Приглашаем посетить сайт

Толкачев С.П.: Современная английская литература
Уильям Голдинг (1911–1993)

Уильям Голдинг (1911–1993)

Автор романов «Повелитель мух» (1954), «Наследники» (1955), «Хапуга Мартин» (1956), «Шпиль» (1964), «Пирамида» (1967), «Зримая тьма» (1979), морская трилогия «Ритуалы на море» (1980–1989), «Двойной язык» (1993).

Самый известный роман Голдинга «Повелитель мух» вышел в 1954 году одновременно с романом Джона Уэйна «Счастливчик Джим», ставшим манифестом «сердитых молодых людей». В отличие от текстов «рассерженных» философский роман «Повелитель мух» трудно назвать жизнеподобным. Это произведение не укладывается в рамки представлений о традиционном «романе 50-х годов». Хотя в сюжете заключен отпечаток конкретной эпохи, аллегорический план произведения имеет вневременной характер.

«Повелителе мух» повествуется о том, как группа цивилизованных подростков, оказавшихся волей случая на необитаемом острове, вырождается до состояния примитивной дикости. В книге явно ощущается романтическая линия, идущая от традиций романов Стивенсона. Аллегорическое измерение в тексте Голдинга как прием переосмысления расхожего сюжета во многом обусловлен моральным кризисом, вызванным Второй мировой войной, в период которой, как заметил однажды Голдинг, «мы получили ужасное, безнадежное знание того, на что способны человеческие существа». Недаром в романе Голдинга время действия относится к периоду гипотетической глобальной катастрофы. Пытаясь выжить на острове, дети в процессе строительства своего маленького сообщества используют цивилизованные стандарты поведения. Они избирают лидера, находят место для обсуждения возникающих проблем. Но все идеалы, заложенные воспитанием, исчезают из мальчишеских умов с пугающей легкостью. Одновременно в детских душах возрождаются иррациональные страхи: воображаемые монстры, темнота, угрожающая из джунглей, неизвестность, которой окутано будущее мальчиков. Все это происходит перед лицом ужаса, греха и зла, ведущего к знанию того, что, по словам одного из персонажей определяется как «конец невинности, наступление темноты человеческого сердца».

«Повелителя мух» о том, что нечто страшное постоянно следит за человеком из джунглей. В этом воплощаются глубинные художественные наблюдения автора за иррациональным в природе человека. Дикое, разрушительное начало, по мысли писателя, является одновременно и наследием предков, и благоприобретенным «подарком» цивилизации.

Проблематика романа сложна и двойственна, что находит свое воплощение на уровне формы и содержания. Прямолинейное повествование осложняется глубоким аллегорическим планом, что позволяет отнести «Повелителя мух» к жанру романа-притчи.

Тема другого значительного романа Голдинга «Наследники» (1955) – о борьбе между неандертальцем и «человеком разумным». В этом произведении исключительное значение имеет виртуозный стиль писателя. С помощью различных повествовательных регистров Голдинг умело передает разные аспекты своего философского кредо, намеченные в сюжете, в том числе, описание ограниченности сознания неандертальца и передача детской чистоты и невинности древнего предка человека. Сюжет излагается с точки зрения неандертальца, и повествование, таким образом, восходит к истокам человеческого грехопадения и овладения им даром слова. «Наследники» – это не восторженная сказка о формирующемся человеческом разуме, но, скорее, глубоко пессимистическое видение человеческого зла. Смысл романа не вписывается в стандарты викторианского оптимизма и традиционных либеральных ценностей, воспевающих человеческий прогресс. Голдинг однажды вскользь заметил, что «человеческая природа грешна, а состояние его души – опасно». Действительно, временные рамки всех романов Голдинга спроецированы в некое метафизическое, «моральное» время, находящееся за порогом «потери невинности».

