Мы пойдем до конца...
В те дни оккупанты хватали на улицах, забирали из дома всех евреев -включая стариков и детей, сгоняли их в Парк де Пренс, а потом увозили в концентрационные лагеря
В сентябре 1939 года разразилась война. Беккет находился в Ирландии, навещая овдовевшую мать. Он немедленно возвратился в Париж; зверства и антисемитизм нацистов повергли его в ужас. Как и Джойс, он считал войну бессмысленной и бесполезной. Он был гражданином нейтральной Ирландии, но остался в оккупированном немцами Париже, принял участие в движении Сопротивления, вел опасную, полную риска жизнь подпольщика. Беккет с сарказмом высмеивал Гитлера, его теорию «чистоты арийской расы».
Ариец должен быть блондином, как Гитлер, тощим, как Геринг, красивым, как Геббельс, мужественным, как Рем, а звать его должны Розенбергом. Слышал я намедни Гитлера-Миротворца под грохот авианосца. (Damned to Fame)
Я просто не знал, что же мне делать. И все-таки мне удалось убедить офицеров, что Ирландия - не Англия. (Beckett Remembering)
С немалыми трудностями Беккет пересек границу: в Нью-Хейвене его отказывались пропустить на корабль, отплывавший в Дьепп, без специального пропуска. После мучительных препирательств он прошел таможенный контроль, и то только потому, что он был гражданином Ирландии, сохранявшей в войне нейтралитет. Сев в поезд, он увидел, что во всех домах, мимо которых он проезжал, окна были заклеены - он оказался в стране, подвергавшейся вражеским бомбардировкам. Так начался период испытаний. Но Беккет прошел этот путь мужественно.
10 мая 1940 года фашисты вторглись в Бельгию и Голландию, а спустя несколько дней - во Францию. 28 мая Бельгия капитулировала, в начале июня из Дюнкерка были выведены войска союзников.
Уинстону Черчиллю принадлежат исторические слова, которые он произнес 4 июня 1940 года в парламенте:
«Я не могу предложить ничего, кроме крови, тяжелого труда, слез и пота.
Нам предстоит суровое испытание. Перед нами много долгих месяцев борьбы и страданий. Вы спрашиваете, какова наша политика? Я отвечу: вести войну на море, суше и в воздухе, со всей нашей мощью и со всей той силой, которую Бог может даровать нам; вести войну против чудовищной тирании, равной которой никогда не было в мрачном и скорбном перечне человеческих преступлений.
Такова наша политика. Вы спрашиваете, какова наша цель? Я могу ответить одним словом: победа - победа любой ценой, победа, несмотря на все ужасы; победа, независимо от того, насколько долог и тернист может оказаться к ней путь; без победы мы не выживем». 63
После того, как Гитлер оккупировал Францию, Бек-кет решил наняться водителем в полевой госпиталь, но солдаты вермахта были уже возле Парижа. И поэтому он с Сюзанной покинули город. Они с другими беженцами, прихватив лишь самое необходимое (документы, одежду и французский перевод «Мерфи»), уехали из Парижа, а через два дня немцы маршировали по Елисейским полям. Беккету удалось купить билеты на поезд, тогда как многим пришлось отправиться в путь пешком; будто вьючные лошади, двигались они плотным потоком по дороге, ведущей к Виши, никто не знал, когда они вернутся домой. И вернутся ли...
12 июня Беккет добрался до Виши.
