Поиск по материалам сайта
Cлово "TRANS"
Входимость: 7. Размер: 140кб.
Входимость: 2. Размер: 50кб.
Входимость: 1. Размер: 55кб.
Входимость: 1. Размер: 39кб.
Входимость: 1. Размер: 120кб.
Входимость: 1. Размер: 123кб.
Входимость: 1. Размер: 50кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 7. Размер: 140кб.
Часть текста: и антитеатр М. Эсслин Эжен Ионеско. Театр и антитеатр Эсслин М. Театр абсурда. Пер. с англ. Г. Коваленко. - СПб.: Балтийские сезоны, 2010, с. 131-204 http://ec-dejavu.ru/i/Ionesco.html Эжен Ионеско, 1987 Творческий путь Адамова — альтернатива между театром навязчивых идей, кошмаров, страхов и театром идеологическим, коллективного социального воздействия. Он дал красноречивый ответ на эту дилемму. Эжен Ионеско начал с тех же предпосылок, что и Адамов, и на ранней стадии, развиваясь в том же направлении, пришёл к противоположным результатам. Ионеско, какими бы непонятными и таинственными ни казались его пьесы, доказал, что он может внятно и убедительно интерпретировать свои идеи, если его провоцируют защищаться от нападок, одну из которых предпринял театральный обозреватель лондонского Observer Кеннет Тайней. В рецензии на постановку «Стульев» и «Урока» в Royal Court Theatre Тайней предупреждал читателей, что в лице Ионеско противники реализма в театре могут заполучить мессию: «Перед нами предстал самозваный адвокат антитеатра: откровенный проповедник антиреализма — писатель, утверждающий, что слова не имеют смысла и всякая связь между людьми невозможна». Тайней допускал, что Ионеско даёт обоснованное личное видение, но «опасно, когда подобное становится примером для подражания, принимается за преддверие в театр будущего, в унылый холодный новый мир, заставляющий гуманиста терять веру в логику и в человека, который навсегда будет изгнан из театра». Ионеско отошёл от реализма с «характерами и событиями, взятыми из жизни», как это имеет место в драматургии Горького, Чехова, Артура Миллера, Теннесси Уильямса,...
Входимость: 2. Размер: 50кб.
Часть текста: написанное Д. Г. Лоуренсом 18 декабря 1927 года, показывает, насколько он был заинтересован в публикации “Любовника леди Чаттерли”: Я подумываю, не напечатать ли мой роман здесь неофициально <...> Но настоящая причина - в том, что роман настолько скандален (слух могут зацепить некоторые слишком откровенные выражения), что никакой публикатор не осмелится даже хранить рукопись в издательстве. С моей точки зрения, роман являет воистину правдивую, здоровую реакцию против сегодняшнего застоя и порочной угодливости, которой полна современная литература. Я считаю мой роман целомудренным и благожелательным. Но пуристы все равно не преминут обрушиться на меня с нападками[1]. С самого начала Лоуренс знал, что многие сочтут роман шокирующим, полным непристойностей и откровенных сексуальных сцен. 10 января 1928 года, в гневе и отчаянии, он писал своей подруге Катерине Карсуэл, что одна из его знакомых во Флоренции, Нелли Моррисон, набрав на печатной машинке первые несколько глав романа, отказалась продолжить работу: Хочу просить тебя о небольшой услуге. Прошлой зимой я написал роман, который ...
Входимость: 1. Размер: 55кб.
Часть текста: ни на минуту оставаться без движения. «Праздность для него оказывалась мучительной. Этот живой, деятельный человек чувствовал себя потерянным и больным, если не мог сочинять проекты, вести переговоры с власть имущими, создавать движение, кипеть в этом движении». Для удовлетворения своих бешеных страстей Зюсс не брезгает ничем. Все средства кажутся хорошими. Зюсс чеканит недоброкачественную монету, спекулирует драгоценностями, облагает население бесчисленными налогами, чтобы иметь возможность вместе с герцогом расхищать государственные деньги и т. д. Действуя то лестью, то хитростью, то дерзким напором, Зюсс неизменно движется вперед и выше к намеченной цели, к успеху. Обладая ненасытной жаждой наслаждений, он пьет большими глотками пьянящий напиток радостей и утех. Всякая этика при этом отбрасывается в сторону, как ненужный хлам. Зюсс совершенно аморален, он «не верил ни во что - ни в добро, ни в зло». «В жизни нужно уметь идти напролом, и тот, кто чувствует страх и обладает слишком большим мягкосердечием, должен оставаться внизу и позволить плевать себе на голову» (с. 303). Беззастенчивое обворовывание народа, сводничество, лакейская лесть, презрение к законности и справедливости, признание неограниченных прав сильного, беспредельный эгоизм - вот что положил в основание своей деятельности Зюсс. Но есть в глубине души Зюсса «сокровенное», скрытый от глаз человеческих уголок, который и составляет подлинную его сущность. Сам Зюсс очень редко заглядывает в него, стараясь скрыть его от других людей и от самого себя непроницаемой пеленой. К этой заветной стороне относится память о преждевременно погибшей любимой женщине, ставшей «светочем в его жизни». Глубокое чувство к этой женщине - матери Наэми - он старательно «скрывал от себя и от всего света, как нечто неподходящее», мешающее идти спокойно по тому пути, который избрал себе Зюсс. Таким ...
