Второе замужество
«Я — женщина, любившая мужчину. Это так просто: не из-за чего тут меняться в лице». Франсуаза часто повторяла эту последнюю фразу своего второго романа. Как Доминика, героиня «Смутной улыбки», она говорит перед тем, как перевернуть страницу: «Ну и что, в конце концов?» Неизбежная грусть, мучительная тайна любви… Иногда готовая вспыхнуть вновь и исполненная понимания своей предельности и тем более кратковременности сожалений. Ей можно было бы приписать фразу философа Алена: «В каждое мгновение нам предлагается новая жизнь. Это единственное, что мы можем взять». Меньше чем через полтора года после развода, 10 января 1962 года, Франсуаза Саган вышла замуж за Боба Вестхофа в Барневиль-ля-Бертран (Кальвадос).
Сто семьдесят четыре жителя деревушки почти ничего не видели. Церемония прошла при закрытых дверях благодаря стараниям Жака Куарэ: несколькими днями ранее он встретился с прокурором Лизьё и получил разрешение не публиковать официальное сообщение о бракосочетании. Причина: «поддержание общественного порядка в департаменте». С теми же предосторожностями молодой маркиз Де Ласпесбан, мэр небольшой нормандской местности, был предупрежден о том, что его знаменитая соседка из Экомовиля готовится к бракосочетанию. Молодожены приехали к нему в замок с визитом в воскресенье вечером. Церемония была назначена на утро следующего дня.
На этот раз действительно присутствовали только близкие. Ни репортеров, ни суеты. Приехали родители Франсуазы, ее брат, сестра Сюзанна и ее муж Жак Дефорэй, близкие друзья Жак Шазо и Вероника Кампьон, ее пятеро племянников и племянниц и двое друзей Жака Куарэ, Альберт Дебарж, помощник генерального директора фармацевтической лаборатории, и журнальная красотка Кристиан. Жених — американец, ему тридцать один год, он напоминает Алана, своего соотечественника из романа «Волшебные облака» [288], появившегося в прошлом году: «Он и вправду походил на молодого героя вестерна. Светлые глаза, обветренная кожа, прямой взгляд. Простодушие, пусть даже напускное…»
в июле 1961 года. В апреле 1958 года в Париже четырьмя годами ранее положенного он уволился в запас из военно-воздушных сил США и отправился пытать счастье в Голливуд. Снялся в мелодраме без особенного успеха. Потом заключил контракт в качестве модели для демонстрации рубашек «Арроу».
Во Францию он приехал как турист с намерением заняться скульптурой и керамикой, не бросая, однако, более прибыльную работу моделью. Он снял маленькое ателье на Монмартре и погрузился в мир парижских развлечений. Его встреча с Франсуазой Саган была подарком судьбы, поскольку ему свойственно жить «как Саган».
Этот дар весьма ценил Бернар Франк: «У каждого из нас есть свои праздники и будни. Каждый день несет тоску, потому они и похожи, и мы их путаем. Жаль, что мы теряем память и не можем больше различить жизненных вех. Чтобы стать для нас исключительными, праздничные дни неизбежно наступают все реже и реже. У них есть и другой недостаток, они будто облачены в смокинг. Когда мы живем, как Саган — а сама Саган вовсе не живет в стороне от проблем и несчастий, я бы даже сказал, что у нее есть тенденция их провоцировать! — это различие между праздниками и буднями стирается. Огромная скрытая часть нашего существования вдруг проявляется, и мы перестаем нуждаться в смокинге…» [289]
Почему Франсуаза Саган решила так быстро попытаться вновь обрести семейный очаг после первой неудачи? Возможно, из-за Ги Шеллера, который 19 января 1962 года заключил свой третий брак с очаровательной двадцатилетней Флоранс Сцеллье, от которой у него родится дочка Сара. На самом деле романистка оказалась во власти обстоятельств — она была беременна, и мадам Куарэ была бы расстроена, если бы дочь оказалась в этой ситуации не замужем. Поскольку Боб, которого она нежно любила, был в восторге от известия о будущем ребенке, ей показалось более удобным придать их отношениям официальный статус.
Денис Вестхоф родится 26 июня 1962 года в американском госпитале в Нелли. «Пари-Матч» посвятит этому событию обложку. Франсуаза выразила свои эмоции по поводу материнства красивой фразой: «Я теперь как дерево, у которого выросла еще одна ветвь». И внезапно для себя она оказалась перед лицом человека, который будет вправе ее судить. «Это глаза, которые на вас смотрят именно так, как вы хотели бы, чтобы на вас смотрели», — говорит она. — Это дает ощущение ответственности, но при этом становишься еще более свободной, чем раньше».