«Хапуга Мартин» (1956) повествует о том, как некоего Кристофера Мартина выбрасывает с корабля во время атаки подводной лодки посреди Атлантики. Ему удается добраться до выступающей из моря скалы, где он пытается выжить всеми известными ему способами. Но его постоянно снедает чувство вины за прошлые грехи. Он всегда был «воришкой», постоянно что-нибудь крал, даже любовь. Мартин проигрывает битву за физическое и душевное спасение. В конечном итоге тело Мартина прибивает к берегу, и по его виду морской офицер делает вывод, что Мартину не пришлось долго мучаться. Читателю дается понять, что самобичевание и отчаянная борьба за выживание промелькнули в романе в течение немногих секунд в голове Мартина.

В связи с этим, не вполне ясно, ведется ли повествование от лица живого или уже погибшего персонажа. Прошлое героя предстает перед глазами читателя в иллюзорном ключе, в виде импульсивных экскурсов в прошлое, слайдоскопических вспышек прошлого на фоне настоящего.

«Свободное падение» (1959) также написан форме воспоминаний. В нем писатель поднимается до художественных обобщений, связанных с более конкретной историей и социальной картиной. В процессе допроса пленных в фашистском концлагере исследуются вопросы самой природы бытия и сознания, греха и вины, природы души и тела.

Роман «Шпиль» (1964) – глубокая по своему философскому содержанию притча о строительстве собора, покоящегося на зыбком фундаменте. В нем поднимаются вопросы о двойственной природе творческих стремлений человека.

«Пирамида» считается среди произведений Голдинга самым близким к жанру социального романа. Подобно своему современнику Грэму Грину, Голдинг обращается к фундаментальным вопросам добра и зла, самодостаточности и творческих устремлений человека в эпоху, когда вера человека в Бога потеряна. Но в отличие от Грина Голдинг проводит это исследование в несколько ином, теологическом контексте, привлекая более основательную литературную первооснову и более углубленный анализ человеческого сознания.

Сюжеты Голдинга представляют собой, по его собственному признанию, не сказки, а мифы. Под сказкой он понимает «придуманную вещь, лежащую на поверхности, в то время как миф для писателя – нечто выходящее из самой сути вещей в древнем смысле слова: ключ к существованию, смысл жизни, опыт как единое целое. Именно поэтому для произведений Голдинга характерна атмосфера безвременья. Но одновременно в них подробно воспроизводится процесс творческих мук, в результате которых характер и тема формируются не только наивными представлениями о жизни, но и очень сильно прочувствованными понятиями бытия и становления человеческого духа.

После некоторого молчания, продлившегося нескольких лет, Голдинг заканчивает в 1979 году «Зримую тьму» – «роман об Англии», полный мильтоновских и апокалиптических аллюзий. Это произведение, которое вопреки или благодаря своим техническим ухищрениям, временным сдвигам и набору совмещенных точек зрения остается наиболее двойственным и неясным произведением Голдинга.

«морской» трилогии «На край света: морская трилогия», включающей романы «Ритуалы дальнего плавания» (1980), «Две четверти румба» (1987) и «Огонь внизу» (1989) происходит на борту корабля, плывущего в колониальную Австралию во времена наполеоновских войн. В этих последних произведениях, как и прежде, развивается тема двойственности человеческой природы. Автор ставит вопросы о тяжелом грузе примитивизма, коренящемся в человеческом сознании, о всевластии зла, бесперспективности человеческого опыта, недостижимости прогресса. Но одновременно писателя глубоко волнуют проблемы, связанные с ценностями поиска, творчества, порядка и устремленности, какое бы странное место этим понятиям ни отводилось в современном человеческом сообществе.

«Ритуалы на море», по общему мнению, критиков, относится к наиболее оптимистическим трудам Голдинга. Писатель приходит к мысли о перспективах поиска Утопии, обманчивые горизонты которой разворачиваются перед искушенным человеческим разумом. Произведения Голдинга бросают вызов либеральному и абстрактному гуманизму некоторых произведений британской прозы, что, без сомнения, отводит творчеству Голдинга центральное место в современной британской литературе.

Отрывок из романа У. Голдинга «Двойной язык»3

«Мы вернулись в большой зал, но свернули в боковую дверь позади Аполлона. Лестница вела вниз, довольно темная лестница. Потом еще дверь, и мы вышли через нее в чересполосицу света и теней колоннады, протянувшейся вдоль этой стены здания. Затем по ступеням поднялись в отдельно стоящее здание. Широкие распахнутые двери, а за ними передний зал и еще двери. Мы вошли. Я решила, что это храм.

