2. Ф. Кафка. Бессознательное провоцирование чувства вины -- как итог отношений с Фелицией Б.
2. 1. Фелиция -- как новый "объект" в попытке Кафки выйти из Эдипова комплекса
(из-под влияния отца).
Согласно Фрейду,45 Эдипов комплекс разрешался переключением с "либидозных "влечений к матери" на "посторонний", т. е. новый "сексуальный объект". И уже это, в последующем, должно было служить возможности "примирения с отцом".
Именно потому, на наш взгляд, свои отношения с Фелицией Бауэр, Кафка (подсознательно) подчинял мотиву возможности высвобождения из-под влияния (власти) отца.
Если говорить о самих отношениях, то они складывались самым, что ни на есть, незамысловатым образом.
Впервые увидев Фелицию Б. на вечере у своего друга Макса Брода, Кафка был о ней не то что "не лучшего" мнения, а быть может и вовсе никакого. Она ему попросту не понравилась.
В дневнике от 20 августа 1912 года, он делает весьма характерную запись: " ... Фройляйн Фелица Бауэр. Когда я... пришел к Броду она... показалась мне похожей на служанку. Меня не заинтересовало кто она, я просто примирился с ее присутствием. Костлявое пустое лицо, открыто показывающее свою пустоту... Почти сломанный нос... непривлекательные волосы, крепкий подбородок..."46.
Но уже вскоре с ним происходят удивительные метаморфозы. Он не только пишет ей письмо (Кафка написал свое первое письмо Фелиции ровно через месяц после встречи - 20 сентября 1912 года47), но и делает все возможное, чтобы у девушки вспыхнуло к нему "самое настоящее чувство".
И это у него получилось. Именно с этого письма начинается переписка. Переписка длиною в пять лет. Из которых -- весьма характерная деталь - самих встреч было ничтожно малое количество. (За первые три года "общения", реально Кафка с Фелицией виделся всего несколько раз. А некое "суммарное" время проведенное вместе,-- за все пять лет, вряд ли превышало месяц.)
И тогда уже вполне можно согласиться с Рудницким48, предположившим, что Фелиция для Кафки являлась чем-то вроде литературной музы. Музы, которая должна была быть. Но, с которой,-- совсем необязательно было встречаться. Тем более, пусть и небольшое, но удаление городов (Берлин, где жила Фелиция, и Вена - где проживал Кафка) тоже было как нельзя кстати. И тогда уже и внешность возлюбленной как бы "не при чем". И отсутствие каких-то реальных чувств совсем неважно. Все подменялось легкостью выдуманного образа. Образа торжества фантазии. Фантазии бессознательного.
М. Л. Рудницкий, в примечании к выполненному им переводу писем Кафки к Фелиции, замечает: "Думаю, -- пишет он, -- меньше всего он (Кафка) при этом помышлял о женитьбе... Она (Фелиция) была вдалеке, ей можно было постоянно писать, то есть без помех демонстрировать свои сильные стороны, ожидая от нее вдохновения и поклонения, зато не нужно было встречаться, беззащитно выставляя напоказ свои слабости: робость, застенчивость, нелюдимость. Эта затеянная Кафкой переписка предполагала... сугубо духовные отношения, несовместимые с... плотской страстью. По сути, Фелиция превращалась в... вымышленную фигуру, и как раз это захватывало Кафку больше всего...".49
Однако, как бы то ни было, у Кафки с Фелицией не только продолжается переписка, но и через какое-то время они решают пожениться.
(Забегая вперед скажем, что брак так и не состоялся. А предваряющие его две помолвки -- в течении всех лет общения -- были последовательно, одна за другой, расторгнуты. Причем, по всей видимости, Кафка сделал все, чтобы в итоге именно так и произошло.)
Кстати, весьма характерная деталь. Впоследствии Фелиция вышла замуж, родила двоих детей, переехала, сначала в 1931 г. в Швейцарию, а после - в 1936 в Соединенные Штаты. Но всю жизнь она хранила письма Кафки. И, по всей видимости, только нужда (требовались деньги на лечение) вынудила поддаться уговорам и решиться на продажу писем. Но ее условие при этом -- опубликовать их только через 50 лет после написания последнего. Т. е., не раннее 1967 года. (Сама она умерла в 1960 году, к счастью не дожив до открытой публикации в печати некогда личных писем.)50
Однако, если вернуться к нашему изначальному предположению о том, что подсознательно Кафка искал в Фелиции способ высвобождения от Эдипова комплекса (хотя уже получается, что трактовать его отношения с Фелицией следует значительно шире: это и попытка выйти из под влияния отца,-- и обретение духовной "музы",-- и необходимость - подобное мы рассмотрим чуть позже -- удовлетворения своего либидо, которое приняло форму реализации обнаружившихся у Кафки признаков душевного садомазохизма, одним из которых являлась задача сначала "оттолкнуть" от себя Фелицию, причинив тем самым себе боль, а затем любыми путями стремясь заполучить ее обратно) нам можно предположить, что нежелание Кафки в своих отношениях с Фелицией переходить грань "духовного" общения, по всей видимости, связано еще и с невозможностью Кафки высвободить свое либидо от прикрепления к матери.