«Божоле»). Но после падения Парижа в этом отеле разместили членов правительства. У приятельницы Джойса Марии Жолас была частная школа, и он с Норой поселился там. Нам тоже предстояло куда-то перебраться, но у нас не было ни копейки. Джойс дал мне письмо к Валери Ларбо, у которого было большое поместье и немалые деньги... Он был парализован. Дверь мне открыла его супруга, провела к нему - он сидел в инвалидном кресле и не мог говорить. Мне одолжили двадцать тысяч франков, я вернул их потом, но, увы, Ларбо уже не было в живых. (Damned to Fame)
Наконец они доехали до Тулузы. Поезд был набит беженцами и солдатами, спасающимися от плена. В Тулузе их отправили в центр регистрации для перемещенных лиц. Беккет не решился бесконечно ждать документы, которые подтвердили бы, что он - гражданин нейтрального государства и писатель, ведь прошение он отправил в Париж уже давно. Бумаги не приходили, он боялся попасться на глаза полиции, потому как иностранец без регистрации подлежал отправке в лагерь. Они не остались там - спали на улице, на скамейках бульваров (вернее, старались заснуть). Беккет с ужасом вспоминал потом эти дни и ночи.
И тогда они решили пробираться к морю. Их вместе с другими пассажирами высадили из поезда, на котором они хотели доехать до Бордо. В непроглядной темени, под проливным дождем, голодные и измученные, они не знали, куда им деться - на вокзале оставаться тоже было опасно. Спустя восемнадцать лет Беккет писал своему приятелю:
В последний раз я рыдал в 1940 году на станции в Кайо. Да, в последний раз.
На утро они попытались уехать из Кайо в Аркашон, где вроде бы остановились подруга Пегги Гуггенхайм Мэри Рейнольдс с Марселем Дюшаном. Уже никого из города не выпускали, но им посчастливилось - их подобрал водитель грузовика и спрятал в кузове среди мешков с провизией.
В Аркашоне им с трудом удалось разузнать у местных жителей, где живет «американская дама», на оставшиеся деньги, которые им дал Ларбо, они сняли домик, стоявший на верхушке холма у самого моря. Домик был из белого камня и покрыт красной крышей, несколько ступенек вниз - и песчаный пляж. Весьма романтично, если бы не холод, постоянный страх, что к ним ворвутся немцы, безденежье. Беккету, правда, посчастливилось -с Дюшаном и его приятелем, художником Жаном Кротти (они оказались тоже заядлыми шахматистами) он часами просиживал над шахматной доской, однажды в их кафе заглянул чемпион мира Александр Алехин. Но он ни на минуту не забывал, что надо без промедления решить: остаются они с Сюзанной в Аркашоне, который вот-вот займут немцы, и скорее всего, их арестуют, поскольку они не имеют при себе никаких регистрационных документов, или попытаются прорваться через оккупированную территорию, чтобы Беккет вернулся в Ирландию, но и в этом случае, их, скорее всего, арестуют и отправят в лагерь для перемещенных лиц. В Париже остались его книги и архив, друзья. Сюзанна не сможет поехать с ним в Ирландию - их брак не был зарегистрирован. Словом, их дом - в Париже.
И в начале сентября они вернулись в опустевший и притихший Париж. К счастью, парижская квартира оказалась в порядке - оккупанты не разгромили ее и не разграбили, но там было зверски холодно - дома в городе не отапливались. Они начали хлопотать по поводу бумаг, прежде всего, официального письма из Ирландского представительства, подтверждающего, что Беккет - ирландский подданный, а его профессия - писатель. В конце ноября он, наконец, получил это письмо и смог подать заявление на продуктовые карточки в качестве парижского резидента. О, как это обрадовало чету Бекетов - им полагалось поначалу 350 грамм хлеба в день, 500 грамм сахара и 360 грамм мяса в неделю, 300 грамм кофе и 140 грамм сыра в месяц! С января 1941 года сигареты и вино тоже стали выдавать по карточкам -шесть пачек сигарет в месяц и литр вина в неделю. К тому же брат Сэма Франк смог найти «канал», по которому он начал переправлять брату ежемесячную пенсию с процентов от завещанного им вклада отца. Эстрагон и Владимир в «Ожидании Годо» тоже постоянно жалуются на голод:
Эстрагон: Я голоден.
Владимир: Кажется, есть еще несколько репок.
Эстрагон: Давай морковь. (Владимир роется в карманах, достает репу, протягивает.) Спасибо. (Откусывает. Жалобным голосом.) Это репа.
