Введение
(Актуальность).
Вопрос, касающийся актуальности данной темы, в какой-то мере базируется на необходимости вообще литературоведческих исследований в целом, и психоаналитических интерпретаций, в частности.
Пролеживая вопрос применения психоаналитических концепций З. Фрейда в отношении художественного творчества, мы должны четко осознавать ту роль, которая отводится психоанализу в исследовании личности и творчества того или иного автора.
И уже тогда, на наш взгляд, применение механизмов поиска скрытых (бессознательных, сублиминальных) поведенческих мотивов, как автора, так и героев его произведений, - не только возможно с помощью психоанализа, но, зачастую - только благодаря психоанализу и становится возможным. И именно психоанализ становится незаменим, когда необходимо сделать окончательный выбор в вопросе: чем руководствовался автор, закладывая в поведение героев своих произведений, те или иные поведенческие структуры? Почему (в возникающих в произведении ситуациях), герои ведут себя так, а не иначе.
К тому же, не вызывает, на наш взгляд, никаких сомнений возможность - используя методологические принципы психоанализа - проследить взаимосвязь между личностью автора (в случае нашего исследования - Франца Кафки),-- и героями его произведений. Где-то здесь же и возможность ответить на вопрос: почему в один жизненный период, - автор (Кафка) создавал одни произведения, а в другой - другие.
Многочисленные подтверждения высказанных нами мыслей, мы постарались со всей возможной полнотой представить на страницах данного исследования.
Психоаналитического исследования личности и творчества Франца Кафки - австрийского писателя, занявшего уверенное место в рядах писателей с мировым именем.
Кроме того, следует обратить внимание, что, по нашему мнению, необходимость в применении психоаналитического подхода в исследовании личности и творчества Франца Кафки назрела давно. Кафка относится к тем немногим писателям, и творчество и жизненный путь которых вынуждают изыскивать все новые пути для интерпретации как вроде бы и лежащих на поверхности явлений, но на самом деле скрытых достаточно глубоко, и берущих начало - как в любом творчестве - в бессознательном. В том бессознательном, куда в течении жизни индивида (и, большей частью, раннего детства, периода Эдипова комплекса), вытесняются нереализованные (не воплотившиеся) желания, стремления, фантазии... И что, - в последующем, - находит отражение в развитии симптоматики тех или иных заболеваний (отклонений) психики: от истерии, базальной тревоги, навязчивых состояний - до бреда преследования, галлюцинаций, шизофрении и прочих форм начала и развития невроза и (или) психопатологии.
теория З. Фрейда - позволяет проникнуть в первоначальные, глубинные пласты бессознательного автора; туда, где, по всей видимости, и формируются механизмы последующих мыслей, желаний, поведенческих мотивов; то есть именно то, что, в последующем, и выразиться в совершении героям произведений автора - тех или иных поступков. И ответить на вопросы: почему они совершили эти действия? почему - прежде всего - автор, решил, что его героям следует поступить так, а не иначе?-- все это зачастую и становится возможным объяснить - только используя в анализе произведения - психоаналитическую концепцию Зигмунда Фрейда.
Напомним, что именно З. Фрейд, уже более века назад, положил начало подобным исследованиям. (Речь идет о таких научно-исследовательских работах как: "Достоевский и отцеубийство", "Бред и сны в "Градиве" В. Иенсена", "Мотив выбора ларца", "Леонардо да Винчи. Воспоминание детства", "Человек Моисей и Монотеистическая религия", "Томас Вудро Вильсон...", и проч., в которых Фрейд, со свойственной ему гениальностью анализировал личность и творчество различных писателей, поэтов, художников, политических деятелей и т. п.)
Ученики и последователи Фрейда подхватили эстафету. На Западе, например, появилось множество работ, так или иначе раскрывающих истоки (мотивационную составляющую) творчества, объясняющие - с психоаналитических позиций - какие-то личностные особенности авторов. (В. Райх "Пер Гюнт", А. Адлер "Достоевский", а также Нейфельд, Юнг, Ранкур-Лаферьер, и др.)
В России, и, прежде всего, в Советском Союзе, стали известны труды московского профессора И. Ермакова ("Домик в Коломне", "Страшная месть", "Психоанализ у Достоевского" и т. п.). А также, таких психоаналитиков, как: А. Халецкий ("Психоанализ личности и творчества Шевченко"), Н. Осипов ("Страшное у Гоголя и Достоевского", "Записки сумасшедшего", "Незаконченное произведение Л. Н. Толстого (к вопросу об эмоции боязни)), Сабина Шпильрейн ("Бессознательные мечтания в "Поединке" Куприна"), Н. Вырубов ("Святой Сатир Флорентийская легенда. Опыт приложения психоанализа") и др.
