английская литература после 1945 года.
Входимость: 1. Размер: 98кб.
5. Рейнгольд Н.: "Любовник леди Чаттерли" - опыт межкультурного изучения
Входимость: 1. Размер: 40кб.
6. Белозерова Н. Н.: Пространственная структура абзаца в прозе Джеймса Джойса.
Входимость: 1. Размер: 60кб.
7. Гончаренко Э. П.: Блум и Everyman
Входимость: 1. Размер: 16кб.

Примерный текст на первых найденных страницах

1. Филиппович Н.: Прототипом Муми-тролля был Кант
Входимость: 2. Размер: 9кб.
Часть текста: ее современников, прототипом этих персонажей стала… ее карикатура на Канта! Туве Марика Янссон (Tove Marika Jansson) родилась 9 августа 1914 года в Хельсинки. Ее семья принадлежала к меньшинству шведскоговорящего населения. Родители были творческими людьми - мать работала художником в радикальном антифашистском журнале GARM, а отец был скульптором. Оба младших брата Туве вслед за матерью и старшей сестрой тоже стали художниками. Кстати, Туве приходилось принимать участие в их воспитании, и однажды ей пришло в голову предложить братьям сыграть в такую игру: каждый должен был придумать страну, нарисовать ее, а вечером возле камина рассказать о ней и ее обитателях всем присутствующим. Именно тогда, в 1930 году будущая писательница нарисовала на стене существо, напоминавшее бегемотика и ставшее позднее персонажем ее книг – Муми-тролля. Но есть и другая версия его происхождения: родители Туве вращались в богемных кругах, и однажды к ним приехали гости, эрудированные люди, весьма почитавшие Иммануила Канта, философия которого, как известно, не слишком проста для понимания. И вот эти гости написали одну из цитат мыслителя на стене деревянной постройки. Что это было за сооружение –...
2. Графова О. И., Бочкарева Н. С.: Реминисценции живописи Матисса в рассказе А. С. Байетт "Произведение искусства"
Входимость: 1. Размер: 18кб.
Часть текста: в литературе и культуре: cб. статей по материалам Междунар. науч. конф., посвященной 125-летию со дня рождения Василия Каменского (17–19 апр. 2009 г.) / общ. ред. Н. С. Бочкарева, И. А. Пикулева; Перм. ун-т. – Пермь, 2009. http://rfp.psu.ru/archive/borderline2009/borderline2009.pdf Многие ученые неоднократно доказывали, что есть несомненная связь словесного искусства с визуальным. Представление об «искусствах-сестрах», «искусствах-родственницах» опиралось на возрожденные и по-новому истолкованные античные представления «ut pictura poesis» (поэзия как живопись) и «ut rhetorica pictura» (живопись как риторика), высказанные Плутархом («О славе афинян») и Горацием («Ars Poetica» / «Наука поэзии»). Идея о родстве искусств развивалась и дальше, но использовалась чаще всего с целью разграничения данных понятий [Мусвик 2000: 105]. В Англии теоретическая разработка идеи о родстве поэзии и живописи началась в 1620-30-х гг., когда стали предприниматься попытки осмыслить искусство в общеэстетических категориях [Толстых 2008: 8-9]. В современной науке разносторонне изучаются взаимоотношения между живописью и литературой. Например, поток сознания в литературе английские исследователи связывают с импрессионизмом в живописи, но их нельзя назвать идентичными, ведь они только приводят к одному результату, – по сути это разные средства, ведущие к одной цели [Torgovnick 1985: 6]. В последнее десятилетие XX в. в...
3. Мусатова Е. В.: Поэтика цвета и света в романе Дженетт Уинтерсон "Art and lies"
Входимость: 1. Размер: 23кб.
Часть текста: НОВГОРОДСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА №51, 2009. http://www.novsu.ru/file/142342 Роман «Art and Lies: A Piece for Three Voices and a Bawd» («Искусство и ложь: Пьеса для трех голосов и сводни») написан малоизвестной пока в России британской писательницей Дженетт Уинтерсон в 1994 г. Это ее пятый роман из семи книг, которые составляют единый цикл, открывающийся романом «Oranges Are Not the Only Fruit» («Апельсины — не единственный плод» [1]) и завершающийся книгой «Powerbook» («Книга силы»). Дженетт Уинтерсон — одна из наиболее важных фигур современной британской литературы, ее творчеству и биографии посвящены многочисленные англоязычные исследования, она занесена в словари и энциклопедии, включая такие авторитетные ресурсы, как энциклопедия «Британника» и «Словарь литературных биографий». Вокруг ее имени уже складываются литературные легенды. Так, например, рассказывают, что на вопрос анкеты одной британской газеты (не уточняется, какой именно) «Кого вы считаете величайшим английским прозаиком-стилистом?» писательница, не смущаясь, ответила: «Дженетт Уинтерсон» [2]. Ее работы в критике получают различную оценку...
4. Зарубежная литература XX века (Под редакцией В.М. Толмачёва). XVI. Английская литература после 1945 года.
Входимость: 1. Размер: 98кб.
