Приглашаем посетить сайт

Никольский С.В.: История образа Швейка.
Мастерство пародии и шаржа.

Мастерство пародии и шаржа.

Как уже говорилось, стихия устной комики увлекала Гашека не меньше, чем литературное творчество, и сливалась с ним, образуя некое единое целое. Розыгрыш, затеянный где-нибудь в веселой компании, получал затем развитие в литературном произведении, оказывался темой рассказа, юморески. В свою очередь литературные мотивы, найденные во время работы над текстом рассказа или фельетона, использовались потом в устных комических импровизациях и «речах» Гашека. Одно переходило в другое. Многие осуждали Гашека за неусидчивость, упрекали, что он отвлекается от литературы на что-то постороннее, проводя время в пивных и кабачках. А между тем не было ничего более полезного для него как писателя, чем эта постоянная игра ума и воображения. Юмор был его органическим жизненным призванием, и он творил все время. Это был творческий процесс длительностью в жизнь. Это была жизнь, ставшая творческим процессом. В самом поведении Гашека было что-то от художественного творчества.

Из массовой смеховой игры, какой была инсценировка создания партии умеренного прогресса, родилось и самое крупное до романа о Швейке произведение Гашека с громким названием «Политическая и социальная история партии умеренного прогресса в рамках закона». Она состоит более чем из восьмидесяти веселых главок-фрагментов, в которых как бы сообщалась история создания партии, тесно переплетенная с хроникой похождений неунывающей гашековской компании. Помещен был манифест партии, часть речей Гашека. И все это сопровождалось десятками юмористических портретов участников и современников «движения».

к другу и к основной теме часто представляло собой веселые пародийные «ходы». Так беззаботное путешествие Гашека по Австро-Венгрии с двумя его приятелями, изобилующее забавными приключениями и шумными выпивками за чужой счет, подавалось как апостольская миссия посланцев партии умеренного прогресса в рамках закона, отправившихся проповедовать свое учение. Служба Гашека в редакции журнала «Мир животных», где он мистифицировал читателей, придумывая несуществующих зверей, насекомых и птиц, изображалась как необходимая для депутата школа обмана публики: «Каждый политик должен пройти большую жизненную школу и, главное, научиться обманывать людей <...> Я стал редактором «Мира животных» с надеждой, что из «Мира животных» один шаг и до депутатского сейма <...> Журнал этот произвел в моей душе полный политический переворот. То, что в журнале практиковалось в малых масштабах, в политике делается в больших. Только обманом всего общества и могут жить отдельные лица -—> Я благодарен «Миру животных» за тот опыт, который мы почерпнули для программы партии умеренного прогресса в рамках закона, выраженный в прекрасном девизе: "Делай, что хочешь, но говори о себе только самое хорошее"» (IX, 44-46). В свою очередь кратковременная работа Гашека в редакции газеты национальных социалистов «Ческе слово» подана как разведывательная акция в стане враждебной партии.