Владимир: Ах, прости, я думал, это морковь. (Снова лезет в карман, но там только репа.)Ни-чего, кроме репы. (Продолжает искать.) Ты, наверное, съел последнюю. (Ищет). Погоди, кажется, нашел. (Вытаскивает морковку, дает ее Эстрагону.) Ешь, дорогой. (Эстрагон вытирает морковь о рукав и начинает есть.) Репу давай назад. (Эстрагон протягивает ему репу.) Слишком быстро не ешь, больше моркови нет.
Они не просто часто встречались, переводили на французский «Мерфи», говорили о политике, - они стали участниками Сопротивления, вернее, раньше в его ряды вступил Перон и очень скоро позвал туда своего друга. Беккета не пришлось долго уговаривать: расистские, антисемитские настроения национал-социалистов, агрессия нацистов против европейских стран, бомбардировки и концлагеря - вызывали в нем, естественно, отторжение и возмущение. Казни заложников, аресты евреев повергли Беккета в ужас, и хотя он оставался подданным нейтрального государства, он «не мог сидеть, сложа руки», - как сказал он в интервью в 1966 году. Последним толчком к принятию решения стал арест друга и секретаря Джойса Поля Леона. В августе 1941 года, вспоминал потом Беккет, он встретил Леона и, как и многие их общие друзья, начал уговаривать его немедленно уехать из Парижа. Леон пообещал, сказав напоследок, что должен подождать еще один день - у сына экзамен в школе. Но утром следующего дня за ним пришли гестаповцы и интернировали в концлагерь. «Его пытали, мучили голодом», - писала Беккету жена Леона. Его арестовали 21 августа, а 1 сентября Беккет вступил в ряды движения Сопротивления.
В группу «Глория» меня привел Альфред Перон. В те дни оккупанты хватали на улицах, забирали из дома всех евреев - включая стариков и детей, сгоняли их в Парк де Пренс, а потом увозили в концентрационные лагеря, где они погибали. (Beckett Remembering)
События последующих месяцев, «Большая облава», во время которой в Париже арестовали 12 844 евреев, тысячи, миллионы раненых и убитых в Европе и в Советском Союзе стали трагическим подтверждением правоты Беккета и его сподвижников.
В Сопротивлении участвовали люди самых разных возрастов, социальных положений и вероисповеданий - они объединялись на борьбу с фашизмом. Беккет вступил в группу «Глория. На службе Ее Величества», которая входила в Британское управление специальных операций УСО (британская разведывательно-диверсионная служба, работавшая во время Второй мировой войны). Эта группа занималась спасением британских летчиков, попавших с подбитыми самолетами на оккупированную зону, а потом и пленных союзных войск - помогала солдатам и офицерам перебраться на неоккупированную территорию. Позднее «Глория» стала собирать по всей захваченной фашистами Франции информацию и обрабатывать ее для УСО. Члены группы друг друга не знали - на тот случай, если кого-то арестуют, будет меньше шансов, что неприятель сможет выйти на след всей группы.
