Оппозиция понятий: «культ писателя» и «культовый писатель»
(статья Вл. А. Лукова)
В современной культуре происходит любопытное явление: если в прошлые века весьма значимым для характеристики литературы, культуры было существование таких социокультурных явлений, как культы того или иного писателя (культ Шекспира и культ Расина, культ Вольтера и культ Руссо, культ Пушкина и культ Достоевского), то сейчас такой феномен редко встречается, скорее он наследуется от предыдущих этапов культурного развития, применительно же к современности возник иной, родственный, но не идентичный феномен, обозначаемый выражением «культовый писатель». Разобраться в этой проблеме интересно и для филолога, и для культуролога, и для социолога. Филологическая сторона (в теоретическом плане) здесь прежде всего связана с выявлением значения названных выражений как потенциальных филологических терминов. Именно потенциальных, ибо общепризнанными терминами они пока не стали.
«культ» применительно к писателю, в сущности, никогда не выступало как термин. Более того, оно вызывает раздражение исследователей-филологов и культурологов своей очевидной связью с миром «массовой культуры», в рамках которой постоянно то один, то другой писатель объявляются «культовыми» наряду с подобными характеристиками фильмов, спектаклей, актеров, режиссеров, музыкантов и т. д. Так, на слуху определения «культовый», дававшиеся Д. Сэлинджеру в связи с романом «Над пропастью во ржи», К. Кизи в связи с романом «Полет над гнездом кукушки» (также как одноименному фильму, его режиссеру М. Форману, исполнителю главной роли Д. Николсону), С. Кингу в связи с грандиозной серией романов «Темная башня», Р. Пирсигу в связи с романом «Дзен и искусство ухода за мотоциклом» и др. Из современных французских писателей в малой степени можно говорить о Сартре, Камю, Арагоне, Бретоне, Мерле, Базене, Мориаке, Ануйе, Ионеско, Беккете, Леклезио как о «культовых писателях» (но большинство из них окружено атмосферой культа, т. е. возможно говорить о культе этих писателей). Но есть довольно большая группа писателей, которых можно отнести к культовым: это Жарри, Селин, Виан, Саган, Жене, авторы постмодергистских концепций Барт, Деррида, Фуко, Бодрийяр, Делез и др. Интуитивно граница здесь чувствуется, но теоретического обоснования пока нет.
«культовыми» после появления одного произведения (как было с автором «Путешествия на край ночи» Л. -Ф. Селина), других награждают этим титулом за саму личность (например, Ж. Жене). Крупнейшие писатели современности не обретают этого титула вовсе (как Р. Роллан) или (как А. де Сент-Экзюпери) лишь в определенном контексте. Присуждение писателю высших литературных наград, например, Нобелевской премии, — почти полная гарантия того, что он не входит в число «культовых».
Еще одно наблюдение. Большинство «культовых» писателей — американцы. Русские писатели могут претендовать на эту характеристику почти исключительно в нашей стране. Французские писатели должны нарушить классические традиции, как в литературе, так и в жизни, чтобы попасть в этот круг. Абсолютное большинство «культовых» писателей сосредоточено в ХХ веке и в начале XXI века, писатели более раннего времени объявляются «культовыми» исключительно редко (маркиз де Сад, О. Уайльд). Характерно, что модные писатели (например, французы Бегбедер, Уэльбек) не становятся культувыми, в то время как другие модные писатели (например, Вербер) становятся, так что дело не в пиаре, раскрутке, а в чем-то другом (и, очевидно, не в таланте, а только в его определенной направленности).
В массовом сознании понятие «культовая фигура» интуитивно сопоставляется с представлениями о «знаковой фигуре» и о «звезде». В случае со «знаковой фигурой» ситуация достаточно ясна. Это, вероятнее всего, более мягкий, более осторожный синоним «культовой фигуры». Сопоставление с понятием «звезда» менее прозрачно. Это не антонимы, но в то же время и не синонимы. Общее у них — то, что может быть охарактеризовано как «модное». Но есть весьма существенные различия. «Звезда» претендует на всеобщее признание, «культовая фигура» признается более ограниченным числом почитателей, функционирует не в массовой культуре, а в той или иной субкультуре, в нее входящей. Но какой? Это вопрос для будущих культурологических и социологических исследований. Пока заметно лишь то, что «культовость» наиболее актуальна для молодежной аудитории, люди старших поколений нередко даже к слову «культовый» испытывают недоверие, доходящее до неприязни. «Звезда» неизбежно связана с промоушном, «раскруткой», «культовая личность», как уже отмечено выше, менее связана с промоушном, ее известность базируется не столько на индустрии рекламы, сколько на фольклорном принципе передачи информации. Наконец, самое существенное: в ходе анализа понятия «культовый» (будь то писатель, политический деятель, музыкант, произведение и т. д.) выясняется, что дело не в известности, моде, таланте, поклонении (хотя в имплицитном виде все это учитывается), а в том, что «культовое» явление предписывает определенные законы, правила, формы поведения, определенный стиль жизни и мышления.
