Прочие экспрессионистские публикации
Как уже отмечалось, с динамикой появления новых публикаций литературоведение связывает и динамику развития самого экспрессионистского движения. На протяжении всего рассматриваемого периода в печатном деле явно наблюдается «эффект снежного кома». И только война приостанавливает этот процесс, так как официально была запрещена организация новых журналов и очень ограничена деятельность издававшихся в довоенный период. Но в военные годы очень активизировалось издательское дело в Австрии и Швейцарии, молодые экспрессионисты этих стран «догоняли» поэтов Германии, воспользовавшись вынужденным снижением издательской активности в воюющей стране. Значительным событием стала организация Гуго Баллем и Гансом Арпом в 1916 году дадаистского клуба «Кабаре Вольтер» («Cabaret Voltaire»), сыгравшего большую роль в консолидации швейцарских экспрессионистов и дадаистов, а также в формировании литературных взглядов и вкусов публики.
С окончанием войны в Германии возобновляется прежний литературный бум. В начале 1917 года осталось только 7 журналов, к концу года добавились еще 3 издания. В начале 1918 года печатаются 15 журналов, летом — уже 20, а концу года их становится 23. В 1919 году насчитывается 35 журналов, а концу года число их возрастает до 44-х названий. В этом обвале печатной продукции, конечно же, много однодневок, эпигонов, голоса хороших поэтов часто тонут в хоре посредственных. Однако это обстоятельство следует расценивать скорее как позитивную характеристику и несомненное достоинство литературной политики этого периода. Именно оно свидетельствует о том, что экспрессионизм действительно представлял собою «великое общенемецкое духовное движение», хотя и не покрывал собою все литературное поле Германии. Его мощь не была заслугой только нескольких крупных поэтов и драматургов, это было совместное выступление сотен писателей, критиков, режиссеров, издателей. Этот хор складывается из многих голосов и напоминает, по метким замечаниям Г. Бенна и Р. М. Рильке, «апельсин, сложенный из долек» или «лук, который весь состоит из чешуек и оболочек, даже в сердцевине, и только вместе он лук»1 . Крупные личности-генераторы втягивали в фарватер своего движения сотни других, которым это движение дало силу, указало направление и ориентиры, которые обрели в нем смысл жизни и испытали духовное очищение.
случае, им отдавалось явное предпочтение в периодической печати. С 1907 года А. Р. Мейер печатал в Берлине «Лирические листовки» («Lyrische Flugblätter»). И в них вновь — стихи Бенна, Ласкер-Шюлер, Хадвига, Маринетти, Лихтенштейна, Лотца, Деблина, Германн-Нейссе, Цеха, Леонгарда, Гейма, Голля. Характер листовки полностью соответствовал духу времени и намерению поэтов влиять на день сегодняшний. Типография Курта Вольфа «Der jüngste Tag» с 1913 по 1922 год напечатала в виде тонких поэтических тетрадочек 86 номеров и в них вновь стихи тех же самых поэтов, что и в листовках. Поистине, журналы стали опытным полем молодых литераторов. Эрнст Ровольт заметил Георга Гейма именно в журнале «Демократ» и в 1911 году издал отдельной книгой его поэтический сборник «Вечный день» («Der ewige Tag»). Журналы подготовили появление «Белых листов» Р. Шикеле сначала в Лейпциге, затем в Берне («Die Weissen Blätter», 1913—1921), в которых печаталась уже только значительная и хорошая поэзия. По следам журнальных публикаций издательства начинают печатать книги: издательство «Hyperion» печатает двухтомник Бехера «Падение и триумф» («Verfall und Triumph», 1914), в издательстве «Die Weissen Blätter» появляется книга Штадлера «Прорыв» («Aufbruch», 1914); «Fischer», печатание в котором в тот период было необычайно престижным и которое этим актом словно присваивало произведению «знак качества», издает драму Кайзера «Граждане Кале» («Die Bürger von Calais», 1914).
