Поиск по материалам сайта
Cлово "ANGE"
Входимость: 3. Размер: 81кб.
Входимость: 2. Размер: 50кб.
Входимость: 1. Размер: 6кб.
Входимость: 1. Размер: 91кб.
Входимость: 1. Размер: 10кб.
Входимость: 1. Размер: 94кб.
Входимость: 1. Размер: 99кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 3. Размер: 81кб.
Часть текста: более есть повод вспомнить, каким было воздействие этих идей на литературу. “Смерть Богов, конец истории, конец романа”, — все это порождало особое отношение к реальности, в которой, по выражению Делеза, “мир смысла имеет проблематический статус” 1 . Скептическое отношение к возможностям познания, восходящее к ницшеанской идее мира как продукта сознания, обусловило постмодернистскую мысль о том, что реальность — это не что иное, как представление о ней, зависящее от точки зрения, то есть калейдоскопическое мелькание различных ракурсов действительности. В результате складывается идея конца, хаоса, энтропии, определяющая движение к художественной анархии — к отрицанию смысловых и ценностных критериев. В книге “Постмодернистский удел” (1979) Ж. -Ф. Лиотар заявляет об “эрозии веры” в “великие истории” — в “метарассказы”, в “метадискурсы”, обусловленные “иерархией смысла” 2. Эстетическая парадигма “последнего авангарда” — группы “Тель кель” — формировалась в тесном сотрудничестве с гуманитарными науками: постструктурализмом Р. Барта, теориями Ж. Лакана, М. Фуко, Ж. Деррида. Недаром в подзаголовке журнала “Тель кель”...
Входимость: 2. Размер: 50кб.
Часть текста: (1995), “Slowness” by Milan Kundera, and “Minor Angels” by Antoine Volodine. Эстетическая динамика внеэстетического Эстетическая реальность в критической и научной мысли последних лет акцентированно осмысливается как «вторая реальность» - с усилением создания «параллельного» или «альтернативного» художественных миров. Правомерное и не новое в этих суждениях утверждение автономных законов воображения и искусства усиливается в творчестве этого рода ориентацией на эмпирическую конкретность событий и фактов. Этот принцип неклассической картины мира реализует Кристоф Рансмайр в романе «Болезнь Китахары» (Morbus Kitahara, 1995). Это роман исторический и в своей основе автобиографичный. Историзм Рансмайра особого свойства, соответствующий тому постмодернистскому пере-писыванию и перевоссозданию прошлого в воображении и в истории, которое Л. Хатчеон определяет как «историографическая метапроза» («historiografic metafiction») [Hutcheon 1988: 106, 110]. Для австрийского писателя - это «игра с возможностями реальности» («Spielen mit den Mölichkeiten der Wirklichkeit») [Ransmayr 1984: 209]. Главное альтернативное допущение ...
Входимость: 1. Размер: 6кб.
Часть текста: Роллана («Жизнь Бетховена» — «Vie de Beethoven», 1903; «Жизнь Микеланджело» — «Vie de Michel Ange», 1906; «Жизнь Толстого» — «Vie de Tolstoï», 1911) на смену жанровым формам XIX века приходит синтетическая жанровая модификация, биография-иллюстрация, в которой центр составляет не биография человека сама по себе и не желание объяснить особенности творчества того или иного художника (как это было в биографиях, созданных его предшественниками), а пример должной жизни. Жанрообразующим стержнем у Роллана становится нравственно-эстетический идеал. Восстанавливая тем самым традицию плутарховских биографий, Роллан в то же время идет за Стендалем, Сент-Бевом, Тэном, которые противопоставили плутарховской притчевости, исторической неточности, обращению к легендам и слухам отбор наиболее ярких и при этом документально подтвержденных фактов биографии, позволяющих уяснить место человека в истории. Биография-иллюстрация становится одновременно биографией-реконструкцией. Существенным является соединение Ролланом трех биографий в единый ...
Входимость: 1. Размер: 91кб.
Часть текста: католицизм его творчества; романы «Тереза Дескейру», «Клубок змей»). — Дюамель (влияние на него естественно-научного знания, эстетики унанимизма; романы о Салавене; цикл романов «Хроника семьи Паскье»). — Ромен (роль унанимизма в его творческой биографии, поэтика цикла романов «Люди доброй воли»). — Ж. Грин (французский американец; фантастическое в его прозе, анализ подсознания). — Мальро (концепция героизма; художественные особенности романов «Завоеватели», «Королевская дорога», «Удел человеческий»). 1 Наверное, не будет преувеличением сказать, что развитие французской литературы в XX веке определили два глобальных события. Почти все писатели, жившие во Франции между 1918-м и 1940-м годами, либо непосредственно участвовали в Первой мировой — именовавшейся тогда «великой» и победоносной (но от того не менее катастрофической), либо отмечены ее влиянием. 1 930-е же годы проходят под знаком приближения нового катаклизма. Основным уроком Первой мировой было то, что индивид и его личные свободы, эти кумиры цивилизации XIX века, мало чего стоят. Пятидесяти двух месяцев войны хватило для того, чтобы если не уничтожить, то поставить под радикальное сомнение ценности постпросвещенческой цивилизации. Политические события послевоенных лет продемонстрировали всю шаткость провозглашавшихся доселе незыблемыми «вечных ценностей», «общественного договора», власти разума. На смену, как теперь казалось, порядку и соразмерности довоенного бытия, имевшего достаточно четкие национальные границы, приходит иное переживание мира. Он вовлечен в глобальное движение, в водоворот непрерывной ажитации,...