«Культовый писатель» — представление, которое необходимо также сопоставить с представлением о «культе писателя». Кажется, что они практически тождественны, но это далеко не так. Достаточно подставить конкретные имена в предложенную матрицу, чтобы в этом убедиться. Так, выражение «культ Пушкина» возможно и описывает реальную ситуацию в русской культуре, в то время как выражение «Пушкин — культовый писатель» невозможно. Список писателей в первом случае значительно расширяется, причем в него входят прежде всего классики прежних времен. Можно говорить о культе Платона, культе Петрарки, культе Шекспира. В этом списке значительное место занимают русские писатели: Л. Н. Толстой, Ф. М. Достоевский, А. П. Чехов. В рассматриваемом словосочетании оценочный характер редуцируется, на первый план выходит отражение объективных процессов мировой культуры. Существенно и то, что сопоставляемые выражения «культовый писатель» и «культ писателя» относятся к разным дискурсам. В первом случае выражение не выходит за пределы обыденной речи, во втором — может стать научным термином. Именно эту возможность слова «культ» применительно к писателю мы попробуем проанализировать.
Академический «Словарь русского языка» устанавливал два его значения: «Культ, -а, м. 1. Религиозное служение божеству и связанные с этим религиозные обряды. Культ Диониса в древней Греции. 2. перен.: кого-, чего-л. Поклонение кому-, чему-л., почитание кого-, чего-л. Культ личности. Культ разума. Культ красоты»[1]. В «Словаре иностранных слов» находим те же определения: «Культ [< лат. cultus уход, почитание] — 1) религиозное служение божеству и связанные с этим обряды; 2)* преклонение перед кем-л., чем-л., почитание»[2]. В «Кратком словаре современных понятий и терминов» этого слова нет (хотя, например, есть слово «культура»[3], так как к нему добавились новые значения), из чего вытекает, что слово «культ» понимается по-прежнему. И действительно, в новейшем «Современном толковом словаре русского языка» читаем: «Культ, -а, м. [от лат. cultus — почитание, поклонение]. 1. Религиозное служение божеству и связанные с этим религиозные обряды. 2. Поклонение кому-, чему-л., почитание кого-, чего-л. К. личности. К. разума. < Культовый, -ая, -ое. К. фильм (оказавший большое влияние, вызвавший подражание)»[4]. В английском языке, в отличие от русского, зафиксировано (в «Webster’s Third International Dictionary») шесть основных значений слова cult, причем шестое — «а) великая или чрезмерная привязанность или поклонение какой-либо личности, идее, литературной или интеллектуальной прихоти или фетишу; b) объект этой привязанности; c) (1) группа людей, характеризуемых такой привязанностью; (2) обычно маленький или узкий круг людей, объединенных привязанностью или преданностью какой-либо художественной или интеллектуальной программе, тенденции или образу», а синонимом определяется слово religion — религия[5]. Во французском языке выделяется (в словаре П. Робера) — пять значений слова culte, встречающегося в текстах с 1570 г., из них четыре относятся к сфере религии, а пятое, переносное, трактуется как «восхищение, смешанное с почитанием, которое кто-либо испытывает к кому-либо или чему либо», дано несколько синонимов (adoration — восхищение, amour — любовь, attachement — привязанность, d?vouement — преданность, v?n?ration — почитание)[6]. Сравнение переносных значений слова в английском и французском языках проливает свет на некое умолчание в русских словарях. Для французов слово «культ» имеет явно положительную эмоциональную окраску. Для англичан, заимствовавших это слово у французов, наоборот, скорее отрицательную. А в русских словарях оно не имеет никакой окраски. Не случайно рядом приводятся примеры на одно и то же значение — культ личности и культ разума. Но между тем всякий русский человек заметит, что «культ» в этих случаях относится к противоположным полюсам эмоциональной сферы. Однако есть и действительно нейтральные случаи. Очевидно, именно к ним относится словосочетание «культ писателя» для обычного человека.
— филологической, искусствоведческой, для тех, кто профессионально связан с искусством. Тем самым оно (воспринимаемое как одно понятие) из термина превращается в концепт. Таков, например, концепт «культ Шекспира». Однако это неточно: хотя многие литературоведы, и зарубежные, и отечественные, употребляют его в своих трудах[7], оно, в сущности, еще не приобрело терминологического значения. Его нужно отнести к «обыденному языку» филологов и искусствоведов, а не к системе терминов филологии и искусствоведения.