Комната была огромной. Статуи в глубине не было, только открытые окна. Собственно, вверху всех стен виднелись проемы, в которых прохаживались и ворковали голуби. Под ними на стенах крестами пересекались деревянные доски, образуя что-то вроде гнездовых ящиков. Но голуби ввели меня в заблуждение. Углубления предназначались не для гнезд.

– Ну, вот мы и пришли, юная госпожа. Ты не знала? Козы дают молоко. Цари дают золото. А что делают поэты? Мы называем ее книгохранилищем. Можешь пользоваться ею, когда пожелаешь, раз ты умеешь читать. Да, мы и это знали. С незапамятных времен и по сей день у авторов в обычае посылать копию своего труда в храм. Некоторые из них... ну, у нас есть экземпляры всех пьес, когда-либо ставившихся здесь. Так с чего бы нам начать?

Теперь, когда я перестала смотреть на стены в ярусах из того, что не было гнездовыми ящиками, я увидела вокруг ряды сидений, а также большие ларцы на ножках. Пустого пространства между ними было мало. Ионид проскользнул к среднему – в самом центре большого зала.

– Гомер, если не ошибаюсь.

Он откинул две половинки крышки. Внутри на деревянной поверхности лежал отчасти развернутый свиток.

– Можешь прочесть мне первые слова

– Я... «Гнев, богиня, воспой»...

– Да. Очень хорошо. Нет. Разумеется, это не копия самого Гомера! Скорее всего, он не умел писать, во всяком случае, буквами. Но вот что я тебе скажу. Эту копию прислал нам сюда много поколений тому назад мой предок Писистрат. Ты о нем не слышала, ведь ты этолийка. Но он был главным человеком в Афинах и решил, какой список Гомера самый лучший, а потом прислал нам этот список. Разумеется, нельзя сказать, что это его почерк. Наверное, работа писца, а то и десяти или двенадцати писцов, чтобы создать то, что мы называем изданием. Но видишь эту пометочку сбоку? Мы их называем схолиями, и я думаю, нет, я почти уверен, что эту пометку сделал брат Писистрата... тот, который подделывал предсказания нашего оракула. Он был большой негодник, но очень умный. Здесь, как видишь, он пометил описку. Ну, о «Илиаде» достаточно. А вот твоя любимая, одна из двадцати четырех песен «Одиссеи». Тебе найдется что здесь почитать, верно? Затем Арктиний – то, что мы называем «малой Илиадой». Сам я не думаю, что она получила такое название из-за того, что короче гомеровской, но из-за того, что много ей уступает. Ты и это прочтешь, я полагаю. Еврипид. «Ион». Ты слышала про Иона? Он не был моим предком, но занимал то же положение, что я здесь. Еврипид написал трагедию... экземпляр тут довольно потрепанный, служил для суфлирования, и он разрешил нам сохранить его. История довольно жестокая, и я думаю, возможно, она тебе не понравится. Софокл. Эсхил. Но оригиналов их всех у нас, знаешь ли, нет. Царь Птолемей прислал посольство с просьбой одолжить ему оригиналы, чтобы он смог снять копии для своего великого книгохранилища в Александрии. А получили мы назад копии. Это было очень скверно. По-настоящему скверно. Вот тебе пример того, как влияние Востока развращает порядочных греков. Разумеется, Птолемей – первый – был всего лишь македонцем, а это не совсем... Что у нас тут? Ах да, лирики. Пиндар и, думается, его учитель Симонид, а также Бак-хилид, Эринна – она была девушкой вроде тебя. А вон там у нас совсем одна... Взгляни!

Еще один книжный ларец на ножках. Ионид открыл половинки крышки, и я заглянула внутрь. Там, конечно, лежала книга. А еще простое золотое кольцо с продетым в него пучком волос мышиного цвета. А еще старое гусиное перо, обтрепанное, в черных пятнышках.