64, Альфред Перон, у которого было подпольное имя Дик (а еще - как ни странно, Моби!), Сюзанна Руссель, рыжеволосая, кудрявая, сообразительная девушка, ее называли Элен или Кошечкой, она была бухгалтером в группе, и Симона Лахай, преподаватель философии (когда она попала в концлагерь, ее называли там Графиней за ее высокую, статную фигуру). Еще в группе были фотограф, гравер, типограф (требовалось постоянно готовить документы для тех, кого члены «Глории» выводили из оккупированной зоны), железнодорожные рабочие, инженеры подземных коммуникаций, радисты, домохозяйки, сельские рабочие, словом, представители самых разнообразных социальных слоев. У всех без исключения была своя легенда - чтобы беспрепятственно выполнять задание, не вызывая подозрения у гестаповцев. К примеру, Пьер Вейдерт был коммивояжером парижской кондитерской фабрики, поэтому он мог свободно ездить в Нормандию и Бретань. У него был постоянный мелкооптовый покупатель - владелец кафе «Кайе» в Дьеппе, оттуда легко было следить за всеми передвижениями вражеских кораблей в порту65, другие работали в Бресте и тоже следили за передвижением судов и наземных соединений врага. После очередного донесения в УСО корабли и наземные войска подвергались массированной бомбардировке. Членами «Глории» были архитектор, который доставал планы немецких фортификаций, топографы, фиксирующие расположение на местности важных объектов, художники, рисовавшие строящиеся в доках немецкие лодки и корабли и передвигающиеся по местности грузовики. На основании этих донесений британская разведка составляла отчеты о расположении вражеских соединений. В качестве передаточного пункта они использовали медицинские пункты, приемные стоматологов, офисы адвокатов, поскольку там постоянно толпился народ, и никто не рисковал вызвать подозрение. Владельцы книжного магазина «Шагреневая кожа» тоже сотрудничали с «Глорией». Беккет был своего рода связным и секретарем. Вот его характеристика, составленная в 1944 году и сохранившаяся в архивах УСО: «Возраст - 38 лет. Хорошо сложен, но сутулится. Темноволосый. Свежий цвет лица. Очень молчаливый. Парижский агент. Работает секретарем, готовит фотокопии донесений. Ирландец, которого знали члены “Глории” до войны (Жаннина Пикабиа)».
А вот как описывает свои функции сам Беккет:
Со всех концов Франции ко мне поступали донесения о передвижении немецких войск, их подразделений, их дислокации, обо всем, что касалось оккупантов. Мне приносили эти донесения на клочках бумаги... У нас была большая группа. Прямо каку бойскаутов! Все отдавали мне. Я перепечатывал начисто, стараясь уместить на одном листе бумаги как можно больше информации. Потом относил греку, который все фотографировал, делал микрофильм, уменьшая формат снимков до размера спичечной коробки. Практически невозможно было разобрать, что там зафиксировано, но потом их в Лондоне увеличивали. Он относил материал мадам Пикабиа, почтенной старой даме, никто бы никогда не заподозрил, что она участница Сопротивления. А она спокойно провозила полученный материал в неоккупированную зону, а оттуда наши донесения пересылали в Англию.
Беккет, как обычно, принижает свою роль, а она была чрезвычайно важной: всю собранную информацию он переводил с французского на английский, систематизировал, редактировал, сокращал. Он отлично справлялся с этой ролью благодаря опыту сотрудничества с парижскими и американскими издательствами в качестве переводчика и автора статей и обзоров. Помимо этого, Беккет отличался неимоверной сосредоточенностью, усидчивостью, памятью, поэтому его помощь была неоценима. К тому же, как неоднократно отмечалось, он был замкнутым и молчаливым человеком. Микрофильмы прятали в двойное дно спичечного коробка или вставляли в сигарету. И хотя Беккет не подвергался такому же риску, какому подвергались агенты и курьеры, он тоже находился в постоянной зоне опасности. Чаще всего донесения ему приносил Перон, ведь их легенда была наиболее правдивой: они работали над французским переводом «Мерфи». Перевозила через линию фронта готовые донесения, как уже упоминалось, шестидесятилетняя Габриэль Пикабиа: она прятала коробочки с микрофильмами в продуктовую корзинку или под нижнюю юбку. Она была поразительного бесстрашия: помогла перебраться через линию фронта сотням беженцев, скрывавшимся от гестапо, прятала у себя в парижской квартире тех, кто ждал фальшивые документы, кормила и поила их, а потом сама и перевозила: бельгийцев, англичан, парашютистов, солдат и офицеров, бежавших из плена. Она вставала с рассветом в пять утра, брала в кафе возле Северного вокзала приготовленную для нее корзинку, садилась на самый ранний поезд и ехала в Шалон-сюр-Сон. А людей она проводила темной ночью.