Если представление о «культе писателя» (всякий раз конкретизированное, например, «культ Сартра») признать «филологическим концептом», неизбежно возникает потребность определиться с самим понятием «концепт». Здесь можно опереться на огромную исследовательскую работу, проведенную академиком Ю. С. Степановым и воплотившуюся в его выдающийся труд «Константы: Словарь русской культуры»[8]. Концепт, с точки зрения Ю. С. Степанова, — «это как бы сгусток культуры в сознании человека; то, в виде чего культура входит в ментальный мир человека. И, с другой стороны, концепт — это то, посредством чего человек — рядовой, обычный человек, не «творец культурных ценностей» — сам входит в культуру, а в некоторых случаях и влияет на нее. (…) В отличие от понятий в собственном смысле термина (…), концепты не только мыслятся, они переживаются. Они — предмет эмоций, симпатий и антипатий, а иногда и столкновений. Концепт — основная ячейка культуры в ментальном мире человека»[9]. И далее — важное разъяснение: «В понятии, как оно изучается в логике и философии, различают объем — класс предметов, который подходит под данное понятие, и содержание — совокупность общих и существенных признаков понятия, соответствующих этому классу. В математической логике (особенно в ее наиболее распространенной версии принятой также и в настоящем Словаре, — в системе Г. Фреге — А. Черча) термином концепт называют лишь содержание понятия, таким образом термин концепт становится синонимичным термину смысл. В то время как термин значение становится синонимичным термину объем понятия. Говоря проще — значение слова это тот предмет или те предметы, к которым это слово правильно, в соответствии с нормами данного языка применимо, а концепт это смысл слова. В науке о культуре термин концепт употребляется, когда абстрагируются от культурного содержания, а говорят только о структуре, — в общем, так же, как в математической логике. Так же понимается структура содержания слова и в современном языкознании»[10]. Существенным для Ю. С. Степанова является положение, вынесенное им в название одного из разделов статьи «Концепт»: «Концепты могут «парить» над концептуализированными областями, выражаясь как в слове, так и в образе или материальном предмете»[11]. Эта мысль оказывается принципиальной для формулирования общего определения культуры, предложенного ученым: «Культура — это совокупность концептов и отношений между ними, выражающихся в различных «рядах» (прежде всего в «эволюционных семиотических рядах», а также в «парадигмах», «стилях», «изоглоссах», «рангах», «константах» и т. д.); надо только помнить, что нет ни «чисто «духовных», ни «чисто материальных» рядов: храм связан с концептом «священного»; ремесла — с целыми рядами различных концептов; социальные институты общества, не будучи «духовными концептами» в узком смысле слова, образуют свои собственные ряды, и т. д., — «концептуализированные области», где соединяются, синонимизируются «слова» и «вещи» — одно из самых специфических проявлений этого свойства в духовной культуре»[12].
«концептуализированную сферу», определенное место занимают «константы»: «Константа в культуре — это концепт, существующий постоянно или, по крайней мере, очень долгое время. Кроме этого, термину «константа» может быть придано и другое значение — «некий постоянный принцип культуры». (…) Принцип создания алфавитов — «алфавитный принцип», проецирующийся далее в различных культурах на представления об устройстве мира, может быть отнесен как раз к константам-принципам (…). Но в настоящем Словаре мы рассматриваем константу в первом значении — как постоянно присутствующий концепт»[13].
Эти и другие положения, содержащиеся в работе академика Ю. С. Степанова, становятся основополагающими в выработке теоретического взгляда на «культ писателя». Снова повторим, что в реальной культуре оно выступает в конкретной форме, как в случае с «культом Руссо» или «культом Сартра».
В этих и аналогичных концептах обнаруживается сочленение двух понятий (в сущности, «кентавров»: понятий-образов), каждое из которых является концептом (и даже константой) русской и мировой (по крайней мере, западной) культуры (и, следовательно, должно быть подвергнуто предложенной Ю. С. Степановым процедуре вскрытия исторических слоев по принципу, который мы, на основании ряда высказываний ученого, определили бы понятием «масштаб актуальности») и само, объединенное, выступает в относительно узкой среде ученых-гуманитариев и деятелей искусства как концепт уровня константы, при этом может обрести и другую функцию. Речь идет о придании ему ранга термина. Слово «концепт» (если, опять-таки, исключить ученых) не скрывает в себе концепта, а терминологически обозначает некий общий аспект таких слов, как «любовь», «вера», «дом», «родина» и т. д., в которых сочетание звуков вызывает в сознании некие образы, неясно и по-разному представляемые и при этом переживаемые эмоционально. Если сами концепты трудноопределимы, то термин «концепт» вполне можно подвергнуть системно-логическим операциям, что позволяет решительно продвинуться в сторону преодоления порога неопределимости явления. То же должно быть отнесено и к понятию «культ Сартра»: если сам этот исторический феномен достаточно аморфен, «многоформен», трудноуловим для характеристики, то термин «культ Сартра», будучи встроенным в понятийный аппарат, может способствовать продвижению на пути понимания обозначаемого им явления.