– Десятая Муза, юная госпожа. Сапфо с Лесбоса, того острова, на берег которого выбросило голову Орфея, после того как Безумные Женщины растерзали его в клочья. Думаю, Сапфо станет твоей особенной подругой. Нет, не думай, что познакомишься с ней во плоти. Она умерла сотни лет назад, но какая разница? Она была благородной девушкой, вроде тебя, очень чувствительной, очень, я думаю, страстной, хотя счастливей всего чувствовала себя с девушками, как я счастливей всего с... ну, полагаю, ты сама догадаешься. Персей! Ты не можешь уделить нам немного времени?

Между двумя ларцами появился молодой человек, которого я прежде не заметила.

– Ионид. Милостивая госпожа.

– Это Персей, моя дорогая, наш бесценнейший раб. Неужели ты так никогда не примешь свободу, Персей?

– И покину книгохранилище, Ион? Никогда! Чем могу помочь тебе?

– Ты не расскажешь юной госпоже – ты про нее знаешь, – не расскажешь ей про книгу и остальное?

– Ну-у. Перо, как указано в надписи, это перо Сапфо. Кольцо принадлежало ей, и, конечно, считается, что волосы тоже ее... не слишком примечательные для Десятой Музы, верно? Ну, так говорят, она была маленькой и невзрачной – серенький малютка соловей Лесбоса, назвал ее Алкей. Какое из ее стихотворений вы пожелали увидеть?

– Не думаю, что у нас есть на это время, Персей. Просто расскажи нам ее историю.

– Ну, она в конце концов влюбилась в мужчину, рыбака, который не сумел бы отличить альфы от беты. Не то чтобы это имело хоть какое-то значение. Но он ее покинул. Она для него была слишком некрасивой. Он предпочитал пухленьких. И она бросилась с обрыва в Левктре. Он продал книгу и кольцо, которые она ему подарила. Бедная девушка пыталась приворожить его этим кольцом. Ну а волосы... нет, не думаю.

– Вот так, юная госпожа.

– Прости меня, Ион. Я очень занят.

– Вернись к своим книгам о книгах про книги! Мы удовлетворимся творцами. Ну-с, юная госпожа, я хочу, чтобы ты проводила тут столько времени, сколько пожелаешь, и, поверь, времени у тебя будет много. Вон в том конце – проза. Гистий, Геродот и тот субъект, который проплыл вокруг Африки, забыл его имя... начальник флота Александра. Сотни книг, без преувеличения – сотни. Но особенно я хочу, чтобы ты читала поэзию. И особенно гекзаметры. Я хочу, чтобы ты научилась говорить гекзаметрами. Ну а пока у тебя только одна обязанность – читать, читать, читать! – Внезапно он понизил голос. – Ариека! Послушай, леечка, в чем дело? Ты свободна, свободна, свободна! Здесь, в этом здании, в твоем распоряжении величайший дар человечества тебе, величайшее изобретение! Без него мы все еще могли бы выцарапывать на глиняных кирпичиках бычьи головы и горшки с ушами! Алфавит, дитя мое, и возблагодарим бога за финикийцев!

Комментарии

Большая часть произведений одного из крупнейших мифотворцев ХХ века, английского писателя У. Голдинга относится к жанру так называемого «философского романа». Неоконченный роман Голдинга «Двойной язык» создавался писателем перед самой смертью, и один из вариантов черновика этого произведения был опубликован в Англии в 1995 году. Отечественному читателю это произведение, относящееся к позднему, мало исследованному периоду творчества Голдинга, почти незнакомо. Действие романа происходит в экзотической атмосфере Древней Греции, на фоне горы Парнас и Дельфийского храма Аполлона. В основу сюжета положены мифы и исторические факты, связанные с культом Аполлона и с Дельфийским оракулом – Пифией. Согласно сложившемуся в Древней Греции сакральному ритуалу Пифия, сидя на треножнике, якобы вдохновлялась Аполлоном и в состоянии экстаза сообщала предсказания, которые жрец переводил в стихотворную форму. Неоднократно упоминается в произведении легендарный дракон Пифон, который охранял Дельфы, но впоследствии был убит богом Аполлоном.