В итоге, именно образ матери оказал свое, если можно так сказать, "негативное" воздействие на характер всех последующих "любовных" отношений Кафки.
отношение (благородное и возвышенное) и на его возлюбленную -- Фелицию Б.
Как отмечает Волошинов: "Это часто делает невозможным половое общение с духовно любимой и уважаемой женщиной -- и приводит к роковому разделению единого сексуального влечения на два потока: на чувственную страсть и духовную привязанность, не соединимых на одном объекте".51
2. 2. Кафка. Чувство вины -- как следствие бессознательных садо- мазохистких импульсов, в стремлении к удовлетворению либидозных желаний.
В отношениях Ф. Кафки с Фелицией Б., на наш взгляд, ясно прослеживаются несколько подсознательных мотиваций к необходимости (даже можно сказать важности) подобного общения для самого Ф. Кафки. И это,-- помимо стремления поиска в Фелиции некоего замещения власти отца,-- почти такое же желание "отдаться" этой "власти". Власти, теперь выражавшейся в образе Фелиции. (Анализ переписки Кафки с Фелицией свидетельствует в первую очередь как раз об этом. Как мы уже заметили, явно прослеживается именно надуманность образа Фелиции. Преклонение перед той, которая в воображении, а не той, которая значительно проигрывает ей, -- вспомним дневниковую запись от 20 августа 1912 года г.52, -- в реальности). И к тому же, в проявившихся к "возлюбленной" чувствах, теперь наглядно прослеживается еще и (подсознательное) желание реализовать "в общении" свои садо-мазохисткие импульсы. Реализация которых, - вследствие попытки удовлетворения либидозных желаний, - почти неминуемо (и уже как следствие) вызывает у Кафки чувство вины.
(Напомним, что главный источник чувства вины, Фрейд видел в Эдиповом комплексе. Т. е. в желании "убить" отца, и "овладеть" матерью. Само же подобное "чувство" возникает из страха кастрации, когда ребенок, испытавший амбивалентные чувства к отцу, в результате их слияния в идентификацию с отцом внезапно понимает, что "попытка устранить отца как соперника встретила бы со стороны отца наказание через кастрацию"53. Именно потому, это желание вытесняется в бессознательное; и, оставаясь там, служит первопричиной образования чувства вины)
И, как следствие, стремление, во что бы то ни стало "заглушить" подобное чувство,-- своим литературно-художественным творчеством.
Именно после встречи с Фелицией Б. (и -- главное -- осознания ее в роли возлюбленной) у Кафки отмечалось -- нет, даже не повышение (хотя было и это) работоспособности, потому как работоспособность и талант вполне сосуществуют только когда первое служит дополнением (не иначе как) второго,-- у Кафки происходит невероятное желание "творчества"!
Бывший до того (четыре месяца) в глубоком творческом кризисе,-- ("Впервые за последнее время - полнейшая неудача при писании...". Запись в дневнике от 6 мая 1912 г.54
"Ничего не писал". 1 июня 1912 г.55
"Зол. Ничего не писал...". 7 июня 1912 г.56
"Так долго ничего не писал...". 9 июня 1912 г.57
"Долгие муки...". 7 августа 1912 г. 58
"Ничего не писал…". 10 августа 1912 г59
"Ничего, совсем ничего". 11 августа 1912 г. 60
"Бесполезный день...". 15 августа 1912 г.61
"Ничего, ни в канцелярии, ни дома". 16 августа 1912 г.62 ),
-- Кафка после начала общения с Фелицией, не только выходит из творческого застоя, но и "набрасывается" на работу с силой изголодавшегося волка.
В одну ночь написан "Приговор": "Рассказ "Приговор" я написал одним духом в ночь с 22 на 23, -- записывает Кафка в дневник 23 сентября 1912 г.63, -- с десяти часов вечера до шести часов утра. Ели сумел вылезти из-за стола - так онемели от сидения ноги...". Еще через два месяца -- пожалуй, самый известный его рассказ, в котором не только в полной мере проявилась его гениальность, но и Ф. Кафка заявляет о себе творчеством, абсолютно не похожим на других писателей -- "Превращение".
Кафка "подсознательно" понимал, что просто - напросто "использует" Фелицию для претворения своих идей. Иначе, чем еще можно объяснить, что у него появляется "желание" затеять любовную переписку с девушкой, которая если и произвела на него "впечатление", то исключительно отталкивающее?64). Но тогда уже, как раз именно эта "вина" служит ему невероятным стимулом к творчеству, в котором Кафка словно стремиться заглушить его.
(Нечто схожее Фрейд нашел у Достоевского -- работа "Достоевский и отцеубийство" 65-- когда высказал предположение, что "... Когда его чувство вины было удовлетворено наказанием, к которому он сам себя приговаривал, тогда исчезала затрудненность в работе, тогда он позволял себе сделать несколько шагов на пути к успеху...").