образа культуры в субъективном освоении (где субъект – от человека до человечества). В тезаурусе главным становится «свое» (своя культура), а неглавным — «чужое», процесс расширения тезауруса — это «освоение», то есть превращение «чужого» в «свое». Мы бы связали с этим подходом изложенную точку зрения академика Ю. С. Степанова. В самом деле, определение культуры как «совокупности концептов и отношений между ними» для культурологии неполно, зато для тезаурологии (своего рода субъективной культурологии, так как в этом случае исследователя интересует то, как культурный процесс отражается в сознании субъекта) оно вполне приемлемо. Как бы подтверждая близость к тезаурусному подходу, Ю. С. Степанов включил в «Константы» обширную и глубокую статью «Свои» и «Чужие»[15].
«культ писателя» есть необходимые предпосылки для перерастания из образного выражения разговорной речи в филологический термин. Для этого необходимо осознать отличие его содержания от обыденного представления о «культовом писателе», разработать систему производных терминов (как это сделано в случае с «шекспиризацией» и «шекспиризмом» в рамках «культа Шекспира»[16]), наконец, встроить в систему более общих терминов теории литературы. Тогда «культу писателя», определяемому до сих пор по интуиции, можно будет дать достаточно строгое филологическое и культурологическое определение. То же касается и выражения «культовый писатель», которое может также войти как термин в научную характеристику современной литературы и культуры Происходящего[17].
Вл. А. Луков
[1] Словарь русского языка: В 4-х т. М., 1958. Т. 4. С. 106.
[2] Словарь иностранных слов /4-е изд., перераб. и доп. М., 1964. С. 348.
[4] Современный толковый словарь русского языка / Авт. проекта и гл. ред. С. А. Кузнецов. М., 2004. С. 306.
[5] Webster’s Third International Dictionary of English Language Unabridged. Köln: Könemann, 1993. P. 552. (цит. без примеров).
[6] Robert P. Dictionnaire alphabétique & analogique de la langue française. Paris : Société du Nouveau Littré, 1967. P. 393.
’s Press, 1998.
[9] Там же. С. 43.
[10] Там же. С. 44.
[12] Там же. С. 40.
«Мировая культура»: тезаурологический подход // Педагогическое образование. 1992. № 5. С. 8–14; Луков Вал. А. Молодежь как социальная реальность // Ковалева А. И., Луков Вал. А. Социология молодежи: Теоретические вопросы. М., 1999. С. 126–189; Луков Вл. А. История литературы: Зарубежная литература от истоков до наших дней. М., 2003 (6-е изд. 2009); Вершинин И. В. Предромантические тенденции в английской поэзии XVIII века и «поэтизация» культуры. Самара, 2003; Кузнецова Т. Ф. Формирование массовой литературы и ее социокультурная специфика // Массовая культура. М., 2004; Луков Вал. А., Луков Вл. А. Тезаурусный подход в гуманитарных науках // Знание. Понимание. Умение. 2004. № 1. С. 93–100; Есин С. Н. Писатель в теории литературы: проблема самоидентификации: Дис… доктора филол. наук. М., 2006; Захаров Н. В. Шекспиризм русской классической литературы: тезаурусный анализ. М., 2008; Гайдин Б. Н. Вечные образы как константы культуры (интерпретация «гамлетовского вопроса»: Дис. … канд. филос. наук. М., 2009; и др. Обобщающая работа: Луков Вал. А., Луков Вл. А. Тезаурусы: Субъектная организация гуманитарного знания. М., 2008.
–143.
–141; Захаров Н. В., Луков Вл. А. Шекспир, шекспиризация. М., 2011. (Шекспировские штудии XVII).
[17] Термин И. М. Ильинского. См.: Ильинский И. М. Между Будущим и Прошлым : Социальная философия Происходящего. М., 2006. См. также: Луков Вл. А., Луков М. В., Луков А. В. Телевидение и культура Происходящего // Тезаурусный анализ мировой культуры: Сб. науч. трудов. Вып. 8. М., 2006. С. 44–69.