«Двойной язык» – не единственный роман Голдинга, связанный с мифологией и историей. В романе «Наследники», используя широкий диапазон художественных приемов, Голдинг умело передал ограниченность сознания неандертальца, детскую чистоту и невинность древнего предка человека. В «Шпиле» рассказывается о строительстве готического собора в средние века. О жертвах Второй мировой войны повествует роман «Зримая тьма», в котором историческая реальность тесно переплетается с элементами аллегории, гротеска и мифологическими аллюзиями.

. Прежде чем приступать к обсуждению романа У. Голдинга, необходимо опереться на такие важные теоретические категории, как «миф» и «неомифологическое сознание», поскольку история и миф – главные действующие лица и в романе «Двойной язык». Вот как нюансы в эти понятия привносит, к примеру, «Словарь культуры» В. П. Руднева: «Миф. Это понятие имеет в обыденном и культурном языке три значения:

1) древнее предание, рассказ;

3) особое состояние сознания, исторически и культурно обусловленное»4 .

«Неомифологическое сознание – одно из главных направлений культурной ментальности ХХ века, начиная с символизма и кончая постмодернизмом… Чрезвычайно характерным является то, что в роли мифа, «подсвечивающего» сюжет, начинает выступать не только мифология в узком смысле, но и исторические предания, бытовая мифология, историко-культурная реальность предшествующих лет, известные и неизвестные тексты прошлого. Текст пропитывается аллюзиями и реминисценциями. И здесь происходит самое главное: художественный текст ХХ века сам начинает уподобляться мифу по своей структуре (...). Основными чертами этой структуры являются циклическое время, игра на стыке между иллюзией и реальностью, уподобление языка художественного текста мифологическому предязыку с его «многозначительным косноязычием». Мифологические двойники, трикстеры-посредники, боги и герои заселяют мировую литературу – иногда под видом обыкновенных сельских жителей. Порой писатель придумывает свою оригинальную мифологию, обладающую чертами мифологии традиционной…» 5.

В своей первооснове этот заголовок перекликается с мыслью одного из крупнейших теоретиков концептуализма Р. Барта о том, что миф – это вторая семиологическая система, это «второй язык, на котором говорят о первом»6 «опрокидывание мифа» путем его абсолютной банализации, переведении идеологии в модус банальности.

Способом «банализации» величественного и таинственного мифа о Пифии в последнем, неоконченном романе Голдинга становится форма повествования от первого лица. В роли рассказчика выступает греческая девочка, носящая невзрачное, «варварское» имя Ариека. Волею судьбы она становится Оракулом в Дельфах. Историческая реальность объективируется через сознание героини, которой внушают, что она – носитель особого информационного кода, магических знаний о жизни. В сознании героини сочетаются и божественное бессознательное, и слабости, страхи конкретного человека. Ариека подвергается тяжкому испытанию в процессе интуитивного постижения правды о Боге и оборотной стороне феномена прорицательства. Трагические, отчасти, иронические черты духовного избранника, интеллектуального аристократа, которому дано знание «свыше», и ощущение неминуемой расплаты за возможное проникновение в тайну предсказания – в этом образ Ариеки схож с образами Саймона из «Повелителя мух», Мэтти из «Зримой тьмы».

Философская направленность произведения. «Двойной язык» – произведение, которое испытало явное влияние идей лингвистической философии Л. Витгенштейна. Образ Пифии становится выражением концепции о ненадежности языка как средства человеческого общения и инструмента постижения истины. Замкнутость Ариеки в детстве, ее неспособность выговорить простые слова о простых вещах перекликается с молчанием Мэтти из «Зримой тьмы», которого сломила катастрофа войны, но при этом он оказался наделенным сверхъестественными интуитивными способностями, магическими знаниями.

– «Дитя слова» А. Мердок и «Волхв» Дж. Фаулза, которые в процессе своих художественно-философских изысканий исследовали состояние человеческой души, балансирующей на грани словесного хаоса и ослепляющей ясности божественного слова. Пифия по своей природе – существо, призванное скрывать правду с помощью слов. Грань между реальностью и иллюзией, правдой и вымыслом растворяется в атмосфере экстатичности, в магии драматического ритуала прорицания, который становится близким к театральному действу. Миссия Аполлон как покровителя муз (в том числе, и драмы) сливается с его способностью предвидеть будущее и передавать это предвидение через своих оракулов.