Входимость: 1. Размер: 39кб.
Часть текста: под влиянием умершего писателя, которому теперь вообще многие подражают.”[2] И все же имя Пруста в тридцатые годы оказалось связанным с “атмосферой” “Чисел”, с их пафосом “конца” “литературы”, отказа от “искусства” в пользу cообразных с состоянием души в преддверии эсхатологической катастрофы “человеческих документов” — дневников, писем или, как говорил Борис Поплавский, “психоаналитических стенограмм”.[3] Пруст явился для авторов, близких “Числам”, гением доверительности, тихой беседы, школой “честности” и “скромности”, (Фельзен)[4], “безошибочно правдивым” писателем (Георгий Адамович).[5] О связи литературных тенденций времени с традицией Пруста писал Владимир Вейдле. По его мнению, традиция оказалась пагубной: именно Пруст стоял у истоков “падения вымысла”. “Все эти писатели, отрекающиеся от писательства, <...> забывают, что правда, с которой имеет дело искусство, вообще не высказываема иначе, как в преломлении, в иносказании, в вымысле <...> Предмет “человеческого документа”, только человек, есть умаление подлинного человека. Художник<...> не видит, что даже у Пруста самое бледное...
Входимость: 1. Размер: 120кб.
Часть текста: ямы... и дёрнуть цепочку и спустить воду, по возможности, во время спектакля» 1 . Этот символический акт поистине в непочтительном духе антитеатра, но это и упоминание о месте, где автор «В ожидании Годо» получил первые впечатления о драматургии, которую он отверг, назвав «гротескным заблуждением реализма — скверным изложением, однолинейным и примитивным, низкопробной пошлостью, свойственной нравоучительной литературе» 2. Сэмюэль Беккет родился в Дублине в семье землемера в 1906 году. Как и Шоу, Уайльд и Йейтс, он учился в протестантской ирландской средней школе и, хотя позже он стал атеистом, тем не менее, получил почти квакерское воспитание 3, как однажды он сам высказался. Можно предположить, что интерес Беккета к проблемам бытия и самоидентификации начался с неизбежных и вечных, свойственных англо-ирландцу поисков ответа на вопрос: «Кто я?». Возможно, в этом и есть доля истины, но это далеко от абсолютного объяснения глубокого экзистенциального страдания, лейтмотива творчества Беккета, порождённого скорее чертами его личности, чем обусловленного социально. Четырнадцати лет Беккета отправили в одну из традиционных закрытых англо-ирландских...
Входимость: 1. Размер: 123кб.
Часть текста: для отравления нужды, где протекли счастливейшие часы их жизни, и поставить мешок с его прахом справа от оркестровой ямы... и дёрнуть цепочку и спустить воду, по возможности, во время спектакля» 1 . Этот символический акт поистине в непочтительном духе антитеатра, но это и упоминание о месте, где автор «В ожидании Годо» получил первые впечатления о драматургии, которую он отверг, назвав «гротескным заблуждением реализма — скверным изложением, однолинейным и примитивным, низкопробной пошлостью, свойственной нравоучительной литературе» 2 . Сэмюэль Беккет родился в Дублине в семье землемера в 1906 году. Как и Шоу, Уайльд и Йейтс, он учился в протестантской ирландской средней школе и, хотя позже он стал атеистом, тем не менее, получил почти квакерское воспитание 3 , как однажды он сам высказался. Можно предположить, что интерес Беккета к проблемам бытия и самоидентификации начался с неизбежных и вечных, свойственных англо-ирландцу поисков ответа на вопрос: «Кто я?». Возможно, в этом и есть доля истины, но это далеко от абсолютного объяснения глубокого экзистенциального страдания, лейтмотива творчества Беккета, порождённого скорее...
Входимость: 1. Размер: 50кб.
Часть текста: ethical and aesthetic meaning, which determines the specificity of the contemporary novel. The second article analyses the novels “Morbus Kithara” by Christoph Ransmayr (1995), “Slowness” by Milan Kundera, and “Minor Angels” by Antoine Volodine. Эстетическая динамика внеэстетического Эстетическая реальность в критической и научной мысли последних лет акцентированно осмысливается как «вторая реальность» - с усилением создания «параллельного» или «альтернативного» художественных миров. Правомерное и не новое в этих суждениях утверждение автономных законов воображения и искусства усиливается в творчестве этого рода ориентацией на эмпирическую конкретность событий и фактов. Этот принцип неклассической картины мира реализует Кристоф Рансмайр в романе «Болезнь Китахары» (Morbus Kitahara, 1995). Это роман исторический и в своей основе автобиографичный. Историзм Рансмайра особого свойства, соответствующий тому постмодернистскому пере-писыванию и перевоссозданию прошлого в воображении и в истории, которое Л. Хатчеон определяет как «историографическая метапроза» («historiografic metafiction») [Hutcheon 1988: 106, 110]. Для австрийского писателя - это «игра с возможностями реальности» («Spielen mit den Mölichkeiten der Wirklichkeit») [Ransmayr 1984: 209]. Главное альтернативное допущение в романе связано с политикой страны-победительницы в американской зоне послевоенной Австрии. Реальная программа восстановления и развития Европы, предложенная в 1947 г. Маршаллом, перевоссоздана в жизни приозерного поселения Моора как план Стелламура. Вместо экономической помощи и...