Однако, вернемся к Кафке. В работе "Три очерка по развитию сексуальности", Фрейд так определял мазохизм: 66"... термин "мазохизм" обнимает все пассивные установки к сексуальной жизни и к сексуальному объекту, крайним выражением которых является неразрывность удовлетворения с испытанием физической и душевной боли со стороны сексуального объекта", явно прослеживая его возникновение в: "... продолжении садизма, обращенного на собственную личность, временно заменяющую при этом место сексуального объекта. Клинический анализ... случаев мазохистской перверсии приводит к совокупному влиянию большого числа факторов, преувеличивающих и фиксирующих первоначальную пассивную сексуальную установку (комплекс кастрации, сознание вины)"67, и находя неминуемую связь мазохизма с садизмом при этом место сексуального объекта. Клинический анализ... случаев мазохистской перверсии приводит к совокупному влиянию большого числа факторов: "Самая разительная особенность этой перверсии заключается... в том, что пассивная и активная формы ее всегда совместно встречаются у одного и того же лица. Кто получает удовольствие, причиняя боль другим... тот также способен испытывать наслаждение от боли... Садист всегда... мазохист...".68
Вероятно, нам также следует предположить, что симптом подобной перверсии не только напрямую связан с развивающимся у Кафки неврозом, но и, по всей видимости, был неминуемым следствием его. "Должен предупредить, -- писал Фрейд в работе "Три очерка по развитию сексуальности", --... что эти психоневрозы... являются действием сил сексуального влечения... эти влечения являются единственно постоянным и самым важным источником невроза, так что сексуальная жизнь означенных лиц проявляется исключительно или преимущественно, или только частично... в этих симптомах...
... В истерическом характере наблюдается некоторая доля сексуального вытеснения... повышение сопротивлений по отношению к сексуальному влечению, известным нам как стыд, отвращение, мораль, и как бы инстинктивное бегство от интеллектуальных занятий сексуальной проблемой..."69.
Достаточно характерный сон Франца Кафки (заметим - один из многих) найден нами в его дневнике (запись от 9 октября 1911 г.70) и, на наш взгляд, он более чем что-либо выражает отношение Кафки к сексуальной теме: "... Я шел... по длинному ряду одно- и двухэтажных домов, как идут в транзитных поездах из вагона в вагон. Я шел очень быстро... Дверей между домами я не заметил... Возможно, это были сплошь комнаты с кроватями, мимо которых я проходил... мне было стыдно проходить через комнаты в то время, когда еще много людей лежали на кроватях... Ряд жилищ... прерывался борделями, через которые я проходил особенно быстро, хотя вроде ради них-то и выбран этот путь... Но последняя... комната была опять-таки борделем, и здесь я остался... девицы лежали по краям пола. Четко видел я двоих на земле, у одной голова свешивалась через край...
... Я имел дело главным образом с той девицей... Я ощупал ноги и стал размеренно сжимать бедра. При этом я испытывал такое удовольствие, что удивлялся, почему за такое развлечение, как раз самое прекрасное, платить еще не надо. Я был уверен, что я... обманываю мир. Потом девица, не перемещая ног, выпрямила верхнюю часть тела и повернулась ко мне спиной, которая, к моему ужасу, была покрыта большими сургучно- красными кругами с блекнущими краями и рассеянными между ними красными брызгами. Теперь я заметил, что все ее тело полно ими, что мой большой палец на ее бедре лежит на таких пятнах и на мои пальцы налипли эти красные частички будто раздробленного сургуча".
А вот еще, не менее характерная деталь. 14 августа 1913 г. Кафка вносит в дневник следующую запись: "... Коитус как кара за счастье быть вместе. Жить по возможности аскетически, аскетичней чем холостяк, -- это единственная возможность для меня переносить брак...".71
"Повод к заболеванию, -- отмечает Фрейд, -- наступает... когда вследствие собственного созревания или внешних жизненных условий реальное сексуальное требование серьезно предъявляет к нему свои права. Из конфликта между требованием влечения и противодействием отрицания сексуальности находиться выход в болезнь, не разрешающий конфликта, а старающийся уклониться от его разрешения путем превращения либидозного стремления в симптом... именно сексуальный компонент конфликта создает возможность заболевания...".72
В работе "Достоевский и отцеубийство" Фрейд вносит дополнительные коррективы, предполагая, что чем жестче и суровее был отец, тем сильнее "Сверх - Я" будет перенимать у него эти качества, и в итоге: "... "Сверх - Я" стало садистским, "Я" становиться мазохистским... В нашем "Я" возникает большая потребность в наказании, и "Я" отчасти отдает себя... в распоряжение судьбы, отчасти... находит удовлетворение в жестоком обращении с ним "Сверх - Я" (сознание вины), -- замечая что, -- каждая кара является... в основе своей кастрацией и как таковая - осуществлением... пассивного отношения к отцу...".73
Анализ дневников Кафки, и, в частности, нижеприведенные записи, позволяют предположить о наличии у Кафки садо-мазохистских импульсов.