Проблема соотношения правды и лжи. Голдинг остро ставит в исторической плоскости эту проблему, что превращает его последний роман в жанр историографического и мифологического метаповествования. Дельфы у Голдинга становятся центром античного культурного общения, своеобразной лабораторией, в которой происходят эксперименты с человеческим сознанием, испытывающие границы человеческой доверчивости и веры. Оракул, как известно, делал свои предсказания на основе информации, собранной среди простых людей. В своем эссе «Дельфы» Голдинг сравнивает работу древнегреческих жрецов с высоко развитой информационно-разведывательной службой. Жрецы позволяли Пифии свободу самовыражения Пифии. Но такая же свобода допускалась ими в процессе толкования ее слов, зачастую отдаленно связанных с собственно прогнозом. Официальная версия предсказания высказывалась ими публично в тот момент, когда событие максимально приближалось к стадии свершившегося акта.

Интертекстуальность– Сапфо, Сократ, Митридат, Геродот, Еврипид – героиня романа соприкасается с этими именами великих людей, некоторые из которых, как, например, Александр Великий – ее современники. В библиотеке героиня видит вещи, принадлежавшие Сапфо – кольцо и волосы. Неслучайно местом повествования, как и в романе Умберто Эко «Имя розы», становится библиотека – хранилище мудрости и человеческого опыта. Служитель библиотеки раб по имени Персей рассказывает о давнем правиле писателей и великих драматургов посылать копии своих произведений в хранилища, все великие драматурги мира, которые ставили свои пьесы. Но тут возникает вопрос: какова связь между эфемерным прорицанием и библиотекой как реальным объектом культурной жизни? Вопрос существования библиотеки как физического объекта напрямую связывается автором с миссией оракула. Один из героев романа говорит о том, что Дельфы без Пифии, без мифа об Аполлоне – ничто, это все равно, что библиотека без крыши: как только потечет крыша – пострадают все накопленные человечеством знания. Голдинг, таким образом, развивает мысль не только о накоплении, но и сохранении человеческих знаний.

Английский писатель выходит на следующий уровень анализа природы человеческого слова. Роман не только о магической роли языка, об умении избранных менять с помощью языка реальность, воздействовать словом на жизнь, разрушать эту жизнь с помощью слова и созидать новое. Поэтическое сознание, по Голдингу, глубоко проникает в реальность, в потаенные сущности, не постигаемые обычным путем. Пифия порой должна разражаться гекзаметрами – наиболее совершенный способ передачи магических знаний о жизни, о будущем. Такой метод напрямую связан с мифологией, поскольку Ариека и Ионид, ее покровитель, в разговоре сравнивают двенадцать олимпийских богов: они как гекзаметр, как поэзия, как сама жизнь.

Многое в романе трактуется с точки зрения теории игры, ритуальной стороны религиозного обряда. Так, в диалогах Ионида и Ариеки, при обсуждении ритуала прорицания употребляются слова «представление», «актер», «публика», «пьеса … со сценарием и актерским составом». Не только ритуал, но и жизнь воспринимается героями как театр, как игра. В финале романа проявляется особенно важный для теории игры мотив бессилия человека перед всеохватной тайной, загадкой жизни. Ариека решает, что вместо памятника Пифии на Марсовом поле нужно поставить простой алтарь с надписью «Неведомому Богу». Древние говорили, что тот, кто знает имя Бога, – тот владеет миром. Писатель многое вкладывает в понятие «Имя Бога» – это и кладезь человеческой души, мудрости, знания о мире и человеке – недостижимая мечта, к которой человечество стремится многие века. Недаром несостоявшегося богоподобия человека становится одним из главных лейтмотивов романа. Человек, увы, не в состоянии пока выйти на прямое общение с трансцендентным. Такой философский вывод перекликается с главным мотивом творчества современницы У. Голдинга, А. Мердок, развивавшей в своих произведениях идею Платона о том, что человек – игрушка в руках богов.