Входимость: 1. Размер: 10кб.
Часть текста: спутник становящейся личности[2]. Великие люди для Плутарха — это основатели городов, правители, полководцы, законодатели, но не философы (при его преклонении перед Платоном), не поэты (при восхищении Гомером), т. е. люди дела, а не слова (он подчеркивал: «Хороший человек — тот, кто делает большие и благородные дела, даже если он при этом рискует всем»). Ораторы Демосфен и Цицерон представлены не как мастера слова, а как политики. Великие люди Плутарха — это «хорошие люди», он ввел пару «Деметрий — Антоний», представленных в дурном свете, по собственному признанию, в нравоучительных целях. Плутарх представил историю не через события, а через персоналии (персональные модели поведения), утверждая тем самым античную идею «человек есть мера всех вещей». Для Плутарха человек интереснее социума, поступок интереснее события, биография интереснее истории. Более того, человек создает социум, поступок создает событие, биография создает историю (не любая биография, а пример должной жизни, что и создает великого человека). Хотя его герои мифологизированы в духе античного мировосприятия, но наиболее ценно то, что они не боги, не полубоги, а реальные люди, которые именно поэтому составляют образцы для подражания. Его история — не безличное...
Входимость: 1. Размер: 94кб.
Часть текста: с традиционалистских и христианских позиций в нем; неоднозначность образа Сикста. — Франс и проблема символистского интеллектуального романа. Творческая биография Франса: концепция истории, Франс и Ренан, отношение к христианству. Франсовский парадокс в романе «Таис»; роман «Остров пингвинов» как кошмар «истории без конца». Роман «Боги жаждут»: религия и революция в романе, смысл названия. — Роллан и его неоромантический идеал. Соотношение творчества и жизни в роллановском творчестве. «Народный театр». «Героические биографии». Гениальная личность в романе «Жан-Кристоф», требование обновления идеализма, образы «ярмарки на площади», «неопалимой купины». — Пруст: общая характеристика его символизма, биография, эстетика («Против Сент-Бёва»). Роман «В поисках утраченного времени», история публикации; общий замысел, его последующее уточнение. Особенности прустовской поэтики. Функция повествователя. Проблема времени, Пруст и Бергсон. Католические интонации. Преодоление натурализма во французской прозе шло по нескольким линиям. Во-первых, это — результат сложной трансформации самого натурализма. Во-вторых, сохранил свою жизнеспособность романтический роман, который на фоне натурализма, ставшего олицетворением отказа от литературной нормы, предстал воплощением чуть ли не...
Входимость: 1. Размер: 99кб.
Часть текста: современность воплощать; авангард — что- то ультрасовременное, революционное, создающее проекты будущего культуры и в свете этого задания отрицающее не только все традиционное, но и «общую массу» наличной культуры. На эти значения наслоилось множество дополнительных смыслов. Так, понятие «модернизм» в английской литературе первой трети XX века распространяют на творчество столь разных писателей, что филологически корректнее было бы говорить о конкретных модернистах и модернистских текстах, а не о модернизме в целом. Если истоки модернизма лежат в культуре конца XIX века (и здесь он фактически совпадает с различными модификациями символизма — от импрессионизма до неоромантизма), то первым истинно авангардистским движением, противопоставленным символизму (который продолжает развиваться уже внутри модернизма), является футуризм, обозначивший себя в конце 1900-х годов. В советском литературоведении 1960—1980-х годов декаданс и свойственная ему стилистика отграничивались от модернизма. Думается, это разграничение, данное в духе учения о партийности литературы, было, с одной стороны, идеологизированным, а с другой — механистичным, не учитывавшим сложную динамику стилей переходной эпохи. Сами современники этой эпохи «концов и начал» называли себя в разное время как «символистами», «неоромантиками», «неоклассицистами», «неонатуралистами», «модернистами», так и иными литературными именами. Другими словами, модернизм, как бы его ни трактовали, никогда не существовал в виде единого движения, единого набора признаков. Поэтому имеет смысл пользоваться этим термином условно, для общего обозначения той литературной ситуации, которая сложилась по мере того, как западная культура осознавала свою принадлежность к катаклизмам XX века и под их знаком переписывала прошлое, строила проекты будущего и настоящего. И тогда эпохе...