Толкачев С.П.: Современная английская литература
Салман Рушди (род. 1947)

Салман Рушди (род. 1947)
 

Автор романов «Гримус» (1975), «Дети полуночи» (1981), «Стыд» (1983), «Сатанинские стихи» (1988), романа «Прощальный вздох Мавра» (1995), «Земля у нее под ногами» (1999), «Ярость» (2001), сборника рассказов «Гарун и море историй» (1990), книги публицистических произведений «Воображаемая родина» (1991).

Салман Рушди родился в Бомбее в мусульманской семье. Его дед по линии отца был неплохим поэтом, создававшим свои стихи на урду, отец – бизнесменом, получившим образование в Кембридже. В возрасте четырнадцати лет Рушди послали получать среднее образование в Англию. В 1964 году родители Рушди переехали в Карачи, неохотно присоединившись к исходу многих мусульман из Индии в результате братоубийственной войны, которая разразилась после получения Индией независимости.

Свою учебу Рушди продолжил в Кембриджском университете, где позже он стал читать курс по истории. После окончания учебы некоторое время работал на пакистанском телевидении.

«Гримус», написанном в жанре научной фантастики. В основу сюжета автор кладет суфистскую поэму XII века «Собрание птиц». В названии романа кроется своеобразный фокус – это анаграмма имени мифологической птицы Симург из доисламской персидской мифологии. Следующий роман Рушди «Дети полуночи» получил Букеровскую премию и принес писателю международную известность. Рассказчик Салим Синай повествует о судьбе тысячи детей, которые родились в ночь, когда была провозглашена декларация о независимости Индии. Каждый из этих детей в результате некоего сверхъестественного совпадения многих факторов оказался наделенным некими волшебными качествами. В романе «Стыд» жизнь средней пакистанской семьи становится метафорой жизни всей вновь образовавшейся страны – Пакистана. Два главных героя романа Искандер Хараппа и генерал Реза Хайдар своими прототипами имеют двух прототипов – премьер-министра Зульфикара Али Бхутто и генерала Зия Уль-Хака, возглавлявших Пакистан в смутное время.

Скандальную известность С. Рушди принес его роман «Сатанинские стихи». Два индийских актера – Джабраил Фаришта и Саладин Чамча падают на землю в результате авиакатастрофы. Имя первого в переводе с языка урду означает «архангел Джабраил». Именно он по мусульманским поверьям принес людям Коран от Бога Магомету. Роман был запрещен в Индии и на юге Африки, сжигался на улицах английских городов, в частности, Бредфорда. Когда Аятолла Хомейни, увидевший, по всей видимости, в некоторых сатирических образах намеки на себя и свое окружение, он призвал правоверных казнить Рушди, писатель вынужден был уйти в подполье. Совершивший «правоверный акт» должен был получить в награду миллион долларов.

Узловым моментом споров вокруг скандального романа Рушди явился вопрос о сатанинских стихах как таковых. «Сатанинскими» считаются строки, которые в двойном переводе с английского (цитата по оригиналу романа С. Рушди. – С. Т.) переводятся как «эти возвышенные женщины, заступничество за которых так желательно». Эти строки были якобы добавлены к 53-й суре Корана с тем, чтобы признать ценность и правомочность богинь Лат, Манат и Узза, которые объявлялись вестницами Аллаха. Позже строки были изъяты из священного писания и объявлены «ложным наущением». Эта история – не плод воображения автора, а ссылка на известного мусульманского историка XI века ат-Табари, в чьих трудах упоминаются эти события. Сновидческие провидения Джабраила Фаришты, «вспоминающего» эти стихи в полубредовом состоянии выражают главный замысел автора: борьбу против слепого фанатизма и, как следствие, – тотальное подчинение мусульман духовным лидерам ислама. Есть и другие причины, заставившие фанатиков литературное произведение аморальным, и вопрос здесь, скорее, в толковании литературы, которое может быть буквальным – с точки зрения несгибаемых правоверного, и с более широких, гуманистических позиций. Сам писатель определял основную проблему своего произведения, как борьбу между двумя половинами расщепленной человеческой души. Герой Саладин Чамча раздвоен в плане светском и социальном: он разрывается между Бомбеем и Лондоном, между Востоком и Западом. У другого героя, Джабраила Фаришта, расщелина проходит глубинных духовных и душевных пластах. С ним происходит кризис веры, но все равно разрывается между своей огромной жаждой духовного обладания глубинными морально-религиозными истинами и невозможностью облечь это желание в конкретные формы.

