Плутарх и Роллан: жанр биографии в современной французской литературе
(статья Вл. А. Лукова и В. П. Трыкова)
Сравнительные жизнеописания» Плутарха, появившиеся на рубеже I–II вв. н. э., несмотря на утраты (сохранилось 44 параллельных и четыре одиночные биографии)[1] воспринимались многими поколениями французов как цельное по концепции и единое по принципам ее воплощения произведение, как учебник героизма, гражданственности, морали, непременный спутник становящейся личности[2]. Великие люди для Плутарха — это основатели городов, правители, полководцы, законодатели, но не философы (при его преклонении перед Платоном), не поэты (при восхищении Гомером), т. е. люди дела, а не слова (он подчеркивал: «Хороший человек — тот, кто делает большие и благородные дела, даже если он при этом рискует всем»). Ораторы Демосфен и Цицерон представлены не как мастера слова, а как политики. Великие люди Плутарха — это «хорошие люди», он ввел пару «Деметрий — Антоний», представленных в дурном свете, по собственному признанию, в нравоучительных целях. Плутарх представил историю не через события, а через персоналии (персональные модели поведения), утверждая тем самым античную идею «человек есть мера всех вещей». Для Плутарха человек интереснее социума, поступок интереснее события, биография интереснее истории. Более того, человек создает социум, поступок создает событие, биография создает историю (не любая биография, а пример должной жизни, что и создает великого человека). Хотя его герои мифологизированы в духе античного мировосприятия, но наиболее ценно то, что они не боги, не полубоги, а реальные люди, которые именно поэтому составляют образцы для подражания. Его история — не безличное свидетельство дат и событий (большинство событий не датировано, сообщается о дне рождения героя, потому что это существенно в астрологическом смысле, но не сообщается о годе его рождения), не своего рода отчет перед высшими силами, не попытка понять исторические законы, в которых личность растворяется, а рассказ о человеке прошлого, обращенный к человеку настоящего, не архив, а учебник жизни.
Плутарха ценили Рабле, Монтень, Мольер. Руссо в «Исповеди»[3] отмечал огромное влияние плутарховых образов героев, которое он испытал в юности. Жизни великих людей, описанных Плутархом, стали образцами для подражания в среде деятелей Великой французской революции (Марат, Дантон, Робеспьер), а затем и для Наполеона. Появились литературные подражания – например, «Французский Плутарх».
«Исповедь» Руссо свидетельствует не только о таком влиянии: все больше сказывается воздействие жанра плутарховской биографии на становление биографического жанра (точнее: биографической жанровой генерализации[4]) и принципа биографизма во французской литературе. Стендаль и Сент-Бев многим обязаны Плутарху. На рубеже XIX–XX веков, когда жанр принципиально обновился, это обновление пришло через возвращение к традиции Плутарха, который воспел жизнь, построенную на началах нравственного идеала.
Р. Роллан «Героических жизнях» (1903–1911)[5], знаменовавших начало глубокой реформы жанра, расширил сферу плутарховского идеала: для него образец доблести не полководец, не законодатель, не правитель народов, а их духовный пастырь, каковым он считает художника-творца, при этом род духовной деятельности не важен, он может быть личностью страстной или меланхоличной, с сильной или слабой волей, с цельным или противоречивым характером, но, вознесенный своим гением над людьми, он своей жизнью зовет за собой все человечество приблизиться к идеалу, который в универсальном, синтетическом строе сознания Роллана объединяет воедино справедливость и красоту, подобно греческой калокагатии.