Любопытна и симптоматична статистика выхода книг. В 1910 году вышли первые три книги экспрессионистской поэзии М. Брода, Т. Дойблера, Р. Шикеле; в 1911 году — 13 книг, в 1912-м — 25 книг, в 1913-м — 45 книг! Стихов, прозы и драмы. За 1910 —1924 годы было опубликовано 2300 книг. Из них — 446 сборников стихов, в опоре на которые были сделаны основные выводы данной работы.
В эти годы издавалось 110 экспрессионистских журналов и альманахов, в которых появилось 37000 публикаций разного характера (стихи, проза, критика, манифесты, графические работы). Один лишь Курт Хейнике опубликовал в журналах 335 своих статей и выступлений. М. Германн-Нейссе — 302, А. Эренштейн — 258, Т. Дойблер — 233, П. Цех — 173 статьи.
Таким же впечатляющим кажется и количество выпущенных ими книг: Клабунд — 51, П. Цех — 39, М. Брод — 36, Й. Бехер — 33, Г. Кайзер — 31, И. Голль — 30, Т. Дойблер — 29, А. Эренштейн — 25 книг. Разумеется, мы оцениваем их вклад не только и не столько по количеству публикаций, так как в этой связи можно привести и другие примеры, ведь самые крупные фигуры литературного экспрессионизма — Тракль, Гейм — заняли бы в таких списках последние места. Они не публиковались ни с программами, ни со статьями, да и жизни им отпущено было немного. И напротив, абсолютный рекордсмен по количеству изданных за 14 лет книг (62 наименования) Курт Морек известен только специалистам.
Скрупулезная архивная работа — одно из ведущих направлений немецкого литературоведения последних десятилетий. Экспрессионизмоведению эта тщательность оказала неоценимую услугу, так как общая мозаика буквально по стеклышку складывалась годами и позволила сделать качественный скачок на уровне теоретического обобщения и осмысления.
к разряду субкультурных характеристик. Это касается периода «заката экспрессионизма». Этот поздний экспрессионизм вынес на поверхность огромное количество книг, брошюр, журналов, ежегодников, которые издавались до тех пор, пока это позволяли экономические условия, т. е. пока у издателей были деньги, а читатели разделяли их надежду на обновление мира. Конец экспрессионизма означал конец печатания литературной продукции в издательствах, у которых разом исчез рынок сбыта, так как читательские иллюзии окончательно рассеялись. Если судить по многочисленным манифестам и программным документам, можно сделать вывод, что начиная с 1920-х годов ничего принципиально нового и позитивного в теории экспрессионизма не дискутируется. 2 Но как обстоят дела с литературной практикой? Что подвигло литературоведов на пересмотр устоявшегося мнения о «второсортности», «вторичности» и «скудости» поэзии позднего экспрессионизма — мнения, которым исследование тоже во многом обязано предисловию Пинтуса к «Сумеркам человечества»? «Остальные же, — по мнению К. Пинтуса, — довольствуются тем, что... в тысячный раз пытаются простонать, пролепетать или прокричать то, что первые написали в своих книгах еще во втором десятилетии нашего века. ... Скорее, чем любое другое поколение, они вошли в историю литературы, стали историей; их стихи застыли в парадигму, в схему для последователей»3 .
