Приглашаем посетить сайт

Пестова Н. В.: Лирика немецкого экспрессионизма - профили чужести
Часть III. Глава 1. Первые поэтические антологии

Первые поэтические антологии

Издательская ситуация экспрессионистского десятилетия в Германии абсолютно уникальна. Никогда прежде молодое поколение поэтов не имело столь благоприятных условий для печатания своей литературной продукции, и никогда за всю историю немецкой литературы не было такого времени, которое хотя бы отдаленно могло сравниться с этим периодом по количеству литературных журналов, антологий и просто тоненьких книжечек и тетрадок, вышедших в маленьких издательствах, специально под них организованных. Амбициозный юный литератор обрел литературный рынок, который был настолько же амбициозен и искал себе подобного. В одном только 1909 году в Германии было опубликовано 31000 книг, тогда как в обычно опережавших Германию в издательском деле Англии и Франции за этот же год вышли 10000 и 11000 книг соответственно. 1 В такой обстановке литературного изобилия всякий, кто хотел в Германии обрести своего читателя и слушателя, должен был непременно чем-то выделяться. Лирики-экспрессионисты, судя по резонансу, в этом явно преуспели.

Трудно переоценить роль издателей этого периода. Огромна их заслуга в том мощном прорыве новой литературы к читателю: Э. Ровольт, А. Р. Мейер, Г. Мейстер начинали именно тогда, а сегодня их имена стали просто названиями крупнейших немецких издательств. К ним присоединились К. Вольф, К. Пинтус, В. Хазенклевер, В. Херцфельде и др. Их деятельности посвящены многие научные исследования, так как без нее экспрессионизм никогда не сумел бы набрать своей поразительной мощи.

В 1912 году К. Хиллер издает первую антологию экспрессионистской лирики «Кондор». Ему хотелось, чтобы она привлекла к себе внимание и имела читательский успех, поэтому даже в ее внешнем оформлении, качестве бумаги и типографского шрифта Хиллер позаботился об изысканности и эстетичности книги, отдав ее в лучшую в Германии на тот момент типографию В. Другулина в Лейпциге. Надо полагать, что дальнейшие события превзошли все самые смелые ожидания издателя. Публикация этой антологии имела эффект разорвавшейся бомбы и вошла в историю экспрессионизмоведения как «война с «Кондором»2 . Поток брани, злословия, насмешек и колкостей вылился на К. Хиллера. «Кондор» заклеймили как «нездоровую, ненемецкую книгу», как «печальную поделку», «беспородное стихоплетство» и «дезориентацию художественного вкуса» 3. В 1912 году в адрес экспрессионизма впервые были произнесены те уничтожающие характеристики, которые четверть века спустя стали официальным мнением национал-социализма и составили пропагандистскую суть выставки «Дегенеративного искусства» 1938 года. Появление «новой лирики», для которой не существовало «неэстетического материала» и запретных тем, в единочасье раскололо литературу и литературную критику на два враждующих и непримиримых лагеря. Большая пресса буквально растерзала «Кондор» с такой силой, каковая обычно была совершенно не свойственна вялым обывателям.

Редкая из книг в такой степени стала зеркалом своего времени. Не только название антологии, но и провокационное предисловие, которое К. Хиллер предпослал 97 стихотворениям, было нацелено на читательский резонанс. Оно сознательно написано невероятно преувеличенным «акробатическим» стилем с использованием большого количества иностранных заимствований и окказиональных образований. В нем издатель причисляет себя и опубликованных авторов к «аристократии искусства» и противопоставляет «жалким эпигонам из последователей Георге» или по-обывательски ограниченным авторам «отечественного искусства»4 . По замыслу Хиллера, антология намерена стать «первым манифестом», который во всей полноте представил берлинскую поэзию «художников одного поколения». В нее вошли 10 берлинцев, 2 пражца и 2 гейдельбергца: Бласс, Брод, Дрей, Фридлендер, Гроссбергер, Хардекопф, Гейм, Хиллер, Кронфельд, Ласкер-Шюлер, Рубинер, Шикеле, Верфель, Цех.