21 сентября 1917 г. "Ф... ехала, чтобы повидать меня... мне следовало бы помешать этому. Насколько я представляю себе, на ее долю выпало, в значительной степени по моей вине, самое большое несчастье. Я сам не могу себя понять, я совершенно бесчувственен... в целом же она невинно приговорена к тяжким пыткам; я совершил несправедливость, из-за которой она подвергается пыткам, и я же подаю орудия пыток...". 74
5 июля 1916 г. "... Бедная Фелица".75
24 января 1915 г. "С Ф... мне кажется, невозможно, чтобы мы когда-нибудь соединились, но я не отваживаюсь сказать об этом ни ей, ни - в решающий момент - себе. И я снова обнадежил ее... Когда я пытаюсь понять, как она страдает... ко мне возвращаются... головные боли. Мы не должны мучить себя длинными письмами, пусть эта встреча останется случайным эпизодом... Меня окружали лишь скука и безнадежность. Не было еще ни одной минуты, когда нам было бы хорошо... с Ф. Я, кроме как в письмах, никогда не ощущал сладости отношений с любимой женщиной... только безграничное восхищение, покорность, сострадание, отчаяние и презрение к самому себе...".76
И тогда уже замеченная у Кафки предрасположенность к садо-мазохизму, по всей видимости, являлась следствием общения с Фелицией Б. В т. ч., и само это "общение" было, в какой-то мере всецело подчинено стремлением Кафки к удовлетворению этой, своего рода, перверсии.
Попробуем подтвердить наше предположение. Долгих пять лет (1912-1917) длился роман между Францем Кафкой и Фелицией Бауэр. За это время состоялось две помолвки (конец мая - начало июня 1914 г. и июль 1917 г.) и расторжение оных (1914, конец июля, - менее чем через два месяца после заключения первой, и 1917 год - всего через несколько месяцев, после заключения второй). Причем, казалось, Кафка все сделал, чтобы брак не состоялся.
77, он, вроде как, и просит руки своей возлюбленной,-- но при этом (как будто специально -- а на самом деле бессознательно) старается выставить себя в самом неприглядном свете. Словно изначально желая, чтобы Фелиция сама ему отказала.
Может создаться впечатление, что Ф. Кафка играет в некую игру, словно апробируя на "жертве" некоторые свои идеи да желания: "... не думаю, что когда-либо встречал в жизни человека, который в... самом заурядном... человеческом общении... был бы более жалок, нежели я,-- пишет он. -- Памяти у меня никакой, ни на заученное, ни на прочитанное, ни на пережитое, ни на услышанное... о большинстве вещей я... знаю меньше любого первоклашки, а что знаю, то знаю по верхам и уже на второй вопрос не отвечу. Думать я не умею... Я и рассказывать толком не могу, да и говорить почти не умею... Я и в самом деле считаю, что для человеческого общения я потерян.
Впору подумать, что я рожден для одиночества...
А теперь подумай, Фелиция, какие перемены принесет каждому из нас брак,-- (согласитесь, подобный вопрос для человека, как будто бы целью подобного письма ставящего предложение "невесте" выйти за него замуж - как минимум странен),-- ты потеряешь свою прежнюю жизнь,-- продолжат он, как будто стремясь в чем-то ее предостеречь,-- которой в целом была... довольна. Ты потеряешь Берлин, работу, которая так Тебя радует, подружек, множество маленьких удовольствий, виды когда-нибудь выйти замуж за здорового, веселого и доброго спутника жизни, родить пригожих и здоровых детей... И вместо (этого)... Ты заполучишь больного, слабого, необщительного, молчаливого, печального, упрямого, по сути, почти пропащего человека... В любой мелочи Ты от этого только потеряешь, в любой...".
Однако на вышеприведенный текст можно взглянуть с совсем иных позиций. И уже тогда все это служит не иначе как подтверждением наличия у Кафки бессознательной предрасположенности к душевному (вспомним, Фрейд78 предполагал и такую форму) садо-мазохизму. Т. е. Франц Кафка как бы испытывает "жертву", одновременно причиняя боль и себе и ей.
Кстати, чуть позже, 6 июля 1914 г., почти сразу же после (все же!) состоявшейся помолвки (пока только помолвки) Кафка делает в дневнике следующую запись: "Вернулся из Берлина. Был закован в цепи, как преступник. Если бы на меня надели настоящие кандалы, посадили в угол, поставили передо мной жандармов и только в таком виде разрешили смотреть на происходящее, было бы не более ужасно. И вот такой была моя помолвка!"79. Интересно, каково бы это тогда прочитать невесте?!
Но тогда, в 1913 году (21 августа 80), когда, казалось, свадьба уже "несмотря ни на что" должна состояться, Кафка (словно стремясь повторить попытку) пишет еще одно письмо. Но вот только теперь оно адресовано -- отцу Фелиции. Но различие в адресате, почти не предполагает того же самого в сути вопроса. Самым неожиданным (неожиданным для кого?) образом, употребляя весь свой литературный талант, Кафка пытается выставить себя самым, что ни на есть, негативным образом. Опять же -- явно преследуя, помимо бессознательной, уже и ярко выраженную сознательная цель. Какую?! ... "... Я весь - литература,-- словно восклицает он,-- и ничем иным не могу и не хочу быть, моя служба никогда не сможет увлечь меня, но зато она может полностью погубить меня. Я уже недалек от этого. Меня непрерывно одолевают тягчайшие нервные состояния, и нынешний год сплошных забот и мучений о будущем моем и Вашей дочери полностью доказал мою неспособность к сопротивлению. Вы вправе спросить, почему я не отказываюсь от своей службы и не пытаюсь... жить литературным заработком.
