ПРОМЕТЕЙ
Взгляни, о Зевс,
На мир мой: он живёт!
По своему я образу слепил их,
Людей, себе подобных, —
Чтоб им страдать и плакать, ликовать и наслаждаться
И презирать тебя,
Как я!
Гёте («Прометей»)
Только на пути Абсурда мы не изменяем Прометею — Тому, кто освободил людей от рабского повиновения богам и дал им собственный огонь — огонь жизни.
Примечателен тот мифологический сюжет, что Прометей, восставший за людей на Зевса, не только не дал им бессмертия, но отнял у них и дар предвидения своей судьбы. Очевидно, то и другое он считал величайшими бедствиями для людей. Жалея слабых и ничтожных людей, он вселил в них «слепые надежды», благодаря которым человек мог жить, не убивая себя, в забвении горестей. На вопрос «какую пользу ты принес людям?» прикованный к скале Прометей отвечал:
Я от предвиденья избавил смертных...
Слепые в них я поселил надежды
(Эсхил. Прометей прикованный)
Слепая надежда была спасительным уделом для смертного — такого, каким человек создан был Зевсом:
И семицветнокрылые надежды... встрепенулись
И крыльями полузакрыли Смерть
(Шелли. Прометей освобождённый)
Сама «надежда» — призрачна, иллюзорна, слепа, она — лишь «семицветнокрылая» мишура, прикрывающая ужас бытия. Для самого Прометея — бессмертного — нет надежды, но его одушевляет неугасимая, как вечный огонь, любовь к беззащитным смертным:
— Надежды нет, любовь лишь есть на свете.
Освободив людей не только телесно (огонь — символ технического прогресса), но и духовно — научив людей искусствам, Прометей сделал для людей главное — дал им свободу выбора. Свобода выбора открыла человеку возможность победы над собой, над своим страхом и слепыми надеждами:
И человек по воле Прометея
Заговорил, и речь рождала мысль,
И троны Неба и Земли качнулись
(Шелли. Прометей освобождённый)
Человек смог теперь сам бросить вызов Зевсу, который не захотел совершенствовать род человеческий, а, подобно земному тирану, хотел уничтожить созданный род людей и насадить новый. Смертный получил возможность силою своего духа сравняться с бессмертными и даже превзойти их. В этом — величайший пафос прометеева подвига во имя человека. Отныне пусть трепещут боги,
Тогда как человек, подобно Богу,
Любуется твореньем рук своих
И понимает, как оно прекрасно
Отнюдь не силою Зевеса...
(Шелли. Прометей освобождённый)
Человек мог более не завидовать бессмертным: теперь он мог выбрать мир и, оставив иллюзию бессмертия, деятельно и любовно трудиться на ниве жизни.
Величие подвига Прометея, однако, этим не исчерпывается. Бунт против Бога снимает проклятую проблему человеческой совести — проблему вины. Вина проистекает из греха, а грех — из неповиновения Богу. Восстание на Бога означало более, чем неповиновение: оно означало, что само неповиновение не отождествляется более с грехом. Восстание Прометея на Зевса, первое в мифологической истории, освободило языческое человечество от бремени греха, возвысило удел смертного и сделало возможным избрание мира —
Лишившись утешения земли,
Но и небесных кар зато лишившись
(Шелли. Прометей освобождённый)
(Заметим, что, в отличие от Прометея, неповиновение Тантала, другого мифологического героя, пытавшегося дать людям бессмертие и всеведение, не освободило людей от греха и небесных кар, а, наоборот, навлекло на потомков вечное родовое проклятие — «проклятие Пелопидов». Неповиновение Тантала продиктовано не любовью, а тщеславным соперничеством с богами).
Но совесть человека, сбросившего бремя Греха, несёт всё же бремя долга перед Освободителем. Прометей заведомо знал, что ему не уйти от мести небесного царя, будущего владыки Олимпа. Разумная сила Любви и Справедливости впервые столкнулась с абсурдной силой Власти, и этот именно момент становится темой Альбера Камю («Prométhée aux enfers»).
«и страхе, столь же древнем, как и Ад» (Шелли). Жестокости и слепоте Зевса этот мифологический Сократ противопоставил Милосердие и высший принцип Разума. Обладая даром ясновидения (clairvoyance, высшая lucidité), он с полным знанием, а не слепо выбирает свою судьбу — судьбу жертвы. Прометей идёт к людям, чтобы дать им ясное Знание — то самое lucidité jusqu'à la mort, которое станет для Альбера Камю краеугольным камнем философии абсурда: une lumière où je suis né et où, depuis des millénaires, les hommes ont appris à saluer la vie jusque dans la souffrance7 («L'énigme»). Прометей принёс людям дар, позволивший им возвыситься до богов, но вместе с тем сделал свою собственную судьбу несчастнее, чем судьба любого смертного. Сам обладая бессмертием, он должен нести вечное бремя муки — ужасная доля, от которой избавлен смертный.
Конечно, этику язычества надо понимать не в личностном, а в космическом плане, в плане природного равновесия сил самодовлеющего Космоса. Да и само «бессмертие» богов — хтоническое, связанное с вечным рождением и умиранием в природном космическом кругообороте. Тем не менее мы вправе вслед за Камю поставить вопрос: что означает Прометей сегодня, с точки зрения этики современного человека?
В интерпретации А. Камю, закованный Прометей, терзаемый коршуном средь божественных молний и громов, «сохраняет свою спокойную веру в человека... Он более тверд, чем его скала, и более терпелив, чем его коршун». Такая admirable volonté полностью созвучна Прометею П. -Б. Шелли, который не желает оставить «своей скалы а добровольных мук»:
— В моем уме царит светлей, чем солнце,
Достоин ли сегодняшний человек Прометея? Царит ли в нём тот же безоблачный покой веры в самого себя? Стал ли человек, отвергший богов, свободным
от страхов, культов, глупости и злобы
Вопрос праздный. Не только не стал свободен, но на место прежних богов поставил идолов собственного страха, глупости и злобы. Вдохновленный когда-то Прометеем на бунт против Бога, цивилизованный человек из бунтаря превратился в раба. Культ технической цивилизации окончательно погасил lucidité — то зажжённое высшей волей сознание, которое оглянулось на мир и сказало: «Я есмь!» (образ из романа «Идиот»). «Прометей дал людям огонь и свободу, то есть технику и искусства, — говорит Камю. — Сейчас человечество нуждается лишь в технике. Оно бунтует только в машинах, искусство — лишь зрелище. Для Прометея машина была неотделима от искусства, он хотел освободить одновременно тела и души. Но если б сейчас Прометей вернулся к людям, они бы поступили, как тогдашние боги; приковали бы его к скале во имя того самого гуманизма, первым символом которого был он» («Prométhée aux enfers»).
долга перед жертвами. Это долг перед предками, о котором говорит «философ общего дела» Н. Федоров. Это человеческий долг перед Прометеем. Философия абсурда зовет нас к воскрешению умерших здесь, на земле. Только абсурд способен искупить принесённые за нас жертвы. Только он окончательно освободит Прометея, вырвет его из лап Коршуна.
Примечания.
7 «Свет сознания, в котором я родился и в котором люди вот уже тысячелетия приветствуют жизнь даже в страдании».