Это вступление К. Хиллер построил как концепцию эстетической теории, принципиально отличавшейся от прочих современных направлений. Его основным требованием была «интеллектуализация» поэзии, что впоследствии станет одной из характерных особенностей всей экспрессионистской лирики. Но в антологии этот принцип впервые обрел свою окончательную форму и определил направление творчества многих поэтов (например, Бенна). Позже в своей критической работе «Мудрость скуки»5  Хиллер резко высказывался против благодушного стиля обывателя, который перегружен рифмующимися банальностями и пошлостями в духе «Herz und Schmerz, Lust und Brust, Sinnlichkeit und Innigkeit». Поэтому в этом поэтическом сборнике предпочтение было отдано поэзии интеллектуала-горожанина и его непростым, нервным и очень осознанным впечатлениям. Тема «большого города», которую для поэзии открыл Бодлер, в экспрессионистской «кондорской» версии обрела те черты «демоничности и динамичности», которые позже были причислены к стилеобразующим чертам литературного экспрессионизма. Но в «Кондоре» также отчетливо представлено и отсутствие стилевого единства в языковом воплощении даже внутри единой «городской тематики». По многообразию темпераментов и языковых тенденций этот сборник является типичным продуктом раннего экспрессионизма, «единства в котором не наблюдается». Однако он во весь голос заявил о рождении нового этапа немецкой лирики и своей целенаправленной и осознанной программой впервые начал собирать под одним знаменем разрозненные, расколотые молодые поэтические силы.

Таким образом, «Кондор» вместе с обоими авангардистскими журналами — «Штурмом» Вальдена и «Акцион» Пфемферта — стоит у самых истоков того движения, которое в период с 1910 по 1914 годы пережило свой расцвет, а после войны, в 1920—1923 годах, формально в виде таких группировок постепенно сошло на нет.

К. Хиллер был обижен на К. Пинтуса за то, что тот 8 лет спустя в «Сумерки человечества» включил только шестерых из четырнадцати «кондорцев». Примечательно в этой небольшой стычке между Хиллером и Пинтусом то, что она весьма точно характеризует атмосферу накала страстей в литературной и издательской среде.

1912 год богат на поэтические антологии: вслед за «Кондором» появляются «Поток» («Flut»), «Предвестник» («Fanale»), «Ворота» («Die Pforte»), благодаря которым в эти первые годы экспрессионизма именно лирика определяла характер современной литературы и вообще определяла новое время. Каждое стихотворение воспринимается как благовестие. Антология «Мистраль»6 , изданная в Берлине А. Р. Мейером вступает в диалог с «жизненной философией» Ницше и его стихотворением «К мистралю» 7. Не только эпиграф «... пляшем мы как трубадуры, / В нас ужились две натуры» позаимствован у философа. Название и подбор стихотворений «Мистраля» полностью выдержаны в «двойной оптике» Ницше и соответствуют тому пониманию образа Ветра, которое философ вкладывает в него в своей поэтике: Ветер-дворник, очищающий небо от «не-жизни»:

Mistral-Wind, du Wolken-Jäger,

Trübsal-Mörder, Himmel-Feger,

Brausender, wie lieb ich dich!

. 8 Из наиболее известных, кроме уже упомянутых, отметим антологию 1916 года «О судном дне», изданную у К. Вольфа в Лейпциге. Знаменита антология Л. Рубинера «Товарищи человечества» (1919), в которую вошли и французские авангардные поэты. К лучшим антологиям поэзии экспрессионизма по праву относят сборник Р. Кайзера «Предзнамение» (1921) и «Лирика действия 1914—1916» Ф. Пфемферта. Отметим также антологию Г. Э. Якоба «Стихи живущих» (1924), которая отличается от прочих нестандартным выбором поэтов. 9 По качеству и уровню поэзии эти антологии очень неравноценны, их достоинства и недостатки были видны даже самим издателям, но они преследовали определенные мировоззренческие цели и нередко закрывали глаза на эстетическую значимость публикуемых стихотворений. Так, Л. Рубинер в послесловии к своей антологии написал: «Мы знаем, что чисто художественная ценность является «нечистой» и «малоценной»; революционная поэзия не является социалистической, пока она еще утопична»10

Из всех 26 антологий, изданных в те годы, единственная антология 1932 года Г. Вальдена и П. Зильбермана парадигматически соответствовала программатике экспрессионизма и была составлена в духе «нового словесного искусства» Штрамма и самого Вальдена.11 

Самой знаменитой и самой читаемой и почитаемой антологией новейшей немецкой лирики до сегодняшнего дня является антология К. Пинтуса «Сумерки человечества. Документ экспрессионизма» с подзаголовком «Симфония новейшей поэзии», которая вышла в издательстве Э. Ровольта в Берлине в конце 1919 года, но традиционно датируется 1920-м годом.12 Ее появление не сопровождалось войной в духе «Кондора», так как на момент «Сумерек человечества» силы экспрессионизма были окончательно собраны. После 1920 года она несколько раз переиздавалась и вместе с последним изданием 1996 года ее общий тираж составил 158000 экземпляров.