Но скоро гестапо вышло на «Глорию» - не потому что кто-то из ее членов проболтался или донес. Их предал местный католический священник, который втерся к ним в доверие, уверив их, что хочет помочь соотечественникам освободить родину от захватчиков, а на самом деле вел двойную игру: за обещанное вознаграждение писал на всех своих прихожан доносы. Более того, он сам явился в гестапо, где взялся за ежемесячное вознаграждение выйти на след какой-нибудь группы Сопротивления. И он, увы! преуспел в этой охоте. Потом выяснилось, что он снимал в Париже квартиру, где проводил ночи в обществе проституток, мечтал разбогатеть, нимало не заботясь о своей личине праведника и проповедника. Первого члена «Глории» арестовали 13 августа 1942 года, последовали аресты других членов - из восьмидесяти были отправлены в тюрьму пятьдесят человек, а затем - в концлагеря. Мало кто выжил. Друг Беккета Альфред Перон был отправлен в Маутхаузен66, он умер 1 мая 1945 года, вскоре после освобождения из концлагеря солдатами Красного креста Швейцарии.
Беккету и Сюзанне удалось спастись благодаря Мане Перон - она послала им сообщение об аресте Альфреда. Они спешно собрали самое необходимое и выбежали из дома. Беккет попытался предупредить о случившемся своих товарищей по группе, но безуспешно. Почти сразу же к ним в квартиру ворвались гестаповцы - и оставались там в ожидании возвращения хозяев.
они прятались несколько дней по другим знакомым, снимали номера в гостиницах под чужими фамилиями, Беккет наклеивал усы, «чтобы никто не узнал!». Несколько дней они провели в загородном доме у Натали Саррот, вернее, в коттедже садовника в поместье вдовы Шаляпина, где поселились Саррот с мужем, как только Париж оккупировали немцы. Семья была многочисленной - их три дочери, старенькая мама Натали, еврейская девочка Надин Либер, которую они прятали, сделав ей паспорт на имя некой Готье-Виллар. Но они с готовностью приютили Беккетов.
«Условия были чудовищные. Проточная вода только в кухне, туалет в глубине сада, Беккеты заняли маленькую спальню, где до этого спали девочки, которых мы переселили в кладовую за кухней, положив на пол матрас. Но зато Беккеты спали в солнечной, светлой комнате. Они прожили у нас десять дней. Потом их русские друзья сумели переправить их в свободную зону», - рассказывала Саррот Джеймсу Ноулсону. Правда, она не понимала, даже возмущалась, почему Беккет не проявлял восхищения перед ее талантом, предпочитая ее прозе творчество Симоны де Бовуар?! Итак, их отправили в небольшую деревню Руссийон в Воклюзе.
Руссийон примостилась высоко на склоне ярко-красной каменистой скалы, грунт там тоже был красным. «Да если вниз смотреть, там все было красное», - говорит Владимир в пьесе «В ожидании Годо», рассказывая о том, как однажды они с Эстрагоном работали на винограднике. Руссийон находилась в 48 километрах от Авиньона и в 11 - от Апта, оккупированных немцами, но в деревушке немцы не квартировали: грузовикам туда не добраться, в убогих домишках никаких удобств (только в одном доме была ванна с горячей водой). Так что там было относительно безопасно, хотя угроза налетов и арестов постоянно нависала над теми, кто нашел себе в деревне прибежище, особенно над участниками Сопротивления, кому посчастливилось бежать от гестапо. Конечно, любой в любую минуту мог стать жертвой доноса - о страшных расправах в соседних деревнях над теми, кто попал в руки гестапо, в Руссийоне знали все, поэтому никто не делился конкретными фактами своей биографии, а Бек-кеты общались с очень узким числом людей. И лишь спустя полвека даже для них стало открытием, что Беккеты были активными участниками Сопротивления.