Примечания.

[3] –405.

[4] Руднев В. П. Словарь культуры ХХ века. М., 1998. С. 169.

[5] . Указ. раб. С. 184, 185.

[6] Семиотика. Поэтика // Избранные работы. М., 1989. С. 523.

1. Воспроизведите в памяти и найдите в справочной литературе мифологические и исторические сюжеты, связанные с культом Аполлона и Дельфийским оракулом. Сравните эти сюжеты с общим характером трактовки этого мифа современным английским писателем. Чего больше в этой трактовке: переписывания старого или создания своего, нового?

2. Какова роль мифологии в творчестве У. Голдинга (романы «Наследники» и «Шпиль»)?

«Двойной язык» переплетается с элементами аллегории, гротеска, мифологическими аллюзиями.

а) объективация исторической реальности через сознание героини;

б) Пифия как носитель особого информационного кода, изотерических знаний о жизни;

в) в чем образ Ариеки схож с образами Саймона из «Повелителя мух» и Мэтью из «Зримой тьмы»);

«Образ Ариеки и его перекличка с идеями лингвистической философии Л. Витгенштейна;

5. Иллюзия и реальность: проблемы мировосприятия и мифотворчества.

6. Почему в своем эссе «Дельфы» У. Голдинг сравнивает работу древнегреческих жрецов с высоко развитой информационно-разведывательной службой?

7. Интертекстуальный план романа «Двойной язык»:

• интертекстуальные ряды;

• перекрестные ссылки;

• аллюзии.

• Сапфо;

• Сократ;

• царь Митридат;

• Геродот;

• Еврипид;

• Александр Великий.

«Имя розы» и новеллами Х. Л. Борхеса.

«Двойной язык» разрабатывается тема магической роли языка в жизни человека? Почему Пифию заставляют говорить гекзаметрами?

10. Теория игры и значение ключевых образов «представление», «актер», «публика», «пьеса».

11. Несостоявшееся богоподобие человека как главный лейтмотив романа.

Тексты

Голдинг У. Повелитель мух. СПб., 1998.

Голдинг У. Свободное падение. СПб., 1999.

Голдинг У. Бог-скорпион. Конк-клонк. Чрезвычайный посол. СПб., 2000.

Критическая литература

Скороденко В. Притчи Уильяма Голдинга // Голдинг У. Шпиль и другие повести. М., 1982.

«На край света: морская трилогия» У. Голдинга как метафора «судьбы человеческой» // Английский морской роман 19–20 веков. Воронеж, 2000.

Чамеев А. А. Мир Уильяма Голдинга // Голдинг У. Повелитель мух. СПб., 1998.

«Морская трилогия» У. Голдинга: традиции и новаторство. Воронеж, 2000.

Черноземова Е. Голдинг, Уильям // Зарубежные писатели: Библиографический словарь. М., 1997. Т. 1. С. 191–193.

–1980. М., 1987. С. 137–157.

Ивашева В. В. Литература Великобритании ХХ века. М., 1984. С. 307–318.

Ивашева В. В. Эпистолярные диалоги. М., 1983. С. 193–210.

Medcalf S. Golding. L., 1975.

Golding W. Fable // Golding W. The Hot Gates and other occasional pieces. L., 1965. P. 85–102.

Gindin J. William Golding. Basingstoke & L., 1988.

1. Проблема одиночества и нравственного вырождения в романах У. Голдинга «Повелитель мух», «Шпиль» и «Зримая тьма».

2. Жанр притчи в современной английской литературе.

3. Философский контекст романа У. Голдинга «Повелитель мух».

«Зримая тьма» У. Голдинга – «роман об Англии» (мильтоновские аллюзии).

«Наследники», «Шпиль», «Бог-скорпион», «Хапуга Мартин», «Свободное падение»).

«Двойной язык» У. Голдинга, «Дитя слова» А. Мердок, «Волхв» Дж. Фаулза).

7. Представление о человеке как «игрушке в руках богов» (Платон) в творчестве А. Мердок и У. Голдинга.