Ее надобность не отпала и интерес к ней нисколько не снизился с выходом в последующие десятилетия антологий, составленных с учетом иного уровня теоретических обобщений научного экспрессионизмоведения.13 «Поразительным достижением» К. Пинтуса считают литературоведы его сборник, сохранивший ранг «стандартного собрания», «классической антологии экспрессионистской лирики», «наиболее представительной и все еще самой лучшей». Ведь К. Пинтус сформировал антологию, не имея ни малейшей исторической дистанции и буквально произвольно «вынул» ряд авторов из общего литературного процесса, руководствуясь исключительно собственным литературным вкусом. Более того, как лектор у Э. Ровольта и К. Вольфа, он был лично знаком почти со всеми из них, а с Ф. Верфелем и В. Хазенклевером был связан крепкой и длительной дружбой. Это должно было негативно отразиться на объективности выбора авторов, но этого не произошло; в последующих антологиях лишь несколько смещены акценты в сторону значимости «ранней» лирики 1910—1914 и включены авторы, которых нет у Пинтуса: Бласс, Больдт, Хардекопф, Германн-Нейссе. В остальном же она остается «стандартным собранием» и своеобразной Библией экспрессионизма.

«Симфонию» составляют 275 стихотворений 23 авторов. Она состоит из четырех частей: «Крушение и крик» («Sturz und Schrei»), «Пробуждение сердца» («Erweckung des Herzens»), «Призыв и возмущение» («Aufruf und Empörung»), «Возлюби человека» («Liebe den Menschen»). Каждому из прижизненных переизданий антологии Пинтус предпослал обширное вступление (осень 1919 года, апрель 1922, лето 1959), которые по количеству примеров их цитации, так же как и сама антология, явно превосходят любое другое научное исследование литературоведения. Не будет преувеличением утверждение, что как сама антология, так и вступления к ней на многие годы стали основными импульсами и источниками для размышлений и суждений о немецком литературном экспрессионизме. В Предисловии 1959 года К. Пинтус даже ссылается на ученых, которые пришли к выводу, что его антология вместе с портретом поколения экспрессионистских поэтов очень сильно повлияла на направление научного исследования. Переиздавая ее в 1922 и 1959 году, К. Пинтус задается вопросом, должен ли он переработать антологию, пополнить недостающими именами? И отвечает: «... критически взирая на наше время и поэзию, я вынужден признать, что «Сумерки человечества» является не только целостным и замкнутым, но и законченным, итоговым документом этой эпохи. Выражусь более ясно: после завершения этой лирической симфонии не было сочинено ничего такого, что должно было бы впоследствии насильственно быть в нее включено»14 . Между тем хронологически она ограничена 1919 годом и, следовательно, полностью исключает лирику «позднего» экспрессионизма.

Как блестящий документ эссеистики, предисловие К. Пинтуса в той же мере, что и, например, эссе позднего Г. Бенна, занимает промежуточное положение между теоретическими программными высказываниями и художественным произведением. Как необычайно поэтичная рефлексия лирического наследия, предисловие с его точными и изысканными формулировками оказывает на всякого магическое воздействие. Если задаться целью выяснить, скольким аксиомам экспрессионизмоведения К. Пинтус проторил дорогу на десятилетия, то станет очевидной правомерность обвинения его в «заданности направления исследованиям». Среди них есть такие, что и поныне не вызывают сомнения и продолжают оставаться надежными ориентирами исследователей. Однако доминируют все же те суждения и оценки К. Пинтуса, которые мы имели в виду, говоря о гипнотических формулах, программирующих исследовательский горизонт. Несколько слов позволим себе о тех и других.