одежды. Они не знали, где и как можно заработать хотя бы на пропитание. В конце концов, Сэмюэль подрядился к местному фермеру разнорабочим, а тот давал ему харч и даже вино. Разрешил собирать картошку, оставшуюся в поле. О, это была настоящая золотая жила! Помогал другому фермеру собирать зерно. Потом они переселились в дом, стоявший очень высоко на скале у дороги в Апт, там они прожили долгие два военных года - в доме, зимой нетопленном, холодном, продуваемом всеми ветрами с моря, а летом - душном, с назойливыми мухами, - без постоянных заработков. Беккет взялся выкорчевать пни старых дубов, которые срубил хозяин рощи; за этот адский труд тот ему выдал половину дров. Работа в поле и в саду, под дождем или под ярким солнцем выматывала Сэмюэля, он, едва дойдя вечером до дома, забывался беспокойным сном, так что на писательство не оставалось никаких сил. Зато потом в его прозе нашли себе место воспоминания о тех днях. К примеру, в «Моллое»:
Я только что заметил пастуха, вид которого мне понравился. Он сидел на земле, поглаживая собаку. Стадо черных стриженых овец безбоязненно бродило вокруг них. Боже, какая пастораль!.. Я страстно хотел сказать: возьмите меня с собой, я буду верно вам служить, а нужен мне лишь очаг да немного еды <...> У меня нет намерения пересказывать все те разнообразные приключения, с которыми мы столкнулись, пока добирались до края Моллоя. Это было бы скучно. Но меня это не останавливает. Все скучно в этом повествовании, к которому меня принуждают. Я буду продолжать его, как умею, до определенного момента. У меня не хватает воображения, чтобы это представить. И, однако же, воображения у меня сейчас куда больше, чем раньше. Если я и занимаюсь этой унылой писаниной, работой не по моей части, то причины тому совсем иные, чем можно было бы предположить. Я по-прежнему подчиняюсь приказам. Если вам так угодно, но уже не из страха. И голос, который я слышу, - во мне и призывает меня до конца оставаться верным слугой... Голос также говорит мне, я только сейчас начинаю это понимать, что воспоминание о моей работе, тщательно доведенное до конца, поможет мне вынести долгие муки скитаний и свободы. Я говорил, что не собираюсь пересказывать все превратности путешествия с моей родины в край Моллоя, по той простой причине, что это не входит в мои намерения. Я снова должен забыть то, что забыть не могу, и опять верить в то, во что верил...
«Мэлон умирает» (втором романе «Трилогии») вспоминает, вернее, размышляет о другом путешествии - о метафизическом пути к смерти: «Скоро, вопреки всему, я умру, наконец, совсем». В послевоенной прозе Беккета очень мало конкретных упоминаний о войне, но в ней - глубокий след трагического опыта тех лет, и как следствие этого - радикальные изменения в самом предмете творчества, во взгляде на судьбу потерянного, раздавленного человека:
Да, я стану, наконец, естественным. Сначала буду страдать больше, потом меньше, выводов я делать не буду, я стану менее внимателен к себе, не буду больше горячиться... И следить за тем, как умираю, не буду, это бы все испортило. Разве следил я за тем, как я жил? Разве когда-нибудь радовался?..
63. Сэр Уинстон Леонард Спенсер-Черчилль (1874-1965) -британский государственный и политический деятель, премьер-министр Великобритании в 1940-1945 и 1951-1955 гг.; военный, журналист, писатель, почётный член Британской академии (1952), лауреат Нобелевской премии по литературе (1953).
64. Франсис Пикабиа (1879-1953) – французский художник, один из первых (1909) пришел к абстрактному искусству. Особую известность завоевал как один из лидеров дадаизма, создавая, вчастности, картины и графику с образами странных машин, наделенных человеческими, сексуальными функциями.
́узен (KZ Mauthausen) – немецкий концлагерь около города Маутхаузен в 1938-1945 гг. Концлагерь представлял собой систему, состоящую из центрального лагеря и 49 фили-алов, разбросанных по всей территории Австрии. Концентра-ционный лагерь Маутхаузен был освобождён американскими войсками 5 мая 1945 г.