В современной России следует отметить таких ученых как В. А. Медведев ("Не везет нам в смерти... Анализ российской деструктивности при свете белого солнца пустыни", "Новая профессия Ивана Грозного, или Психоаналитические заметки о русской истории, Булгакове, Гайдае, управдоме Бунше и инженере Шурике", "Отречение от Решета: архетип сиротства в русской сказке и российской судьбе", "Российская архетипика в зеркале народной сказки", и др.), Н. А. Благовещенский ("Масяня...", "Москва-Петушки" Венед. Ерофеева" и др.), а также, ряд других исследователей, подошедших к интерпретации творчества с позиции психоанализа (В. Осипов, Руднев, В. Смирнов, и др.)
Однако, к сожалению, до сих пор еще прикладной психоанализ (в разделе анализа творчества) в нашей стране вынужден пробиваться сквозь явный или неявный протест и непонимание литературоведов классической филологической школы. А потому и те работы, которые на данный момент существуют о Ф. Кафке - носят, большей частью, не психоаналитический характер.
Среди материалов, в которых просматривается психоаналитическая концепция, можно отметить таких авторов, как Э. Фромм, М. Брод, В. Беньямин, К. Давид...
Например, Макс Брод, ("Франц Кафка. Узник абсолюта"), обращая внимание на всю сложность отношений между Францем Кафкой и его отцом, не раз упоминает и о психоанализе, и,-- в частности,-- об Эдиповом комплексе (пусть и в несколько завуалированной форме)... Вальтер Беньямин (эссе: "Макс Брод": Франц Кафка, Биография, Прага, 1937", "Франц Кафка. К десятой годовщине со дня смерти", "Ходульная мораль..."), - вступает в полемику с теми, кто решил обвинить М. Брода в том, что он опубликовал рукописи Кафки (согласно завещанию Кафки, все его рукописи - кроме опубликованных - следовало сжечь). "... обвинение, которое мы... намерены решительно отмести,-- пишет Беньямин. -- Ибо что же было делать, если перед тобой вдруг очутилось это потрясающее искусство Кафки, оно стояло, раскрывало свои огромные глаза, в которые надо было смотреть, и в миг своего появления самим существованием своим в корне все изменило, как меняет рождение ребенка самую преступную и незаконную внебрачную связь...".
Достаточно характерны, например, и такие слова Беньямина, когда он, приводя свои мысли по поводу творчества Кафки, пишет, упоминая рассказ Кафки "Приговор": "... Отец, сбрасывающий с себя тяжкое одеяло, вместе с ним как бы сбрасывает и гнет мироздания. Ему надо привести в движение столетия, чтобы оживить - со всеми вытекающими отсюда последствиями - древние отношения отца и сына. Только какие из этого вытекают последствия! Он приговаривает сына к убиению водой. Отец выступает здесь в роли карающей десницы. Вина облекает его так же, как и судейских чиновников. Очень многое указывает на то, что мир чиновников и мир отцов для Кафки - одно и то же...".
"... Помощники принадлежат к специфическому разряду персонажей, которые проходят через все произведения Кафки,-- пишет Беньямин. -- Из их братии и проходимец, разоблаченный в "Созерцании", и студент, объявляющийся в ночи на балконе соседом Карла Россмана, и те дураки из города где-то на юге, что никогда не устают. Сумрак двойственности, разлитый над их существованием, напоминает о переменном освещении, в котором предстают персонажи малой прозы Роберта Вальзера, автора романа "Помощник", книги, которую Кафка очень любил. В индийских легендах встречаются гандхвары, полуготовые создания, существа в стадии туманности. Сродни им и помощники у Кафки; от всех на особицу, они вместе с тем никому не чужды: они - вестники, на побегушках между остальными... [--]... мир Кафки - это вселенский театр. Человек в этом мире - на сцене изначально...".
Э. Фромм, анализируя "Процесс" Кафки - упоминает, что "Процесс" Франца Кафки - выдающийся пример произведения, написанного на языке символов". Сравнивая данный роман - со сновидением, Фромм (в различных мотивах поведения героев) - с легкостью отыскивает несколько смыслов, в зависимости от интерпретации которых, можно сделать и различные выводы.