«замечательных людей». Это Густав Опоченский и Ян Климеш. В остроумном вступлении к «Истории партии», пародирующем стиль такого рода сочинений, Гашек пишет: «Уместно в первую очередь сказать о двух мужах, которые в памятный год, когда была основана партия, стояли бок о бок со мной вместе с целым рядом других, о которых будет упомянуто позднее, и поддерживали меня в моих начинаниях. Был это воевода Македонский Климеш и поэт Густав Р. Опоченский» (IX, 13). Об Опоченском дальше говорится, что уже в детстве, когда его наказывал отец, - а он происходил из семьи евангелического пастора, - он «никак не противился воле судьбы и, извиваясь на отцовском колене под розгой, вспоминал слова евангелия «Вся власть происходит от бога, а посему, кто власти противится, тот воле божией противится». Отцовское колено и розга были лучшей поэтической школой для Опочен-ского. Именно эту школу мы и должны благодарить за ту яркую черту, которую историк литературы обнаружит в каждом его стихотворении, т. е. бесконечную безнадежность, печали, которые нельзя утолить, огни, которые угасли...» (IX, 14). Рядом обрисована могучая фигура «борца за права угнетенного народа» (IX, 15) Климеша: «Он был высокого роста, и его покрытое могучей коричневой порослью лицо, угрожающее выражение, страстные речи заставляли предполагать в нем прирожденного предводителя революционных войск...» (IX, 15). Климеш рвется на Балканы на помощь угнетенным братьям-славянам и даже носит устрашающую форму «македонского воеводы» и огромный кинжал за поясом, но потом оказывается смешным и мелким трусом, а его подвиги выражаются главным образом в обильных хмельных возлияниях. Если Опоченский олицетворяет, так сказать, непротивление и покорность, то Климеш, этот родной брат Тартарена из Тараскона, - хвастовство и трусость. Третий герой, которому посвящен специальный портрет, - «камрад Станислав Земан», утверждал, что трижды переплыл в бочке Ниагарский водопад. Потом один за другим появляются другие не менее достойные поборники умеренного прогресса. При этом во всех случаях речь идет о реальных лицах. В книге нет вымышленных персонажей. Это сплошь шаржи на реальных людей. Глубокой иронией проникнута глава «Революционер Зиглозер» - о бывшем участнике радикального движения «Омладина», который предпочел потом вольнолюбивым увлечениям своей молодости рыночную деятельность, а именно торговлю коньяком, и научился ловко использовать былую принадлежность к оппозиционным кругам, вызывающую уважение у людей, в интересах торговой рекламы. Великолепна характеристика, которой Гашек наделил «этических анархистов» Магена и Маха, - этих, по ироническому определению писателя, «чешских якобинцев», - один из которых признался однажды в своих стихах:

Для будущих подвигов силу и волю
мы черпали больше всего в алкоголе.

Книга обещала прозвучать как веселый, дерзкий и шумный вызов и существующим порядкам, и наивным политическим иллюзиям, и мещанскому самолюбию. Однако случилось так, что она надолго осталась неизвестной читателям. Издатель, взявшийся в 1912 году выпустить ее, в конце концов так и не решился сделать это и продал рукопись частному лицу. А потом наступила война. Гашеку так никогда и не довелось узнать, увидит ли свет его сочинение. Только в середине 20-х годов, уже после смерти писателя, было напечатано десять разрозненных главок. В 30-е годы Юлиус Фучик, получивший доступ к рукописи и высоко оценивший это произведение, начал печатать его в газете и опубликовал примерно четвертую часть текста. Однако владелец рукописи, состоявший членом партии национальных социалистов, взял свое разрешение на публикацию назад после того как были напечатаны главы, в которых затрагивалась эта партия. Рукопись вновь исчезла из поля зрения. Только чудом она не погибла во время Второй мировой войны. Частная библиотека, в которой она хранилась, была без остатка уничтожена. На счастье оказалось, что владелец рукописи отдал ее на время биографу Гашека Вацлаву Менгеру, благодаря этому она и уцелела. Лишь в 60-е годы, спустя полвека после своего возникновения, книга Гашека увидела свет (не исключено, однако, что три-четыре главки все же затерялись). На русском языке она пока что опубликована только один раз — в шеститомном собрании сочинений Гашека.

бы иначе. Нет сомнений, что уже тогда его признали бы одним из крупнейших чешских писателей (в чем пока что ему упорно отказывали). С другой стороны, трудно сказать, какие последствия имел бы тот великий шум, который, несомненно, поднялся бы вокруг этого сочинения и тоже, наверное, так или иначе сказался бы на дальнейшей судьбе писателя. В «Истории» было задето самолюбие слишком многих людей.

Гашек как писатель вообще сформировался по-настоящему именно где-то во время создания этой книги, в самом конце первого, начале второго десятилетия нашего века, когда исполнилось, кстати говоря, как раз десять лет и с момента появления в печати его первых рассказов. Только теперь ощутимо проявилась и одна из самых оригинальных и замечательных черт его творчества, во многом придавшая потом такое очарование его веселому роману о Швейке. Естественно, речь идет о стихии розыгрыша и комической мистификации - стихии, в которую Гашек все больше погружался теперь, находя в ней неисчерпаемые художественные возможности и широкий простор для творчества.