Скажи «прощай» младым годам…
Чем я обязан Джойсу? Он всегда восхищал меня. А потом я понял, что не смогу пойти его путем
Беккет часто бывал у Джойса. Беккет, как и Джойс, любил тишину: часто во время бесед они замолкали, объясняясь знаками, погрузившись в печаль,- Беккет размышлял, главным образом, о судьбах мира, Джойс - о самом себе. Джойс сидел в своей обычной позе, скрестив ноги, положив носок ноги на подъём другой; Беккет, столь же высокий и худощавый, сидел в такой же позе. Беккет читал Джойсу фрагменты книги Фрица Мотне-ра «Критика языка», одну из первых работ, показавшую неточность языка, как способа раскрытия и сообщения метафизических истин. И Джойс откровенно признался: «Я никого не люблю, кроме своей семьи»,- произнеся это таким тоном, как будто говорил: «Я никого не люблю, в том числе и свою семью». Раз или два Джойс, у которого было плохо со зрением, диктовал Беккету куски из «Поминок по Финнегану»29.
Помню, как я навещал Джойса в больнице. Он лежал в палате и капал капли в оперированный глаз. Правда, не уверен, что я читал ему там что-нибудь. Потом иногда заходил вечером к нему домой - его отпускали на ужин. Мы мало разговаривали. Я был молодым еще, был очень ему предан, да и я ему нравился. Часто и он ко мне заглядывал, если ему что-то нужно было, в основном, если хотел погулять со мной до ужина.
Он был уникальным эксплуататором. Друзей, правда, он сильно не эксплуатировал. Хотя мы с Альфредом Перо-ном перевели его «Анну Ливию Плюрабель»30 на французский язык. Джойсу понравился наш перевод. Он создал некий комитет, состоящий из пяти человек, мы собирались у Поля Леона (кстати, Леон был абсолютно непрофессиональным переводчиком) и обсуждали наш перевод. В этих встречах участвовала и Адриенна Монье. В результате его переделали до неузнаваемости, что очень огорчило нас31. Потом мы обсуждали уже отредактированный перевод у нее дома нашим «кланом», а в своем магазине она устроила публичное чтение - сначала слушали в записи, как читает Джойс свою «Анну Ливию Плюрабель», которую воспроизвели на граммофоне Сильвии Бич. А потом стали слушать французскую версию, не помню, кто читал, кажется, Филипп Супо или Монье - скороговоркой, невыразительно, а мы с Джойсом и Пероном при этом присутствовали.
Однажды вечером я привел его домой в лоскуты пьяным, я не хотел бы снова повторить этот сюжет! Он много пил, но по вечерам. Запомнились пирушки у него дома. Он обожал устраивать юбилейные застолья. Каждый год отмечал день рождения своего отца. «Отец, прости, Бога ради, своего сына!» - повторял он. Всякий раз он вручал мне банкноту, не помню, какого она была достоинства, велел отдать нищему, чтобы «тот помянул его отца». Так происходило ежегодно в конце декабря. Не помню, откуда эти строки, кажется из стихотворения "Ecce Puer":
Дитя явилось
В юдоль скорбей:
Печаль и радость
В душе моей.
Он спит, не видя
Склоненных нас.
Любовь да выйдет
В глубь этих глаз!
Тщедушной жизни
Пар на стекле:
Пришла, чтоб снова
Пропасть во мгле.
Младенец- в зыбке,
В земле - мертвец.
Простись и сына
Прости, отец! 32
Джойс написал их на смерть отца. Он очень тяжело перенес утрату.
:
Скажи «прощай, прощай, прощай»,
Скажи «прощай» младым годам…
Я очень люблю «Портрет художника в юности»33. В нем кроется нечто удивительное. Особенно концовка, когда Дедалус становится независимым. Его переполняет чувство превосходства над другими - благодаря призванию и месту, которое он занимает в обществе. Я имею в виду последнюю редакцию романа: Джойс ведь переделал его.
Чем я обязан Джойсу?
Морис Надо сказал как-то, что влияние на меня Джойса - ab contrario, то есть «от противного». Понимаю - Джойс ушел дальше всех в постижении сути, смысла, в дисциплине отображения материала. Он постоянно добавлял что-то, достаточно посмотреть его гранки, чтобы убедиться в этом. А мой путь - оскудения, обеднения, обнищания текста, если так можно выразиться, конечная цель пути - отсутствие ненужного знания, я избавляюсь от лишней информации, вычеркиваю ее, а не добавляю.
Когда я познакомился с Джойсом, я не собирался становиться писателем. Это пришло ко мне позднее, когда я понял, что я никудышный преподаватель. Когда понял, что не могу преподавать. Но помню, как говорил в своих лекциях о Джойсе, о его героической, эпической прозе. Он всегда восхищал меня. Его эпической, героической прозой. И потом я понял, что не смогу пойти его путем.
Главное, в чем он повлиял на меня, - его полная отдача искусству, искренность, с которой он к нему относился. Мы диаметрально противоположные писатели - он синтезатор, а я - аналитик. Я вычеркиваю все лишнее, ненужное, потому что стремлюсь дойти до самой сути, до архетипичного. В моей пьесе «В ожидании Годо» этот архетип воплощен в клоуне-бродяге. Причем мой Клоун не аллегорическая фигура, а человек, у которого просто ничего нет, его нельзя охарактеризовать как «владельца мерседеса». Другими словами, если мы вынесем за скобки все ненужные подробности, мы увидим человека, вполне реального человека, но без лишних дополнений. Есть у него фрак или нет - не имеет никакого отношения к его сути. Поэтому если ваш герой в отрепье, окружающие забудут о фраке и тому подобном.