Например, в работе: "Процесс Франца Кафки", Фромм, анализируя процесс задержания главного героя Йозефа К. - пишет: "Роман начинается несколько шокирующей фразой: "Кто-то, по видимому, оклеветал Йозефа К., потому что, не сделав ничего дурного, он попал под арест". Этот "сон", как, наверное, можно было бы сказать,-- продолжает Фромм,-- начинается с того, что К. осознает себя под арестом, т. е. понимает, что его "задержали". Что значит "задержали? Это любопытное слово, с двойным смыслом. "Его задержали" может означать, что полицейские взяли его под стражу, но это может означать и то, что остановили его рост и развитие. Обвиняемый "задержан" полицией, а организм "задержан" в своем нормальном развитии. В явном содержании романа слово "задержан" используется в первом значении. Между тем на языке символов отражено его второе значение. К. осознает, что его задержали и его развитие остановилось".
Далее Фромм исследует момент, когда Йозеф К. обнаруживает, что кухарка ему не принесла завтрак. "Эта деталь вроде не имеет значения,-- пишет Фромм,--... но здесь, как и во многих сновидениях, в такой, казалось бы, незначительной детали содержится важная информация о характере К. Это был человек с "установкой на получение". Все его устремления были направлены на то, чтобы получать от других. И никогда - на то, чтобы давать или производить. Он был зависим от других, от тех, кто должен был кормить его, заботиться о нем и защищать его. Он оставался ребенком, зависимым от матери, связывающим все с ее помощью, использующим ее и манипулирующим ею... больше всего он боялся, что люди могут рассердиться и ничего ему не дать. Он считал, что источник всех благ - вне его самого, а жить для него значило удачно уходить от опасности потерять милость этого источника Результатом было отсутствие ощущения своей силы и панический страх перед угрозой быть покинутым тем человеком или теми людьми, от которых он зависит".
Прослеживая символическое мироощущение героев произведений Франца Кафки, Фромм обращает главное внимание на то, что: "... оба типа сознания представлены в символах: гуманистическое сознание представлено в образе инспектора и позднее - священника; авторитарное сознание - это суд, судьи, помощники судей, жулики-адвокаты....".
Такие авторы, как А. Камю ("Надежда и абсурд в творчестве Франца Кафки"), А. Синеок ("Кафка в нашей жизни, цензурная судьба Кафки в России"), П. Воронков ("В отчаянии"), Д. Травин (Франц Кафка. Исследование одной смерти"), А. Зверев ("Головой о стену"), В. Белоножко ("Невеселые заметки о романе "Процесс"; "Три саги о незавершенных романах Франца Кафки"), В. Беньямин ("Макс Брод: Франц Кафка..."; "Франц Кафка. К десятой годовщине со дня смерти"; "Ходульная мораль"), В. Эмрих ("Царство Сатаны"), В. Кругликов ("Записки бреда и кошмара: Н. Гоголь и Ф. Кафка"), Ж. Старобински ("Греза как архитектор"), А. Глазова ("Кафка, женщины и дети"), М. Брод ("Отчаяние и спасение в творчестве Франца Кафки"; "Послесловия и примечания к роману "Замок"), М. Бланшо ("Деревянный мост (повторение, безличность"; "Чтение Кафки"), М. Мараш ("Метафора в произведениях Кафки"), С. Озик ("Невозможность быть Кафкой", М. Рыклин ("Франц Кафка: изнанка метафоры"), Ю. Манн ("Встреча в лабиринте (Франц Кафка и Николай Гоголь)"), В. Зусман ("Художественный мир Франца Кафки"), М. Рудницкий ("Приворожить словом..."), К. Давид ("Франц Кафка"), И. Саротт ("От Достоевского к Кафке"), и многие другие,-- тем или иным образом подошли к пониманию личности и (или) творчества Ф. Кафки.
Например, А. Камю, в работе ("Надежда и абсурд в творчестве Франца Кафки") высказывает мысль, что мастерство Кафки состоит в том, что настоящий смысл - открывается только при перечитывании его произведений.