Часть текста: и Барнса. — «Постколониальный роман». — Состояние английской литературы на рубеже XX—XXI веков. В 1945 г. Англия закончила войну в числе держав-победительниц, но крайнее напряжение сил в схватке с фашизмом подорвало ее экономическую мощь. В 1939 году она еще была одной из ведущих стран Запада, но к 1945-му утратила былое влияние в мире, поделенном между двумя новыми сверхдержавами, США и СССР. Уже в ходе войны Великобритания начала терять отдельные колонии, и распад колониальной системы в последующие два десятилетия во многом определил динамику развития английской культуры второй половины XX века. Политическая история Британии после окончания Второй мировой войны делится приблизительно на два временных отрезка: первый — так называемый период «послевоенного урегулирования» (postwar settlement), второй наметился в 1979 г. с началом премьерства М. Тэтчер. Победа лейбористов на выборах 1945 года знаменовала апогей «кейнсианства», осуществление идеала государства «всеобщего благоденствия» (welfare state). Резкое увеличение налогов на богатых, национализация промышленности, демократизация университетского образования, расшатывание классовой структуры происходили на фоне экономических трудностей послевоенных лет — карточная система была отменена в Англии позже, чем в других странах Европы. Выполняя свои предвыборные обещания, правительство Клемента Аттли в 1947 г. предоставило независимость Индии и Пакистану, и это дало толчок потоку иммигрантов из...
5. Рейнгольд Н.: "Любовник леди Чаттерли" - опыт межкультурного изучения
Входимость: 1. Размер: 40кб.
Часть текста: не скупится на комплименты в адрес Лоуренса - великого писателя: “Я по-прежнему не могу снизить Лоуренсу цену, как то, похоже, все чаще ожидается в наши дни от любого читателя. Он остается для меня величиной поистине огромной как в контексте Викторианской эпохи, так и наших дней, этаким Эверестом среди обычных гор; значимость его творчества можно сравнить с богатствами таких старинных столиц мира, как Рим или Париж, или же с неким бесценным видом растений - скажем, из числа дубовых или первоцветов, которые слишком важны для нашего мира, чтобы их можно было сбросить со счетов. Лоуренс бесконечно велик; его можно, конечно, и критиковать, и презирать, но лучше бы делать это достойным образом. Ни жалкие насмешки и хихиканье, ни принятый в наши дни “пекснифианизм”[5] тут не пройдут”[6]. Фаулзу вторит Мартин Эмис, полагая, что многим обязан Д. Г. Лоуренсу, - во всяком случае, вот что он ответил на мой вопрос во время интервью, взятого в 1999 году: Н. Р . А как возник замысел “Лондонских полей”? М. Э . “Каждый убийца ищет жертву”: это Бёркин из “Влюбленных женщин” Д. Г. Лоуренса. Увидев эту фразу на странице, я подумал: “Спасибо тебе, Дэвид Герберт”. Хоть в начале я и высказал...
6. Белозерова Н. Н.: Пространственная структура абзаца в прозе Джеймса Джойса.
Входимость: 1. Размер: 60кб.
Часть текста: подсознательная деятельность человека), то теперь мы попытаемся вычленить из триединства “время - пространство - человек” пространство и проследим, в какой мере джойсовский принцип “Here and Now” определил пространственную организацию абзацев в его прозе. Подобное вычленение в значительной мере относительно, что наглядно можно увидеть на примере анализа начальных строчек второй главы (Нестор) романа “Улисс”: “- You, Cochrane, what city sent for him? - Tarentum,sir. - Very good. Well? - There was a battle, sir. - Very good. Where? The boy’s bleak face asked the blank window. Fabled by the daughters of memory. And yet it was in some way if not memory fabled it. A phrase, then, of impatience, thud of Blake’s wings of excess. I hear the ruin of all space shattered glass and toppling masonry, and time one livisd final flame. What’s left us then? - I forgot the place, sir. 279 B. C. - Asculum, Stephen said, glancing at the name and date in the gorescarred book. -Yes,sir. And he said : Another victory like that and we are done for. That phrase the...
7. Гончаренко Э. П.: Блум и Everyman
Входимость: 1. Размер: 16кб.
Часть текста: 4 Заснований у 2004 році http://www.nbuv.gov.ua/portal/Soc_Gum/Aia/2007.pdf «Всечеловечность» Блума подчёркнута Джойсом как на уровне словесно-образном - сближением с Everyman'om, героем moral play XVI в., так и на уровне сюжетно-биографическом. Последнее заключается в том, что Блум поставлен в положение исключительное и одновременно универсальное, позволяющее ему быть не «человеком такой-то национальности», а «просто» человеком, вненациональным человеком вообще: потомок венгров, евреев и ирландцев, он - еврей в Ирландии и ирландец для остального мира; принявший без серьёзной религиозности сначала протестанство, затем католицизм, и живя в католической среде, он и в этом отсутствии религиозной прикреплённости одновременно - исключение, изгой и образец универсальности. Это хорошо интерпретирует Ричард Эллманн, который тщательно взвешивает значение такой особенности биографии Блума в монографии «Улисс на Лиффи»: сделав Блума одновременно Одиссеем, евреем, бывшим иудеем, бывшим протестантом, формально католиком, Джойс наслоил «иудео-христианскую традицию поверх еврейско-эллинистической». При этом, как атеист и вольнодумец, «Блум - это пост-христианин, точно так же, как, будучи новообращённым христианином, он - пост-иудей, а будучи иудео-христианином, он - пост-гомеровский человек» [2, с. 3-4]. Эллманн комментирует это так: в этом образе Джойс «слой за слоем постигает прошлое» человечества [2, c. 4]. Думается, остаётся добавить: не только ради прошлого Джойс даёт своему Одиссею максимально всеохватывающие характеристики; он делает его «сразу всем», объединяя в нём разные человеческие состояния, чтобы иметь право сказать: вот Всечеловек,...