В подполье Рушди продолжал писать, и в 1995 году вышел его роман «Прощальный вздох мавра», который повествует о религиозной розни между индуистами и мусульманами в современной Индии, о деятельности праворадикальных террористов.

Роман «Землю у нее под ногами» воссоздает гедонистическую атмосферу жизни рок звезд, в повествовании смешиваются элементы мифологии и элементы научной фантастики. В последнем романе «Ярость», вышедшем в свет в 2001 году, главным героем автор сделал кембриджского профессора Малика Соланку, который пробует обосноваться в Нью-Йорке. В произведении писатель развивает свои излюбленные темы – судьба эмигранта, метаморфозы, происходящие с человеком результате утраты корней.

«География романов Салмана Рушди повторяет собой географию его жизни: Индия, Пакистан, Англия. Лондон. Неузнаваемый Лондон, хотя все в нем на месте – опознавательные знаки знаменитых сооружений, улицы, площади, парки, названия которых будят множественное эхо литературных ассоциаций» ^17.

Живописуя Бомбей в своем романе «Бомбейский лед» (1998) английская писательница канадского происхождения Л. Форбс напрямую связывает бомбейские трущобы как хронотоп, гендерное смещение в образе индийского «третьего пола» хиджры и гибридизацию: «Жители трущоб обитают за пределами пространства, нанесенного на карту, подобно кентаврам, гарпиям, сиренам или гибридному потомству от беспорядочных связей между разными видами. Я и на себя смотрю также, и на Сами (один из хиджр – С. Т.). Мы два гибрида на кромке карты»¹⁸ . Это высказывание напрямую относится и к роману С. Рушди.

Отрывок из романа «Прощальный вздох мавра»

«Бомбей был центральным городом, был с момента своего основания – незаконнорожденное дитя португальско-английского соития и в то же время самый индийский из всех индийских городов. В Бомбее все индии встречались и перемешивались между собой. В Бомбее, кроме того, исконно индийское встречалось с тем, что не было Индией, что пришло к нам через темные воды и влилось в наши вены. К северу от Бомбея лежала северная Индия, к югу – южная. К востоку от него лежал индийский Восток, к западу – мировой Запад. Бомбей был центральным городом; все реки текли в его людское море. Он был океаном историй; мы все были в нем рассказчиками, и все говорили одновременно.

– в Дели, в Калькутте – люди то и дело принимались резать горло своим соседям и окатывать теплой красной струей или окунаться в пенную ванну пузырящейся крови. Тебя могли удить за то, что ты сохранил крайнюю плоть нетронутой. Ты мог погибнуть из-за длинных волос, а мог – из-за короткой стрижки; светлокожие сдирали кожу с темнокожих, и если ты говорил не на том наречии, ты мог лишиться своего несчастного языка. А вот в Бомбее такого никогда не случалось. – Вы сказали, никогда? – Ладно, согласен; никогда – слишком сильное слово. Бомбей не защищен никакими прививками от вирусов остальной страны, и что происходило в других местах – из-за языка, к примеру, – докатывалось и до его улиц. Но до Бомбея кровавые реки обычно доходили разбавленными, другие потоки втекали в них, поэтому уродства к тому времени, как они достигали бомбейских улиц, чаще всего смягчались… О, городские «облагораживатели», как вы не видели: благороден и прекрасен был Бомбей именно тем, что не принадлежал никому и принадлежал всем. Как вы не видели ежедневных чудес терпимости, переполняющих его запруженные улицы?

