Поиск по материалам сайта
Cлово "EXPRESS"
Входимость: 2. Размер: 140кб.
Входимость: 2. Размер: 13кб.
Входимость: 1. Размер: 14кб.
Входимость: 1. Размер: 42кб.
Входимость: 1. Размер: 73кб.
Входимость: 1. Размер: 13кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 2. Размер: 140кб.
Часть текста: обозреватель лондонского Observer Кеннет Тайней. В рецензии на постановку «Стульев» и «Урока» в Royal Court Theatre Тайней предупреждал читателей, что в лице Ионеско противники реализма в театре могут заполучить мессию: «Перед нами предстал самозваный адвокат антитеатра: откровенный проповедник антиреализма — писатель, утверждающий, что слова не имеют смысла и всякая связь между людьми невозможна». Тайней допускал, что Ионеско даёт обоснованное личное видение, но «опасно, когда подобное становится примером для подражания, принимается за преддверие в театр будущего, в унылый холодный новый мир, заставляющий гуманиста терять веру в логику и в человека, который навсегда будет изгнан из театра». Ионеско отошёл от реализма с «характерами и событиями, взятыми из жизни», как это имеет место в драматургии Горького, Чехова, Артура Миллера, Теннесси Уильямса, Брехта, О'Кейси, Осборна и Сартра 1 . Нападки Тайнена открыли одну из самых интересных публичных дискуссий на эту тему. Ионеско ответил, что он не считает себя мессией: «Мне не нравятся мессии, и я не считаю это призванием художника или драматурга. У меня сложилось впечатление, что сам мистер Тайней находится в поисках мессии. Однако обращаться с посланиями к человечеству, указывать ему пути, спасать его — дело...
Входимость: 2. Размер: 13кб.
Часть текста: Селин Луи-Фердинанд Селин Луи-Фердинанд Селин (Céline, настоящая фамилия — Детуш, Destouches) (27. 05. 1894, Курбевуа — 1. 07. 1961, Мёдон) Луи-Фердинанд — французский писатель, врач по образованию. Родился в парижском пригороде Курбевуа в семье служащего страховой компании. В 1899 г. семья Детушей переехала в Париж. Будущий писатель неоднократно менял место учебы (учился во Франции, Германии, Великобритании). По возвращении на родину в декабре 1910 г. он живет сначала в Париже, затем в Ницце. В сентябре 1912 г. Селин поступил добровольцем в 12-ый кирасирский полк, написал «Записные книжки кирасира». Ко времени начала Первой мировой войны Селин получил звание унтер-офицера. В октябре 1914 г. Селин был ранен, награжден медалью и Военным крестом, позже, в декабре 1915 г. был комиссован с воинской службы. 19 января 1916 Селин женился на Сюзане Небу, однако их брак в консульстве зарегистрирован не был. В марте он получил должность надзирателя за плантациями и уехал в Камерун. Через год Селин заболел дизентерией и вернулся во Францию. По дороге домой написал свое первое художественное произведение — новеллу «Волны» (1917). В 1919 г. Селин начал изучать медицину в Рене. В августе он женился на Эдит Фолле. В апреле как ветеран войны на льготных условиях Селин поступил в Школу медицины. В 1924 г. он защитил диссертацию на тему «Жизнь и творчество Игнаца Филиппа Земмельвейса» («La Vie et l’œuvre de Philippe Ignace Semmelweis», о венгерском акушере) и переехал в Женеву, оставив семью в Рене. В следующие два года Селин совершил большое количество служебных поездок в США, Африку и страны Европы. В 1926 г. познакомился с Элизабет Крэг, которой впоследствии посвятил «Путешествие на край ночи». В этом же году началась работа над пьесой «Церковь»...
Входимость: 1. Размер: 14кб.
Часть текста: раз она на первых порах не столько служение и переделка жизни, сколько самоутверждение и пример, ее нет без зрителя, без взирающих на нее других. И вместе с тем другие для нее — опасность. Их взгляд, как сказано в “Бытии и небытии”, подобен взгляду легендарной Медузы, обращавшему все, на чем он остановился, в камень, в нечто раз и навсегда обозначенное, в застывшее тело. Другие как предпосылка личности и постоянная угроза — один из ключевых моментов и в онтологии и в творчестве Сартра. Примыкающая к “Мухам” пьеса “За запертой дверью” (Huisclos [5]) вышелущивает философское зерно всех этих раздумий. Даже среди ранних драм Сартра, всегда наперед “спрограммированных”, а затем ловко и ладно выстроенных, “За запертой дверью” поражает геометрической стройностью рисунка, предельным лаконизмом, жесткостью и обнаженностью всей конструкции. Изящество этой философской теоремы на подмостках — изящество классического шахматного этюда. Она заставляет вспомнить искусно обточенные алмазы французской театральной традиции — комедии - “пословицы” Мюссе, только заключительная сентенция — “ад — это другие” — здесь все же произнесена вслух, а психологический лиризм уступил место холодноватой аналитической логике. На этот раз притча черпает в мифологии не какой-то один эпизод, а самую исходную посылку — дело происходит в аду. Сартровский ад, впрочем, совсем не похож на...
Входимость: 1. Размер: 42кб.