Последнюю публикацию экспрессионистской лирики П. Раабе датирует 1925 годом. Это первый том из вышедшего в Потсдамском издательстве Густава Кипенхойера десятитомника Якоба Харингера.4 Эта одинокая публикация действительно производит впечатление внезапного и резкого конца экспрессионистского периода. Но 1924 год отмечен появлением в издательствах Гамбурга, Кельна, Мюнхена, Потсдама, Лейпцига, Дессау, Дрездена и, разумеется, Берлина двух десятков поэтических сборников, которые занимают достойное место в экспрессионистской лирике. Среди них «Гимны» Бехера, «Улица тысячи целей» Вегнера, «Ласточкина книга» Толлера, «Вечное триединство» Цеха, «В созвездии боли» Германа-Нейссе, «К природе» фон Хатцфельда, о которых нельзя судить как о «вторичных» только потому, что они продолжают разрабатывать сложившуюся художественную модель экспрессионизма и найденные в начале второго десятилетия поэтические приемы и мотивы.5
Чем же важна и интересна для нас эта статистика? Прежде всего, она отчетливо рисует тип экспрессионистского писателя: одержимый литературой и писанием автор, нацеленный на резонанс и признание, жаждущий в хоре экспрессионизма обрести слух и голос. Она также дает почувствовать мощное, упругое тело экспрессионизма и ощутить бешеную пульсацию литературной жизни, страсть к «совместному деланию», искусству «как последнему виду метафизической деятельности» и отношение к поэтическому высказыванию как к поступку. Она напрочь лишает его выдуманной эфемерности и выбивает всякую почву из-под ног скептиков, провоцирующих продолжение многолетнего спора вопросом «а был ли экспрессионизм?» Поэтому высказывание Г. П. Кнаппа о том, что литературный экспрессионизм является порождением литературоведения, лишено всяких оснований и проистекает из укоренившегося заблуждения, в основе которого лежит смешение мировоззренческой и эстетической сторон литературного экспрессионизма.
«вильгельмовщины», колыхающихся бархата и парчи, под звуки Вагнера, под победными знаменами, среди возвышенных и благородных чувств отважиться на экспрессионизм — нечто совсем простое и шокирующее, какими в живописи предстали перед публикой на картинах художников группы «Мост» купающиеся в пруду обнаженные мужчины и женщины. К. Фуссман, назвав свою публикацию, видимо, под впечатлением книги К. Хиллера «Жизнь против времени»6 , «Живопись против времени» 7, высказывает в ней предположение, что весь немецкий экспрессионизм при меньшем его игнорировании не стал бы столь оппозиционным, а при меньшем невежестве общества не удостоился бы его столь глубокого презрения и, может быть, не стал бы тогда таким угловатым, таким бескомпромиссно жестким, одновременно таким беспощадным диагнозом и спасительной терапией. Экспрессионизм как субкультурное явление не может похвастаться повсеместным тотальным признанием себя, и хотя до официальных книжных пожарищ и государственной выставки «Дегенеративного искусства» остается еще десятилетие, недостатка в злобных репликах в его адрес не было и в период его расцвета, в результате чего отчуждение этой литературы и самих литераторов от принятых социальных и эстетических норм общества приняло такой экзистенциальный характер. Экспрессионистская субкультура во взаимоотношениях с культурой официальной отчетливо являет собою такие этноцентрические тенденции («out-group» — «in-group»), в которых все чуждое как «иное, новое» и чуждое как «ненавистное, старое» измеряется своими мерами и проецированием на плоскость своего собственного, не проявляя при этом ни малейших стремлений к компромиссу или толерантности. Возможно, в этом кроется причина того, что ни один народ так кардинально не отмежевался от целой литературной эпохи, как это произошло с немецким экспрессионизмом к середине 1930-х годов.
Примечания
[1] Deutsche Lyrik ückkehr zur Bildlichkeit der Sprache / Hrsg. Heselhaus C. Düsseldorf, 1961. S. 11
[2] Это утверждение не относится к развитию экспрессионистского театра и кино, так как 1920-е годы стали периодом наивысшего расцвета их теории и практики.
[3] Pinthus Kämmerung, S. 33—34.
[4]Haringer J. Die Dichtungen // Gesammelte Werke: In 10 Bd. Bd 1. Potsdam, 1925
[5] Becher J. R. Hymnen. Leipzig, 1924; Die Straße mit tausend Zielen. Gedichte. Dresden, 1924; Toller E. Das Schwalbenbuch. Potsdam, 1924; Zech P. Hermann-Neisse M. Im Stern des Schmerzens. Berlin, 1924; Hatzfeld A. v. An die Natur. Gedichte und Prosa. Köln, 1924.
[6] . Leben gegen die Zeit. Neuausgabe. Reinbeck bei Hamburg, 1969—1973.
[7] Fußmann K. Malen gegen die Zeit // Die Maler der «Brücke». Stuttgart, 1995. S. 79.