На это я могу лишь дать жалкий ответ, что у меня нет сил для этого и, насколько я способен судить о своем положении, я погибну из-за службы, причем погибну очень скоро.
А теперь сравните меня с Вашей дочерью, этой здоровой, жизнерадостной, естественной, сильной девушкой... она, насколько я могу судить, будет со мной несчастна... по характеру... я... человек замкнутый, молчаливый, нелюдимый, мрачный... я живу в своей семье... более чужой, чем чужак. Со своей матерью я за последние годы в среднем не говорю за день и двадцати слов. А к отцу вряд ли когда-нибудь обратился с другими словами, кроме приветствия. Со своими замужними сестрами и зятьями я вообще не разговариваю... Все, что не относится к литературе, наводит на меня скуку и вызывает ненависть... Я лишен всякой склонности к семейной жизни... Брак не мог бы изменить меня...".
Реакция отца последовала незамедлительно.
Казалось, цель Кафки достигнута: свадьба откладывается, помолвка расторгается.
Но что же делает Кафка дальше?
"... я... хочу попытаться заполучить... Ф(елицию), -- записывает он в дневнике 30 ноября 1914 г., -- Я действительно попытаюсь это сделать, если,--добавляет он,-- мне не помешает отвращение к самому себе".81
В итоге, вместо того, чтобы "торжествовать" победу, он, словно "опомнившись", начинает предпринимать шаги, преследующие разрешение новой задачи. И вновь и вновь, пускаясь на различные ухищрения (самым активнейшим образом используя характерные для него обаяние и интеллект) Кафка уже готов не останавливаться ни перед чем в своем стремлении "заполучить" Фелицию обратно. Ему во что бы то ни стало необходимо вернуть их некогда существовавшие отношения в прежнее русло.
"Между нами, Фелиция, -- пишет Франц Кафка в первом, за несколько месяцев, минувших после расторжения помолвки, письме, -- в том, что касается меня, за последнюю четверть года ничто... не изменилось... Я... на первый же Твой зов готов откликнуться, и на Твое... письмо... ответил бы непременно и сразу. Сам, правда, я Тебе писать не думал - в "Асканийском подворье" никчемность писем и вообще всего письменного выявилась слишком отчетливо (намек на его слишком откровенные "признания в любви" некой Грете Блох, подруги Фелиции. Эти письма - с подчеркнутыми красным карандашом самой Гретой Б. некоторыми откровенными словами Кафки -- та чуть ли не самолично зачитала Фелиции, что, в т. ч., сыграло дополнительную роль в расторжении помолвки. С. З.), -- но поскольку голова моя... осталась прежней, в мыслях, мечтах и снах о Тебе она не ведала недостатка. И совместная жизнь, которую мы с Тобой там, у меня в голове, вели, лишь иногда бывала горькой, в основном же мирной и счастливой...
... Я потому не думал Тебе писать, что самое важное в наших отношениях... казалось мне ясным... Не объяснений нам недоставало. А веры... в том письме (речь об уже упоминавшемся нами письме Кафки Грете Блох. С. З.) я тебя... унизил... Но... Я любил Тебя, как люблю и сегодня, я видел, что Тебе плохо, я знал, что ты из-за меня два года безвинно страдала так, как даже виновные страдать не должны... Во мне жили и живут двое, которые друг с другом борются. Один почти такой, как ты того хочешь... Зато другой... самые подлые представления ему не чужды... И вот эти двое борются, только борьба между ними ненастоящая... Первый от второго зависим, он никогда... не смог бы повергнуть своего противника, скорее... он счастлив, когда счастлив второй, а когда тот... начинает проигрывать, первый встает подле него на колени и никого, кроме него, видеть не хочет. Вот оно как, Фелиция. Но они... оба могли бы принадлежать Тебе...".82
И, как уже можно предположить, Кафке вновь удается достигнуть намеченное.
"... Что касается нашего союза, -- пишет Кафка на открытке Фелиции 20 августа 1916 г., -- то дело это абсолютно решенное...".83. И, быть может, все и дальше складывалось бы хорошо да прекрасно, если бы... если бы,-- словно опомнившись, - Кафка вновь не принялся "за старое". И уже он вновь делает все (на что способен его интеллект, талант, одаренность...),-- чтобы и этот - уже реально приближающийся брак - не состоялся!
Что же с ним произошло? Что вообще с ним происходит?
Быть может эти (нижеприведенные) строчки хоть как-то прольют свет на проблему.
Но вот смогут ли они в полной мере дать ответы на все чаще и чаще возникающие вопросы? (И, пожалуй, если бы только у нас?! Фелиция, вероятно, уже совсем запуталась в том, как ей все таки "правильно" понимать своего "возлюбленного"? А что говорить о ее родителях? О таком ли "зяте" они мечтали?). Но уже как бы то ни было -- записи в дневнике, вероятно, достаточно выдают его состояние. А равно и отношение к предстоящему (браку... браку...) событию.