Бомбей был центральным городом. В Бомбее, когда старый миф, стоящий у истоков нации, начал блекнуть, родилась новая Индия, Индия Бога и Маммоны. Богатство страны текло через его биржи, его порты. Ненавидящим Индию, жаждущим ее погубить необходимо сначала погубить Бомбей – вот одно из возможных объяснений того, что случилось. А может быть, то, что выплеснулось на севере (увы, придется назвать это место – в Айодхъе (Кровавые события, связанные с разрушением мечети в Айодъе, начались 6 декабря 1992 года – прим. переводчика), эта едкая духовная кислота эта смертельная отрава вражды, влившаяся в кровеносную систему страны, когда пала мечеть Бабри Масджид и стала ощущаться, как говорят о зрителях в бомбейских кинотеатрах, «большой наплыв желающих» соорудить на предполагаемом месте рождения Рамы его громадный храм, – может быть, она была на сей раз слишком концентрированной, и даже огромному городу оказалось не под силу разбавить ее в достаточной мере. Так, так; те, кто защищает эту точку зрения, бесспорно имеют в ее пользу веские аргументы. В галерее «Наследие Зогойби! Зинат Вакиль высказалась по поводу беспорядков в своем обычном сардоническом духе.

– Во всем виноваты вымыслы, – заявила она. – Последователи одного вымысла набрасываются на сторонников другой популярной фикции, и привет! Война. Дальше они обнаружат колыбель Вьясы (Вьяса – легендарный древнеиндийский мудрец – прим. переводчика) под домом Икбала (Икбал Мухаммад (1837–1938) – индийский мусульманский поэт и философ – прим. переводчика) и погремушку Вальмики (Вальмики – легендарный автор «Рамайаны» – прим. переводчика) под жилищем Мирзы Галиба (Галиб Мирза Асадулла-хан (1797–1869) – индийский поэт, писавший на фарси и урду – прим. переводчика). Что ж, так тому и быть. По мне, если умирать, то лучше уж из-за великих поэтов, чем из-за богов.

Я видел во сне Уму – о предательское подсознание! – Уму, ваяющую свою раннюю скульптуру, большого быка Нанди. Подобно этому быку, думал я проснувшись, и иному Кришне, искусному флейтисту и любимцу пастушек, Всемогущий Рама – одна из аватар, воплощений Вишну, самого многоликого из богов. Подлинное «владычество Рамы» должно быть поэтому основано на изменчивых, зыбких, непостоянных реальностях человеческой природы – и не только человеческой, но и божественной. То, что творится именем великого Бога, оскорбляет его существо не меньше, чем наше. Но когда глыба истории начинает катиться с горы, такие хрупкие материи никого уже не интересуют. Джаггернаут (Джаггернаут – статуя Кришны, вывозимая на большой колеснице; в переносном смысле – неумолимая сила) не остановить»¹⁹ .

Комментарии

– свой город детства, – после долгого отсутствия за границей, Рушди называет его городом «построенным иностранцами на отобранной земле»20. Писатель тоже не может избавиться в тот момент от ощущения, что он может востребовать свой город и свою историю. Важно отметить, что детство Рушди проходило в атмосфере множественности культур и религий. В одном из своих публицистических очерков Рушди рассказывает, как в Бомбее вместе с отцом он ходил совершать намаз и вместе с другими детьми бился головой о землю, бормоча совершенно непонятные для него слова из Корана на арабском языке, точно также, как, по мнению писателя, это делали дети из католических семей, бормоча слова молитв на латыни. Салмана нянчила христианка, для которой на Рождество ставили елку и совершенно без напряжения пели рождественские гимны. А друзьями были индусы, сикхи, парсы^21.

