Приглашаем посетить сайт

Захаров Валерий: Герой абсурда и его бунт
Смерть бога

СМЕРТЬ БОГА

Где Бог? Я вам скажу. Мы Его убили — я и вы. Мы все убийцы. Но как мы это сделали? Как могли мы выпить море? Кто дал нам эту губку, чтобы стереть краску со всего горизонта?.. Как утешимся мы, убийцы из убийц? Самое могущественное и святое существо... истекло кровью под нашими ножами. Кто смоет с нас эту кровь? Какой водой можем мы очиститься?.. Разве грандиозность этого дела не слишком громадна для нас? Не должны ли мы сами обратиться в богов, чтобы оказаться достойными его?

Ф. Ницше

Пожалуй, ни для кого в истории трагизм богооставленности не был более безысходным, чем для Ф. Ницше. И никто не имел больших оснований для оплакивания гибели Бога, чем он, больше всех нуждавшийся в Боге. Он, всю жизнь истово служивший Добру, вдруг почувствовал, что Добро не только не спасло его, а погубило. «Незыблемые» принципы Добра подло обманули его, когда он убедился, что оно, это Добро, вовсе не обладает святыми атрибутами. Милль и Спенсер объяснили людям, что нравственность — это общественная польза. Всю жизнь Ницше искал в нравственности божественное — а нашел лишь жалкого человеческого идола. Где Бог? Оказалось, что человечество веками трудилось над тем, чтобы похоронить Бога и возвести вместо него истукана — идеал Добра, или общественной пользы. Под пером английских материалистов нравственность стала научной, или разумной, и тогда-то выяснилось, что эта разумная нравственность не имеет ничего общего с Богом.

понятиям то, что противоречит всеобщим и обязательным принципам разума, должно быть объявлено несуществующим. Да только ли по их понятиям? Они эту мысль не придумали, а лишь взяли её у греков, в канонизированном Аристотелем виде.

Ещё Сократ открыл общие понятия и обязательные принципы разума. Правда, открыл он их скорее для толпы, чем для себя. Сам он, говорят, продолжал верить в своего демона, для которого никаких разумных норм и принципов быть не могло. Но, чтобы защититься от толпы, от людей типа Анита и Мелита, обвинивших его в непочитании богов, ему пришлось придумать диалектику. И по ней выходило, что человеческий разум может проникнуть во все тайны бытия, стало быть, может служить главным авторитетом и Цензором познания. Санкция истины была отнята у богов и передана разуму; potestas clavium, власть ключей, была сведена с неба на землю. Ключи от бессмертия принадлежат мудрецу, а быть мудрым — значит познать всеобщий закон Добра и служить Добру. И тогда человек своими благими делами здесь, на земле, обретал вечное спасение; ничто дурное, никакая клевета Анита и Мелита не могли повредить ему.

Мы видим, что у Сократа этика была космической. Если нет общеобязательных (разумных) норм добра, то нет и порядка во Вселенной, нет Космоса, а есть лишь хаос. Добро выше богов, сами боги подчиняются правилам Добра. Оно — высший, единственный Бог. Но когда век Просвещения объявил, что Добро есть общественная польза, последовала реакция: нет, такое добро — не Бог, это клевета на Бога. Тут же выяснилось, что человеческая мораль — человеческое, слишком человеческое — не имеет никакого отношения к Богу, который с ней, с человеческой моралью, не очень-то желает считаться.

Идеал морали — Добро, а какое же тут добро, если «Бог прав тлением трав, сухостью рек, воплем калек...»? Мораль предписывает Закон, а что же это за Бог, которому можно предписать закон? Может ли глина указывать закон горшечнику, тварь указывать закон Творцу? В Ветхом Завете есть много высказываний такого рода. А у ап. Павла про закон прямо сказано: закон явился, чтобы умножились преступления. Нельзя не поверить апостолу: история человечества слишком это подтверждает. Человеческая мораль повинна во всех человеческих преступлениях.