4 июля 1916 г.: "Запертый в четырехугольник штакетника, который позволял сделать только один шаг в длину и один в ширину, я проснулся. Бывают похожие загоны, в которые загоняют овец на ночь, но они не такие тесные. Солнце светило на меня прямыми лучами; чтобы защитить голову, я прижимал ее к груди и сидел на корточках с согнутой спиной. Какой я? Жалкий...".84
Действительно, строчки более чем точно передают внутреннее состояние Кафки. И вот тут-то уже окончательно обнаруживается, что он - в чем и признается себе, и в чем, заметим, признавался себе и раньше: 6 июля 1916 г.
"... Невозможность жить с Ф. Невыносимость совместной жизни с кем бы то ни было. Отсутствие сожаления об этом. Сожаление о невозможности быть одному. Но дальше: бессмысленность сожаления...",85 -- совсем даже не хочет (не может) жить вообще с кем бы то ни было. Ему намного ближе одиночество.
"Тяготы совместной жизни, -- записал Кафка в дневник 5 июля 1916 года, -- она держится отчужденностью, состраданием, похотью, трусостью, тщеславием, и только на самом дне, может, есть узенький ручеек, который заслуживает название любви, но который бесполезно искать - он лишь кратко сверкнул, сверкнул на мгновение. Бедная Фелиция".86
И тогда уже отношения разрываются, казалось, навсегда.
87 "... Фелица покинула... 21 сентября. 8 октября Кафка отмечает: "Жалобные письма от Ф...", 16-го он отправляет последнее письмо Фелиции... 19 декабря Фелица объявляет о визите, Кафка ей телеграфирует 21-го. 25, 26 и 27 "Дневник" отмечает: "Отъезд Фелицы. Я плакал. Все сложно, лживо и, однако, справедливо". 30 декабря: "В основном не разочарован...".
Но вот достаточно характерная деталь: окончательно Кафка смиряется с тем, что в его жизни больше не будет Фелиции только после того, как - ("благодаря" Броду) -- узнает о том, что бывшая его возлюбленная вышла замуж.
"Примерно через пятнадцать месяцев..., -- пишет Макс Брод, -- Ф. Вышла замуж. Я осторожно сообщил эту новость Францу. Он был растроган, полон добрых пожеланий к молодоженам и преисполнен радости...".88
Кстати, еще одна занимательная деталь. Упоминавшаяся нами сцена "ревности" Фелиции к Кафке из-за своей подруги Греты Блох (Фелиция, кстати, чуть позже не только сожжет все письма, обращенные к ней, но и прекратит с "отступницей" всяческие сношения) покажется довольно любопытной в контексте предполагаемых нами у Кафки проблем сексуального характера. Проблем, явно проецирующихся на его желание (вернее -- уже нежелание) вообще какого бы то ни было сексуального контакта с женщинами. (Уже "в декабре 1911 г., -- отмечает Клод Давид,89 "Прежде, -- пишет он, -- мне не удавалось свободно объясняться с людьми, с которыми только что познакомился, потому что я был бессознательно стеснен присутствием сексуальных влечений, теперь же меня смущает отсутствие влечения").
Кстати, и с самой Фелицией он был "близок" от силы несколько раз; да и то, -- остался от этого преисполнен самого, что ни на есть, негативного впечатления. (Вспомним хотя бы запись в дневнике от 14 августа 1913 г. "... Коитус - как кара за счастье быть вместе...".90
И тогда уже на основании вышеизложенного, по всей видимости, вполне можно сделать следующее предположение: отношения Франца Кафки с Фелицией Бауэр служили удовлетворением его садо-мазохистских (пусть и подсознательных) желаний. (Это, конечно же, помимо бессознательного стремления использовать Фелицию в качестве замещения любовного объекта 91). Но уже, так или иначе, именно с этими садо-мазохистскими желаниями было связано то, что Кафка и не мог жениться на Фелиции Бауэр, и не мог себя заставить сказать ей "нет". Так сказать - постоянно держал ее в "подвешенном состоянии". (Кстати, словно в подтверждении того, что испытывала Фелиция, напомним слова Клода Давида: "Говорят, -- пишет автор биографии Франца Кафки, -- что ее потомки проклинают имя Кафки..."92). Вот так вот.
же -- Сверх-Я? (Берущего начало, как мы помним, из Эдипова комплекса). И уже, вероятно, как следствие этого чувства вины, у Кафки стали развиваться и тревожность, и одиночество, и беспокойство...
Иной раз, быть может, случались приступы внезапной злости и раздражительности. И что уже, поистине, вытягивало за собой неприятные последствия: начинавшаяся (и уже не прекращавшаяся) самокритика.
