Настало время учиться
Смутно, без сожаления, я подумал о рассказе, который надо бы сочинить, о рассказе наподобие моей жизни, когда не хватает смелости кончить и сил нет продолжать.
Его отдали в начальную школу в Элсфорт Хаус в центре Дублина, она была в семи милях от дома, на Хар-курт-стрит. До нее надо было проехать несколько остановок. Школа была маленькой, в ней училось около ста человек, в классе были и католики. Сэм получил там первые уроки жизни в коллективе, где были ребята разных конфессий, национальностей, привычек, темперамента. Однажды его вызвали вместе с соучениками к завучу, и тот сказал, что в следующий понедельник к ним придет новый ученик, его надо встретить с открытым сердцем. Соломон, первый еврей, с которым Сэму довелось познакомиться, действительно оказался «как все».
Мне этот опыт пошел на пользу, потом мне часто, очень часто доводилось пересекаться с евреями, я понял тогда, что они обыкновенные люди... а Соломона очень полюбили у нас в школе!
Эта атмосфера терпимости оказала глубокое влияние на Сэма, повзрослев, он станет убежденным антирасистом. Их воспитывали не только в духе терпимости, им прививали основополагающие гуманитарнын ценности -честь, долг, совесть, уважение к ближним.
В школе Сэм очень много занимался спортом - играл в крикет, теннис, бегал на средние и длинные дистанции. Потом в Порторской школе принимал участие в соревнованиях по бегу с препятствиями, боксом начал заниматься тоже очень рано.
Порторская Королевская школа пользовалась большим авторитетом среди протестантских семей. Ее главным достоинством было то, что учеников изолировали от внешнего мира, их не посвящали в политические и прочие события, происходившие в Ирландии в то непростое десятилетие9.
Его любили соученики - за спортивные успехи, за чувство юмора, за миролюбивость. Он, конечно, немного удивлял их своей задумчивостью, некой отрешенностью, умением подолгу молчать. Но стоило ему отвлечься от своих мыслей, как он быстро и легко парировал любую шутку, при этом взгляд его серых глаз вспыхивал задорным огоньком под стеклами очков, а лицо преображалось.
он знал наизусть стихотворения романтиков Озерной школы, особенно любил «Оду соловью» Джона Китса, реминисценции оды потом возникнут в нескольких текстах писателя. «Ввысь вознести мое дыханье», - повторяет про себя Белаква в новелле «Данте и лангуст». В эти же годы он начал сам сочинять стихи - шутливые, немного хулиганские. Но соученики приняли их на ура, особенно «Оду уборной», даже выучили ее наизусть:
Пойдешь, малышка, или нет,
Позднее Беккет упорно отстаивал право писателя отражать в слове, то есть в литературном тексте, все проявления человеческого существа, в том числе и физиологические отправления. Джойс, который через несколько лет станет его старшим товарищем и конфидентом, кстати, тоже в юности отдал дань этому увлечению игрой слов - написал цикл стихов «Камерная музыка» (1907): не стоит забывать, что слово “chamber” переводится и как «ночной горшок». Читал или нет Беккет в школе этот сборник - нам неизвестно.
Его избирают в комитет Научного литературного общества, и, преодолевая врожденную робость перед публикой, он участвует в дискуссиях. А на ринге, на теннисном корте и за шахматной доской его никто не мог победить. На последнем курсе он стал капитаном команд по регби и крикету.
Преподаватель математики и естественных предметов, выпускник Кембриджа, У М. Тетли возмущался: «Беккет, я отказываюсь понимать, как человек такого интеллекта, как у тебя, не в состоянии освоить основные законы физики и химии!». Беккет отмалчивался, но красноречивее ответа оказался его поступок: он вылил в раковину серную кислоту, потому что не видел разницы между ней и простой водой.
Сэм был заводилой во всем, что касалось веселых бунтов учеников против учителей. Однажды он превратил всех ребят, а их было больше девяноста душ, собравшихся вечером в общем зале готовить уроки, в хор. С ними, как обычно, сидел младший преподаватель. На этот раз за ними присматривал мистер Томас Тэкербери, пожилой человек, высокий, худой, с обвислыми усами, в потертых бриджах цвета хаки и твидовом пиджаке. Он был неудачником - жена его бросила, по служебной лестнице он не продвинулся ни на йоту. И Сэм со своим приятелем Клодом Синклером, который пел в церковном хоре, решили повеселить честную компанию - они раздали список гимнов и песен, которые по первому знаку дирижера Сэма все начали дружно петь. Разгневанный Тэкербери подбежал к зачинщику и набросился на него с кулаками. Сэм, опытный боксер, умело заслонялся от ударов, улучив минутку, он поднял на учителя взгляд своих серых глаз и тихо спросил: «А почему вы не бьете того, кто вашего же роста?» Тэкербери, втянув голову в плечи, побрел к своему столу и заплакал. Сэм был в отчаянии: ему стало жаль неудачника.
«Ему было свойственно обостренное чувство справедливости и чести, - вспоминал один из его соучеников. - И он ждал от нас того же, а мы часто обманывали его. Стоило посмотреть ему прямо в глаза, и он верил каждому твоему слову». (Beckett Remembering)
«Эти представления о чести и достоинстве, которые позднее он характеризовал как комплекс англичани-на-джентльмена, “впечатались” в него навечно за годы учебы в Порторской школе. Несмотря на его стихийный индивидуализм семнадцатилетнего юноши, они повлияли на него самым радикальным образом, и он остался верен им до конца дней», - пишет Ноулсон. (Damned to Fame)
Честность, прямодушие, верность данному обещанию впоследствии соединились в нем с состраданием, с обостренным ощущением вины; но главное - его этические принципы не были консервативно-буржуазной природы, он не был конформистом, поэтому он был уязвим в столкновении с теми, кто не обладал такой же открытой душой, такой же лабильной психикой, а когда он обнаруживал, что и его поступки не соответствуют его принципам, происходил эмоциональный срыв. Конфликт совести и поступка приводил к тяжелейшим переживаниям, он мучился угрызениями совести, впадал в отчаяние. Но эти периоды наступили позднее...
Примечания.
9. Имеется в виду борьба Ирландии за независимость.