А Джойс был жадным писателем. (Beckett Remembering)
Визиты Беккета в семью Джойса вскоре были омрачены влюбленностью в него дочери Джойса, Лючии. Она в те годы была уже тяжело больна - на смену ровному состоянию внезапно приходили вспышки агрессии или отчаяния, или рыданий. В конце концов Сэм вынужден был сказать Лючии, что он ходит в гости к ее отцу, а не к ней. Последовала ужасающая сцена. И он перестал бывать в их доме. Джойса это очень расстроило. Потом, когда ее поместили в больницу Иври, Сэм навещал ее вместе с ее отцом. Они ходили на прогулку. Джойс не хотел верить, что болезнь Лючии неизлечима, он обращался к разным специалистам-психиатрам, лечили ее и по методике Юнга.
Она была очень привлекательной, прекрасно танцевала. Когда началась война, ее перевезли в клинику на юг Франции. Родные поставили на ней крест, брат Джорджио считал ее сумасшедшей. А отец не принимал этот вердикт.
Душевная усталость, растерянность, неверие в свои силы и свое будущее делают тот период жизни Сэма невыносимым. Он сторонится людей, не посещает литературные кафе и поэтические вечера, правда, много читает своих любимых авторов, старается писать. Именно в те летние месяцы 1930 года он читает «В сторону Свана» Марселя Пруста, делает выписки, штудирует статьи и рецензии, посвященные писателю. А чтобы «передохнуть», читает Китса, которого любит «больше всех английских романтиков, потому что он не стучит кулаками по столу.
О, Байрон! Песней сладостной печали
Ты к нежности склоняешь все вокруг...34
Мне нравится легкость, плавность его стиха, его томление и усталость».
Но понять суть не только «новой прозы» создателя метода «потока сознания», а источник подобного отношения к слову, образу и суровой действительности помог ему Шопенгауэр35.
Читаю Шопенгауэра. Все смеются надо мной. Но ведь я ищу там не философские выкладки, не задумываюсь - он прав или нет, или он беспомощный метафизик. Интеллектуальное обоснование несчастья - а ему это удалось, как никому, - необходимо постичь тому, кто интересуется Леопарди36 37. (Damned to Fame)
Примечания.
29. Всемирная история по Джойсу обретает свои очертания и свой код в дублинской балладе «Поминки по Финнегану», которую еще в детстве художника пели у него дома. Радостной эту песенку не назовешь: горький пьяница Тим Финнеган, подсобник на стройке, грохнулся с лестницы и размозжил череп. Друзья устроили поминки, напились и передрались. Потом его полили из бутылки с виски, и он воскрес.
30. Героиня романа Джойса «Поминки по Финнегану» (1939), олицетворяющая вечную женственность и ассоциирующаяся с ирландской рекой Лиффи. Задолго до публикации романа Джойс, опасавшийся, что ему никогда не удастся закончить свой труд, выпустил в свет книжку под названием «Анна Ливия Плюрабель» (1928), которая в 1930 г. была перепечатана издательством Faber. «Анна Ливия» претерпела 17 изменений за период с 1923 по 1938 гг.
32. Пер. Г. Кружкова // Джойс Д. Стихотворения. М.: Радуга, 2003.
«Портрет художника в юности» (1916) в большой степени автобиографичен, о чем уже говорит название романа. Это произведение представляет собой переработку вполне сырого материала, сохранившийся фрагмент которого был опубликован после смерти писателя, в 1944 г., под названием «Стивен-герой» (Stephen Hero). Написанный почти целиком в молодые годы, «Портрет...» демонстрирует пластику и холодный анализ, «особый смысл в романе имеет и принципиально открытая концовка. В «Портрете художника…» конфликт не только не завершен, он побуждает читателя узнать, что же выйдет из такого героя, который так лихо расправился с прошлым, будет ли стоить всех этих потерь амбициозно заявленная цель? С другой стороны, роман без конца как бы символизирует принци-пиальную бесконечность конфликта – неизбывность трагедии человеческого существования» // Гениева Е. И снова Джойс... М.: ВГБИЛ им. М. И. Рудомино, 2011.
34. Китс Д. Сонет к Байрону / Пер. В. Левика // Китс Д. «Сильна любовь и слава смертных дней...» М.: Центр книги Рудомино, 2011.
35. Артур Шопенгауэр (1788-1860) – немецкий философ, яркий представитель постклассической философии девятнадцатого века. Шопенгауэровская этика жизнеотрицания предвосхити-ла процесс самоотчуждения человека, который в полной мере развернулся только в ХХ в. Тем не менее, она оказала огромное влияние на Ф. Ницше, на русскую философскую мысль, особенно на мировоззрение Толстого и Достоевского.
г. под общим названием «Песни» (Canti).
37. Морис Баррес (1862-1923) - французский писатель, выражавший агрессивные устремления буржуазного класса. От демонстрации неограниченного индивидуализма, от провозглашения необходимости бороться за сильную личность Баррес перешел к проповеди национализма.