Что имело самые нежелательные последствия. Ибо, по всей видимости, именно за этой самой самокритикой кроется то обстоятельство, что ни только ни один из (своих) трех романов - "Америка" ("Пропавший без вести"), "Процесс" и "Замок", - Кафка не завершил; но и уже написанные произведения, подвергал постоянному (сродни маниакальному) редактированию. Причем, здесь уже оказывались бессильными и увещевания Брода, преисполненного после прочтения некоторых завершенных или полузавершенных глав произведений Кафки самых, что ни на есть, восторженных отзывов да хвалебных восторгов. "На протяжении семи лет моего знакомства с Кафкой я не знал, что он пишет, -- свидетельствует Макс Брод, --... Затем однажды... он прочитал мне начало своего рассказа... Я был подавлен и одновременно восхищен. У меня тут же сложилось впечатление, что это - не просто талант, но самый настоящий гений. Я загорелся страстным желанием представить труды Кафки перед публикой."93...
Но Кафка, казалось, совсем не замечает высказанного Бродом желания поскорее опубликовать написанное им. Причем, сомнение,-- если и было у Кафки таковое,-- практически разрешало письмо, написанное ему издателем Куртом Вольфом: "Дорогой и досточтимый г-н Кафка! - писал тот. -- Нам доставило бы особенно большое удовольствие, если бы Вы проявили к нам доверие и предоставили нам Ваши рукописи для публикации. Любую рукопись, которую Вы нам пришлете, мы с удовольствием напечатаем...".94
Однако, все это, как мы уже знаем, было напрасно. И уже ничто не могло подтолкнуть Кафку закончить начатую работу.
"Наблюдения" - 1913, "Сельский врач" - 1919, и "Голодарь" - 1923). Тогда как все остальное,-- вышло уже не только после смерти, но и благодаря редакторской обработке оставшихся после Кафки незавершенных произведений его другом и душеприказчиком - Максом Бродом. (Которому, как известно, Кафка завещал судьбу своих произведений. Правда, "по завещанию", тот должен был все - за исключением уже изданных работ - сжечь. Но мы помним, что Брод распорядился иначе. И уже через год после смерти Кафки, вышел доредактированный Бродом роман "Замок" (последний, кстати, из написанных им романов).
Кроме того, вероятно чувство вины, было вызвано также латентной гомосексуальностью (о чем мы подробнее поговорим в следующей главе).
Таким образом, можно предположить, что во всех взаимоотношениях Кафки со своими немногочисленными возлюбленными (самой крупной фигурой из которых, безусловно, являлась Фелиция Бауэр; и с ней же характерны самые долгие - в течении пяти лет - отношения) можно выделить один немаловажный (если не главный, если не основной) момент: бессознательное провоцирование чувства вины. Вины, ощущение которой достигалось сознательным (или опять же, -- бессознательным) самобичеванием и самоистязанием. И тогда уже именно это чувство вины (от которого, попробуем предположить, Кафка совсем даже и не хотел -- хотя бы на уровне подсознания - избавляться), -- способствовало тому, что он должен был писать. Писать, сочиняя художественные произведения, в содержание которых (тоже тема отдельной главы) сублимировал свою фантазию бессознательного. Вспомним, по его собственным словам: писать. -- значит жить, существовать. ("... писать буду, несмотря ни на что..., -- это моя борьба за самосохранение" 95. "Только на этом пути для меня возможно выздоровление" 96).
И тогда уже, с позиции глубинной психологии, вполне можно предположить, что Кафка намеренно вызывал у себя чувство вины, чтобы потом - словно заглушая это - творить, писать, создавать литературные произведения. В которых и искал средство избавления от кошмаров. Не это ли сознательный (или вернее, бессознательный) мазохизм: сначала самого себя довести до начинающихся развиваться в геометрической прогрессии от себе подобных -- страхов (и кошмаров),-- а потом стремиться с той же самой маниакальной настойчивостью (с какой и способствовал возникновению всего подобного) -- стремиться от этого же избавиться?!... Но, вероятно, иначе он уже и не мог.
Во-первых, -- результатом Эдипова комплекса. (Желание "убить" отца - причем, слово "убить", -- вполне можно интерпретировать и как желание убить это чувство в самом себе. Амбивалентного этому желанию - любви к отцу. Любви, и, по всей видимости, ощущения вины за свое отношение к матери: ведь "отторжение" от нее было более чем показным и искусственным. И даже, в какой-то мере,-- вынужденным: как раз отсюда и несколько показная злость и раздражительность по отношению к ней. Ведь на самом деле, в глубине души, в подсознании, ничего кроме любви к матери у Кафки и не могло быть).
Во-вторых,-- результатом отношений со своей возлюбленной - Фелицией Б.. Когда почти заранее известная для него - невозможность соединиться с этой девушкой в браке,-- вынуждало его постоянно откладывать "соединение" с ней, тем самым, вызывая в его душе повод для очередных тревог (совесть-то, Сверх-Я, была обострена до предела) и беспокойств. (И это при том, что он видел отношение к нему девушки, способной в ожидании брака подвергаться порой самым жестоким испытаниям. И, кстати, уже не отсюда ли исходит наше предположении о "наигранности" для Кафки образа Фелиции?
Тем более ему было и не так то трудно все время искусственно поддерживать свое проявление чувств к этой одинокой и немного простоватой девушке. Девушке, оказавшейся абсолютно беззащитной - и бессильной -- перед могучим интеллектом Кафки).