«Прощальный вздох Мавра» – плотное, мультикультурное, постмодернистское, интертекстуальное произведение, наполненное всевозможными аллюзиями и символами, которые, с одной стороны, парадоксальны, с другой, – вписываются в концепцию автора по созданию художественного пространства, отражающего так называемое «метисное сознание» гибридизированную идентичность человека, вынужденного вариться в обстановке взаимовлияния двух или более культур.

«Прощальный вздох…» – плодотворная попытка установить срединную точку между западным и восточным мировидением, показать происходящие события с точки зрения человека, для которого не существует понятие «национальное» в отношении культурной сущности, в сознании которого культурные архетипы сливаются, проявляясь в несколько ином, внеисторическом контексте.

Смешение культурных влияний, или то, что Рушди называет «чатнификацией»²² культуры, – один из наиболее живых аспектов его творчества. Писатель спонтанно приводит фразы на хинди, арабском и урду, называет имена и культурные реалии из индийской, мусульманской и европейской культур. Игра с этими реалиями и составляет повествовательную основу.

– красочны и правдоподобны в «Прощальном вздохе…», несмотря на то, что на некоторых этапах повествование начинает приобретать качества «магического реализма». «Родиться в Бомбее, в многомиллионном, многоголосом, космополитическом, небоскребно-трущобном азиатском мегаполисе, бессонно бурлящем жизнью, вечно охваченном политическими страстями, – значит, с детства напитаться ошеломительным многообразием действительности Субконтинента, проникнуться мыслью о самоценности всех ее проявлений.

И пристраститься к еще одной жизни, призрачной, но, тем не менее, вещественно существующей на нескончаемых километрах кинопленки: в Бомбее родился и процветает индийский коммерческий кинематограф, гигантский комбинат по переработке реальности в стереотипы масскультуры, на весь мир растиражировавший образ Индии, составленный из песен, танцев, драк и обязательного торжества добродетели. «С какой охотой копирует жизнь дешевое искусство!» – напишет позднее Салман Рушди. В «Сатанинских стихах» он воздаст должное могуществу бомбейского кинематографа, подлинному творцу мифов нашего времени, освобождающему миллионы людей от труда души»²³ .

Методические указания

Многослойная гибридизация, и, прежде всего, стилевая, – главная особенность творчества британского писателя Салмана Рушди. Как известно, «всякий намеренный стилистический гибрид в известной мере диалогизирован. Это значит, что скрестившиеся в нем языки относятся друг к другу как реплики диалога; это – спор языков, спор языковых стилей»²⁴ «Прощальный вздох Мавра» (1995), нужно иметь в виду, что действие этого произведения строится на диалоге (в данной случае – на полилоге) между восточными и европейскими культурами, – индийской, испанской, португальской, арабской, еврейской.

Бомбей – мегаполис, судьба которого постоянно находилась на перекрестии исторических судеб разных народов. Биографии героев полувымышленных-полуреальных в историческом плане героев, предки которых представляли разные народы и расы, становятся своеобразными путеводителем по хронотопу мультикультурной Индии с ее тысячелетней историей. Некие идеальные, возникшие в творческом воображении героини романа Рушди «Прощальный вздох Мавра» Ауроры Зогойби земли получают названия «Мавристан» (Мавритания и Пакистан) и «Палимпстина» (Палестина и «палимпсест»²⁵ ) – эти номинативные гибридные образования становятся символом мультикультурной истории «золотого века» человечества, когда в пределах небольших территорий, городов уживались носители разных культур и религий.

Картины, которые пишет главная героиня «Прощального вздоха…» Аурора, – одна из материализованных . Во многом такие гибриды вполне естественным образом воссоздают спонтанный творческий процесс рождения произведений художницы, которая всю жизнь в разных видах пытается воспроизвести бесконечно навязчивую череду мавров-призраков. Калейдоскоп этих образов, их взаимные превращения вписываются в сценарий жизни героя-рассказчика по имени Мораиш, носящего прозвище Мавр, зачастую предвосхищая его трагическую судьбу. Сновидческие провидения, служащие основой творческих прозрений, Ауроры Зогойби рождаются в результате переплетения, взаимопроникновения культурных, исторических и национальных архетипов Востока и Запада.