С чего начинается лирика экспрессионизма? В любом литературоведческом справочнике или истории литературы написано: со стихотворения ван Годдиса «Конец мира» («Weltende»), которым К. Пинтус открывает свою «Симфонию», навсегда тем самым отведя ему первое место:

Dem Bürger fliegt vom spitzen Kopf der Hut,

Dachdecker stürzen ab und gehn entzwei,

Und in den Küsten — liest man — steigt die Flut.

Der Sturm ist da, die wilden Meere hupfen

An Land, um dicke Dämme zu zerdrücken.

Die Eisenbahnen fallen von den Brücken. —15

С голов остроконечных шляпы вдаль,

По воздуху, как крик — сверля виски.

Железо крыш летит, дробясь в куски.

«Вздымается вода».

— и буйно скачут волны

На берег, разбивая тяжесть дамб.

Людей замучил насморк своевольный.

Мосты разверзли пропасть поездам.

«Сумерки человечества» — метафора главного мировоззренческого, эстетического и структурного принципа экспрессионизма: амбивалентности. Так как «Dämmerung» — «сумерки» — это и символ захода, заката, конца и символ начинающегося, едва забрезжившего нового дня. В этом символе — типичный экспрессионистский симбиоз «всего и всего ему обратного» от полюса абсолютной негативности до полюса абсолютной позитивности. В нем поэтически воплощен важнейший для этого поколения философский постулат Ницше о возможности созидания нового только через уничтожение старого. В нем центральный принцип их эстетики, где «ничто не есть очевидно» и зависит от «креативной перспективы», взгляда с «Олимпа видимости».

На чем так сосредоточило свое внимание литературоведение? На выделенной К. Пинтусом из всего экспрессионистского хора «мелодии гуманности, которая может рассматриваться как главный мессианский мотив экспрессионизма»16 . С чьей легкой руки окрестили экспрессионистов «разочарованными гуманистами»? Кто первым распознал в экспрессионизме «новый классицизм, новую романтику и новый бидермейер»? 17 Кто первым обратил внимание на странные параллели между экспрессионистской лирикой и остальной лирикой общеевропейского модернизма, с которой в Германии в тот момент практически никто не был знаком? И серьезно аргументированные доводы, и мимоходом брошенные замечания К. Пинтуса, необычайно эмоциональные и эффектные, воплотились сегодня в сотнях монографий — таков итог колоссального воздействия антологии.

Примечания

[1] . Expressionismus // Geschichte der deutschen Lyrik. Vom Mittelalter bis zur Gegenwart. Stuttgart, 1983. S. 421. 

[2] Der «Kondor- Krieg.» Ein Literatur-Streit. Fußnoten zur Literatur / Hrsg. Stark M. Heft 36. Bamberg, 1996.

[4] «Der Kondor». Entstehung und Wirkung. Mit einem Nachwort von P. Raabe. Berlin, 1989. S. 158.

[5] Hiller K. Die Weisheit der Langeweile. Eine Zeit — und Streitschrift: In 2 Bd. Lepzig, 1913.

[6] . Eine lyrische Anthologie. Berlin-Wilmersdorf, 1913.

[7] Nietzsche F. An den Mistral. Ein Tanzlied // N. F

здательствах с 1912 по 1932 год.

[9] Verkündigung. Anthologie junger Lyrik. München, 1921; Die Aktions-Lyrik 1914—1916. Eine Anthologie. Berlin-Wilmersdorf, 1916; Verse der Lebenden. Deutsche Lyrik seit 1910. Berlin, 1924.

[10] Kameraden der Menschheit. Dichtungen zur Weltrevolution. Eine Sammlung. Leipzig, 1971. S. 167. 

[12] Menschheitsdämmerung, Symphonie jüngster Dichtung. Ein Dokument des Expressionismus. Berlin, 1920.

[13] Назовем лишь наиболее известные из них: 131 expressionistische ühmkorf P. Neuausgabe. Berlin, 1993; Lyrik des Expressionismus / Hrsg. Vietta S. 3. Aufl. Tübingen, 1985; Gedichte des Expressionismus / Hrsg. Bode D. Stuttgart, 1994.

ämmerung / Hrsg. Pinthus K. Neuausgabe. Berlin, 1996. S. 33. 

[15] В других переводах «Конец света». Пер. В. Нейштадта. Павлова Н. С—13.

[16] Pinthus K. Menschheitsdämmerung. S. 14.