Также Камю говорит и о важности в произведениях Кафки символов. "... символ,-- пишет он,-- предполагает два плана, два мира идей и ощущений, а также словарь соответствий между ними... осознать наличие этих двух миров значит уже начать разгадывать их тайные связи. У Ф. Кафки эти два мира - мир повседневной жизни и фантастический... Оба отражают друг друга в нелепом разладе возвышенных порывов души преходящих радостей тела. Абсурд в том, что душа, помещенная в тело, бесконечно совершеннее последнего. Желающий изобразить эту абсурдность должен дать ей жизнь в игре конкретных параллелей. Именно так Ф. Кафка выражает трагедию через повседневность, а логику через абсурд".
М. Рыклин,-- ("Франц Кафка: изнанка метафоры"), пишет, что литературное прочтение Кафки предполагает и религиозное прочтение и наоборот. "Мы лишены возможности определить, какой их этих ликов является фоновым для другого, поскольку они связаны телеологически. Только если это литература, в ней вычитывается ностальгия автора по устойчивости древнего закона, невозможность обрести ее вновь, желание собственными силами прийти к новому закону и т. д. Планом выражения для телеологического плана содержания является литература: то, что литературоведом фиксируется как "перенапряжение метафоры" у Кафки, им же - но уже как теологом - проясняется как бессилие трансцендентного, его имманентность секуляризованному миру, его изначальная воплощенность в фигурах этого мира, как невозможность расщепить фигуру и воплощение и т. д. Порядок, если принять этот ход рассмотрения, возможен при сохранении пространства внешнего взгляда. За его пределами простирается область хаоса...".
"Чтение Кафки"), считает, что истинное прочтение произведений Кафки невозможно без того, чтобы читатель не превратился в лжеца, а рассказы Кафки представляют фрагменты целого. "Мир Кафки является миром надежды и одновременно обреченным миром,-- пишет Бланшо,-- Это всегда открытый и бесконечный мир является миром несправедливости и вины...".
Ж. Старобински ("Греза как архитектор") отвечая на вопрос, почему произведения Кафки производят на нас странное впечатление? -- полагает, что встречающиеся предметы "так знакомы нам, что хотя мы их замечаем, они служат гарантами нашей безопасности". Но гарантами фальшивыми, пишет он. Упоминая, что аномалии в мире Кафки - "... аномалии не структурного, а ситуационного порядка. Вода, воздух, огонь продолжают обладать привычными свойствами. Если включения и имеют место, то они имеют место в мире, где все остальные предметы сохраняют свои обычные свойства - метаморфоза на них не распространяется. Дома, лестницы, мебель, сделаны из обычных материалов. Необычность скрывается в отношении героев к этим предметам: сами по себе кровать или потолок ничем не замечательны, но посторонний должен преступить через эту кровать, чтобы войти в комнату, потолок так низок, что нельзя разогнуться. Это и порождает абсурдность ситуации...".
М. Мараш ("Метафора в произведениях Кафки"), приводит слова Ф. Кафки из рассказа "О притчах", где Кафка упоминает, что мудрость - состоит в способности выражать себя посредством метафор, хотя и философский смысл этих метафор - в конечном итоге, непостижим. По мнению Мараш,-- применение метафоры к сфере духовной жизни - носит негативный характер. Но именно метафора,-- дает прочувствовать то положительное и глубокое, что недоступно разуму.
"Понимание природы метафоры,-- пишет Мараш,-- нужно не только для того, чтобы рассеять двусмысленности, которые неизбежно связаны со всяким неполным анализом - без этого нельзя дать правильную интерпретацию произведения".
С. Озик отмечает, что Кафка - это "... прощальный призрак двадцатого столетия... Плоды его воображения превосходят факты истории и мемуары, случаи и официальные документы, кинохронику и репортажи... В совокупности труды Кафки - архив нашей эпохи: ее аномии, деперсонализации ее горькой невинности, новаторской жестокости, авторитарной демагогии, технологически развитого убийства...".
психоаналитический подход в интерпретации творчества и личности Франца Кафки.
Поэтому, , будет применение психоанализа в исследовании личности и творчества Франца Кафки; нахождение основных концепций теории Зигмунда Фрейда (Эдипов комплекс, чувство вины, садомазохизм, гомосексуальность и т. п.) в его личности; обоснование подтверждение влияния различных положений психоаналитической теории, на личность Ф. Кафки; прослеживание и роль сублиминальных механизмов формирования его бессознательного - в связи с тем или иным характером поведения героев его произведений.
Другими словами, на страницах нашего исследования, мы не только попытаемся проанализировать личность Ф. Кафки, но и - его творчество.