манере изложения Мораишом своей семейной саги. Насмешка и ирония не развенчивают миф, но скорее замещают его и реформируют. ь, через спор переходящая в жесткое столкновение, рождает ощущение нового видения плюралистического общества, которое со ссылкой на мультикультурные сообщества датско-колониального Кочина – место рождения героя – и мавританской Испании, перекликается с реальным историческим прототипом, и одновременно, актуален в современном контексте. В этом смысле роман – история цивилизации с ее периодами массового насилия и войн, а также свидетельство осуществленной на определенном культурно-историческом этапе гармонией культурного миропорядка. Рушди одновременно и интерпретатор истории, и творец мифов, истоки которых – в истории.

Примечания.

[17] О благотворности сомнений // Иностр. лит. 1989. № 9. С. 233.

[19] Прощальный вздох Мавра. СПб., 1999. С. 438, 439.

[20] Rushdie S. Imaginary Homelands. L., 1991. P. 10.

[22] Chutney (хинди) – чатни (кисло-сладкая фруктовая приправа к мясу).

[23] О благотворности сомнений // Иностр. лит. 1989. № 9. С. 225–233.

[25] Палимпсест – картина, написанная поверх другой картины.

План практического занятия

«древа», предваряющего повествование. Ответьте на следующие вопросы:

• Сколько поколений охватывает сюжет произведения?

• Представители каких национальностей и народов стали прямыми предками главного героя Мораиша Зогойби? А косвенными предками?

• Каким образом имевшее место смешение крови носителей многих культур воплощается в сознании и поведении главного героя?

1. Проблема хронотопа в романе «Прощальный вздох Мавра»:

• линейное;

• циклическое;

• метафизическое;

• Почему Мавр живет и стареет вдвое быстрее, чем окружающие его люди?

• Альгамбра как воплощение идеального прошлого и будущего и пародия на настоящее;

2) пространство (выполните задания и ответьте на вопросы):

• составьте мысленную карту перемещений героя на протяжении всего романа (остров Кочин, Бомбей, Испания);

• Каким образом автор связывает живописания достопримечательностей Бомбея с историей семьи Зогойби? Проследите, как описание того или иного места вызывает в сознании разных героев романа С. Рушди темпоральные ассоциации (соединение «топоса» с «хроносом»).

• происхождение и обстоятельства рождения;

• культурный и метафизический аспекты детства и взросления героя;

• внешность и привычки Мавра;

• роль темы любви для раскрытия образа главного героя;

• влияние картин Ауроры на сознание Мавра.

«Прощальном вздохе…»:

• «Непрерывная череда мавров» как «красная нить» художественных опытов Ауроры Зогойби;

• «Болливуд» – бомбейский «Голливуд»: влияние кино на формирование быта и стиля жизни героев, населяющих роман;

• Мораиш Зогойби как создатель «художественного текста» своей жизни и интерпретатор авторского дискурса.

III. Выводы. Жанр романа, манера повествования, сюжетно-композиционные особенности, морально-этическая позиция писателя.

Рушди С. Стыд // Иностр. лит. 1989. № 8, 9.

Критическая литература

Салганик М. О благотворности сомнений // Иностр. лит. 1989. № 9. С. 225–233.

Чхартишвили Г. Но нет Востока и Запада нет (О новом андрогине в мировой литературе) // Иностр. лит. 1996. № 9.

Дополнительная литература

Rushdie S. Imaginary Homelands. L., 1991.

2. «Сатанинское дело»: история преследования С. Рушди за его произведения.

3. Кому должно быть по-настоящему стыдно в романе С. Рушди «Стыд»?

«магического реализма» в творчестве С. Рушди (на примере романа «Дети полуночи»)?

5. Лондон и Нью-Йорк – мегаполис как метафора человеческого бытия.

«туманном Альбионе».