Часть текста: всякого психологизма в истории литературы. Для него объективным предметом анализа является само художественное произведение, а не собственные субъективные душевные переживания по поводу этого предмета. Для большей ясности Жирмунский приводит пример с музыкой. В процессе ее восприятия различают две стороны в сознании воспринимающего: “во- первых, субъективную сферу, “свои” переживания по поводу этой музыки, во-вторых, объективную данность, самую музыку как переживаемый предмет, качественно отличный от процесса переживания”. Таким образом, и наука о литературе изучает не творящего и не воспринимающего, а объективно данные этой науке эстетические объекты - произведения искусства [там же]. Что касается влияния идейного, то по утверждению Жирмунского, писатель заимствует “не идеи, а мотивы (“образы”), и влияют друг на друга художественные образы, конкретные и полные реальности, а не системы идей, существующие только как наши построения” [с. 23]. Здесь нам кажется уместным дать понятия идеи и мотива. Литературный Энциклопедический словарь (ЛЭС) определяет идею как обогащенную, эмоциональную, образную мысль, лежащую в основе произведения искусства. [с. 114]. Мотив же представляет собой минимальные значимый компонент повествования, простейшую составную часть сюжета художественного произведения [с. 309]. То есть заимствование идеи гораздо шире заимствования мотивов или образов, которые по мнению уже цитируемого нами основателя школы русского формализма В. Шкловского, остаются постоянными и неизменными в литературе, переходя от писателя к писателю. Меняется лишь их место и значение в той или иной литературной эпохе. “Вся работа поэтических школ сводится гораздо больше к накоплению и выявлению новых приемов расположения образцов, чем к созданию новых” [с. 10]. А значит, заимствование образов и мотивов является закономерным в литературе и доказательство...
Входимость: 1. Размер: 73кб.
Часть текста: сосна, и с гоготом, рожденным из лесного ауканья; в степных - волшебный белый верблюд, летучий, как взвеянный вихрем песок; в полярных - кит-шаман и белый медведь с туловищем из мамонтовой кости. Но представьте себе страну, где единственная плодородная почва - асфальт, и на этой почве густые дебри - только фабричных труб, и стада зверей только одной породы - автомобили, и никакого другого весеннего благоухания - кроме бензина. Эта каменная, асфальтовая, железная, бензинная, механическая страна - называется сегодняшним XX столетия Лондоном, и естественно, тут должны были вырасти свои железные, автомобильные лешие, свои механические, химические сказки. Такие городские сказки есть: они рассказаны Гербертом Уэллсом. Это - его фантастические романы. Город, нынешний огромный, лихорадочно-бегущий, полный рева, гула, жужжанья, пропеллеров, проводов, колес, реклам - этот город у Уэллса всюду. Сегодняшний город с некоронованным его владыкой - механизмом, в виде явной или неявной функции - непременно входит в каждый из фантастических романов Уэллса, в уравнение любого из Уэллсовских мифов, а эти мифы, как мы дальше увидим, именно логические уравнения. С механизма, с машины - начал Уэллс: первый его роман - "Машина времени", и это - сегодняшний городской миф о ковре-самолете, а сказочные племена морлоков и элоев - это, конечно, экстерполированные, доведенные в своих типичных чертах до уродливости, два враждующих класса нынешнего города. "Грядущее" - это сегодняшний город, показанный через чудовищно-увеличивающий, иронический телескоп: тут все несется со сказочной быстротой, машины, машины, машины, аэропланы, турбинные колеса, оглушительные граммофоны, мелькающие огненные рекламы. "Спящий пробуждается" - опять аэропланы, провода, прожектора, армии рабочих, синдикаты. ...
Входимость: 1. Размер: 13кб.
Часть текста: и слушал главы из «Мертвых душ» в прочтении своего друга Леона, а русский писатель-модернист Алексей Ремизов и британский антрополог Джейн Хэррисон работали над переводом на английский язык «Жития протопопа Аввакума». Многие загадки этого периода еще предстоит разгадать. В архивах США, Великобритании, Франции, Голландии, России хранятся документальные свидетельства событий тех лет, которые приоткрывают завесу тайны, но в тоже время ставят новые вопросы перед зарубежными и отечественными исследователями. Так все чаще встает вопрос о возможных личных взаимоотношениях и творческих параллелях между Джойсом и Ремизовым. Многие и отечественные, и зарубежные исследователи отмечают сходство творческого метода этих двух известных писателей-модернистов. В «Слове к читателю», помещенном перед романом Джойса «Улисс» в журнале «Иностранная литература», Д. С. Лихачев пишет: «Подготовлена или не подготовлена русская литература к восприятию Джойса? Так, может быть, не следует ставить вопрос. Но у нас есть свои Джойсы. И если задуматься над тем, кто собственно у нас является аналогом Джойса, то по частям мы можем найти ответ. В «Обломове» Гончарова, особенно на первых страницах. Мы можем найти это у Алексея Ремизова, отчасти у Лескова, в его прозе, у Андрея Белого» [Лихачев 1989: 141]. Переводчик произведений Ремизова на английский язык Алек Браун в предисловии к переводу «Пятой язвы» отмечает: "It is easy, in fact, to imagine [Remizov] working as legend has made James Joyce work, with various coloured crayons for the various passages, to aid the mind in composing the preconceived pattern» [Brown 1927: ix]. Сравнивает Ремизова с Джойсом и переводчик романа «Улисс» С. С. Хоружий. Он пишет: «Ремизов - как и Джойс, парижский изгнанник и полуослепший фанатик слова, - с густой причудой, с комплексами обиды и изгойства, не так уж далекими от джойсовых...