В философско-художественном аспекте начало пути (Плутарх) и та точка, где мы находим «Героические жизни» Р. Роллана, родственны, ибо биографии человека здесь интересна не сама по себе и не в связи с необходимостью объяснить характер творчества того или иного художника (как развивалась эта традиция во Франции от Стендаля и Сент-Бева до Тэна, Фагe, Леметра), а как пример должной жизни. Этот тип биографии можно определить термином «биография-иллюстрация». Но Р. Роллан выбирает совершенно новый, по сравнению с традицией плутарховской биографии, путь иллюстрирования, который ему подсказан тенденциями развития биографического жанра в XIX веке. Стендаль, а за ним Сент-Бев, Тэн и многие другие противопоставили плутарховской биографии с ее притчевостью и образной картиной жизни человека, восстановленной без особых исторических уточнений, зачастую по легендам, биографию как уяснение с помощью наиболее ярких, при этом по возможности исторически гюдтвержденных фактов жизни человека сути его вклада в историю. Р. Роллан на этой достаточно уже разработанной платформе создает биографию-реконструкцию, в которой заметно усиливается полнота и объективность фактического материала, представляемого с научной добросовестностью, без особого образного домысливания; все это служит той же цели — созданию образа должной жизни, только в более глубоком философском ключе. Героическая жизнь для Роллана не легенда, а действительность, она не столько пример для восхищения, сколько призыв воплотить идеальное в действительности (тезис французского неоромантизма, переходящий в творчестве Р. Роллана в эстетическое основание обновленного реализма). Вот почему мы считаем, что определение «биография-реконструкция» должно быть ведущим при выявлении и формулировании новаторства Р. Роллана в сфере биографического жанра.
Не меньшее значение имеет объединение «Жизни Бетховена», «Жизни Микеланджело», «Жизни Толстого» в единый цикл[6]. Переход от двоичности плутарховской биографии к троичности роллановской биографии связан с развитием диалектического отражения действительности. Жанровые характеристики трех частей «Героических жизней» подчиняются развитию в соответствии с диалектической триадой «тезис — антитезис — синтез».
Р. Роллан, возродив и одновременно преодолев плутарховскую традицию во французской литературе, вступил на рубеже XIX–ХХ веков творцом новых жанров, дав импульс развитию биографического жанра как системы в менее синтетических, но более определенных, проявленных формах (прежде всего в творчестве А. Моруа, А. Труайя).
одов, когда происходит кардинальное обновление художественного языка, в том числе и языка жанров.
Вл. А. Луков, В. П. Трыков
[1] Plutarchi Vitae parallelae: V. I–III / Recogn. Cl. Lindscog et K. Ziegler, iterum recens. K. Ziegler. Lipsiae, 1957–73; в рус. пер. — Плутарх. Сравнительные жизнеописания: В 3 т. / Пер. С. Маркиша и др. М.; Л., 1961–64 (то же в 2 т. М., 1994). О жанре биографии у Плутарха см.: Аверинцев С. С. Плутарх и античная биография: К вопросу о месте классика жанра в истории жанра. М., 1973 (переизд. в кн.: Аверинцев С. С. Образ античности: Сб. СПб., 2004). Из недавних публикаций о Плутархе можно выделить: Papers of the Fifth Congress of the International Plutarch Society / Ed. L. van der Stockt. Leuven, 2000; Boulogne J. Plutarque dans le miroir d’Épicure. Villeneuve d’Ascq, 2003; La biblioteca di Plutarco. Atti del IX Convegno plutarcheo (Pavia, 12–15 giugno 2002) / A cura di I. Gallo. Napoli, 2004.
[2] См.: Sirinelli J. Plutarque de Chéronée: Un philosophe dans le siècle. P., 2000.
–148.
ï, фрагменты в журн. и отд. изд. 1911; многократно переиздавались (среди последних публикаций —Rolland R. Vie de Tolstoï. P.: Albin Michel, 2010); в рус. пер. — Роллан Р. Героические жизни // Роллан Р. Собр. соч.: В 14 т. М., 1954. Т. 2. О цикле см.: Трыков В. П. «Героические жизни» Ромена Роллана (Проблема жанра): Дис. … кандидата филол. наук. М., 1989.
[6] Раскрыто в работе: Трыков В. П. «Героические жизни» Р. Роллана как цикл // Проблемы метода и жанра в зарубежной литературе: Межвуз. сборник науч. трудов / МГПИ им. В. И. Ленина. М., 1985. С. 163–174.