А кроме того, чувство вины, -- и это наше еще одно предположение его образования (у Кафки),-- вероятно, возникало и в результате (находящейся, по всей видимости, исключительно в бессознательном) проявления его латентной гомосексуальности. (Чуть забегая вперед предположим, что, быть может, как раз этого-то Кафка и невероятнейшим образом опасался. И, быть может, на самом деле никогда ничего и не было,-- но уж слишком "странным" был характер его "дружбы" с Максом Бродом?! А чуть раннее и, с Оскаром Баумом?! И это притом, что сам Макс Брод, 97 "истинный" характер их встреч).
Но уже именно и это чувство вины, вполне могло быть вызвано осознанием Кафки своей "непохожести" на других; его внешней "холодности". Своей "закрытости". Быть может и показного "бессердечия". Причем, как к близким (родители, сестры и их мужья, другие родственники - как-то, будучи в Берлине он даже не навестил двоюродную сестру с ее мужем), так и к людям, которые в течении жизни его окружали (чего только стоит высказывание Кафки о своей работе? Тогда как мы помним, насколько его там ценили, как бережно к нему относился его начальник, с которым он - вот сам говорящий за себя эпизод -- как то задержался после работы: чтобы вместе, вдвоем почитать любимого Кафкой, -- Гете. К тому Кафка благодаря особому расположению к нему начальника,-- всегда мог рассчитывать на бессрочный - и в любое время! - отпуск).
Но вот, по всей видимости, из-за всего этого Кафка переживал. Серьезно переживал. И уже все это, по всей видимости, вполне могло вызвать у него то начало невроза, попытку избавления от которого он видел только в литературном творчестве.
Примечания.
45. Фрейд З. Введение в психоанализ. Лекции. СПб.: Азбука-классика, 2003. С. 338.
48. Кафка Ф. Письма к Фелиции. М. Ад Маргинем, 2004.. С. 12.
49. Там же. С. 12.
50. Кафка Ф. Письма к Фелиции. М. Ад Маргинем, 2004. С. 6.
52. Кафка Ф. Дневники // Собрание сочинений. Дневники. СПБ.: Симпозиум, 1999. С. 229.
53. Фрейд З. Достоевский и отцеубийство // Классический психоанализ и художественная литература / сост. и общая редакция В. М. Лейбина. СПб.: Питер, 2002. С. 77.
54. Кафка Ф. Дневники // Собрание сочинений. Дневники. СПБ.: Симпозиум, 1999. С. 221.
55. Там же. С. 224.
57. Там же. С. 225.
58. Там же. С. 226.
59. Там же. С. 227.
60. Там же. С. 227.
62. Там же. С. 228.
63. Там же. 235-236.
64. Там же. С. 229.
65. Фрейд З. Достоевский и отцеубийство // Классический психоанализ и художественная литература / сост. и общая редакция В. М. Лейбина. СПб.: Питер, 2002. С. 85.
67. Там же. С. 127.
69. Там же. С. 130-131.
70. Кафка Ф. Дневники // Собрание сочинений. Дневники. СПБ.: Симпозиум, 1999. С. 70-72.
72. Фрейд З. Три очерка по теории сексуальности // Фрейд З. Психология бессознательного. СПб.: Питер, 2002. С. 131.
73. Фрейд З. Достоевский и отцеубийство // Классический психоанализ и художественная литература / сост. и общая редакция В. М. Лейбина. СПб.: Питер, 2002. С. 79.
74. Кафка Ф. Дневники // Собрание сочинений. Дневники. СПБ.: Симпозиум, 1999. С. 426.
75. Там же. С. 401.
77. Кафка Ф. Письма к Фелиции. М. Ад Маргинем, 2004. С. 338.
78. Фрейд З. Три очерка по теории сексуальности // Фрейд З. Психология бессознательного. СПб.: Питер, 2002. С. 127.
79. Кафка Ф. Дневники // Собрание сочинений. Дневники. СПБ.: Симпозиум, 1999. С. 307.
80. Там же. С. 255-256.
82. Кафка Ф. Письма к Фелиции. Ад Маргинем, 2004. С. 531-532.
83. Там же. С. 531-532.
84. Кафка Ф. Письма к Фелиции. Ад Маргинем, 2004. С. 594.
85. Кафка Ф. Дневники // Собрание сочинений. Дневники. СПБ.: Симпозиум, 1999. С. 401.
87. Давид К. Франц Кафка. Харьков: Фолио; Ростов н/Д: Феникс, 1998. С. 251.
88. Брод М. Узник абсолюта. М.: ЗАО Центрполиграф, 2003. С. 181.
90. Кафка Ф. Дневники // Собрание сочинений. Дневники. СПБ.: Симпозиум, 1999. С. 253.
92. Давид К. Франц Кафка. Харьков: Фолио; Ростов н/Д: Феникс, 1998. С. 251.
93. Брод М. Узник абсолюта. М.: Центрполиграф, 2003. С. 65-66.
94. Брод М. Узник абсолюта. М.: Центрполиграф, 2003. С. 147-148.
95. Кафка Ф. Дневники // Собрание сочинений. Дневники. СПБ.: Симпозиум, 1999. С. 326.
97. Брод М. Узник абсолюта. М.: ЗАО Центрполиграф, 2003. С. 286