«Раньше, — объясняет она, — я могла пойти куда угодно: в меблированные комнаты, в отель, к друзьям. Когда появился Денис, я стала чаще завтракать, обедать и ужинать дома». Она разрешилась от бремени глубокой ночью. Это самое неприятное для Франсуазы воспоминание:
«Я никогда не понимала, как женщины соглашаются на присутствие мужа, когда их мучает боль. Показаться в таком виде, раскоряченной, в крови, какой ужас! Это отсутствие стыда с обеих сторон. Я не выношу вид страданий, когда ничем не могу помочь. Если бы Боб присутствовал при всем этом, я бы с ним рассталась на следующий же день».
«Я был у ее родителей, на бульваре Малешерб, в четыре часа утра позвонили и сообщили, что у меня родился мальчик, — говорит Боб Вестхоф. — Это было неожиданно, потому что в больнице никто не думал, что роды будут этой ночью. Франсуаза тяжело перенесла беременность. Ей несколько раз угрожал выкидыш. Это чуть не случилось однажды в Сен-Тропе, где мы снимали дом».
Ее срочно доставили в клинику в Ницце, там она пробыла две недели и самолетом вернулась в Париж в сопровождении врача, который был против такого риска. В Орли журналисты увидели Франсуазу, которая, закутавшись в пальто, спускалась с борта «Каравэль». Ее сфотографировали на носилках скорой помощи перед тем, как она была отправлена на обследование в американскую больницу. Последние недели возле нее были мать и Паола Сен-Жюст, которые ухаживали за ней вплоть до родов.
Паола, внучка Стерна, из семьи банкиров, связанной с домом Ротшильда, отец которой был выходцем из сардской знати, буквально излучала радость жизни. У этой обладавшей невероятным шармом женщины, любовницы Али Кана, написавшей роман под названием «Рябь на воде» [290], были все возможности жить себе в удовольствие. Однако эта молодая, красивая и удивительно великодушная женщина очень рано умерла от рака.
«Неслучившаяся встреча» [291], была рядом с ней в ее последние дни. На вилле в Сен-Тропе Паола, страшно исхудавшая от болезни, беспомощно улыбалась окружающей идиллии, которую ей так недолго оставалось лицезреть. Молодая женщина, цепляясь за жизнь, пыталась заново пережить счастливые моменты.
Присутствие Франсуазы возвращало ее в недавнее чудесное прошлое. В 1961 году, например, выдалось замечательное лето, начавшееся короткой поездкой в Рим с Альберто Моравиа [292]и продолжившееся отдыхом на Капри.
«Я была с Паолой, Флоранс Мальро и братом, — говорит романистка. — Моя встреча с Франко Манцинелли-Скотти, итальянским графом, воплощением “любовника-латинянина”, который расстался с актрисой Эльзой Мартинелли, разлучила меня с ними. Я поехала со своим новым поклонником на Сицилию на съемки фильма Франческо Рози про знаменитого бандита Сальваторе Джулиано. Франко было поручено пресс-сопровождение проекта».
По возвращении в Италию сияющая и счастливая Франсуаза Саган присутствует на свадьбе Паолы и влюбляется в соблазнительного красавца Боба Вестхофа. Она приглашает его в Экомовиль, где проводят медовый месяц Паола и Шарль де Рохан-Шабо. Можно сказать, это было чертовски романтичное лето! Следующее можно назвать скорее божественно прекрасным: Франсуаза попросила подругу быть крестной матерью своего сына, крестным отцом был Жак Шазо.
В день крещения семья Куарэ не увидела отца и мать Боба — протестантов с немецкими корнями, живших в пригороде Миннеаполиса (Миннесота) и никогда не бывавших в Европе. Узнав о женитьбе сына из газет, они были в восторге, но никуда не поехали. Боб был призван в армию в возрасте девятнадцати лет и провел много времени в Японии и на Филиппинах, потом работал какое-то время с французскими солдатами в Индокитае и никогда не давал о себе знать.
«Надеюсь, у них будет много детей, — удовлетворенно произнесла мадам Вестхоф. — Я воспитала девятерых, и у меня уже много внуков». Франсуаза Саган не последовала этому доброму совету. Да и на воспитание ребенка у нее были свои собственные взгляды:
«Необходимо, чтобы у ребенка было свое жизненное пространство: своя комната, свои игрушки, своя школа, люди, с которыми он живет, друзья, с которыми он играет. Есть элементарные вещи, которым его необходимо научить: быть вежливым, честным, нежадным, терпимым.
До трех-четырех лет, пока у него еще не было друзей, я соглашалась, чтобы его фотографировали. А как только он пошел в школу, я всегда была против. Он носит имя Денис Вестхоф, что позволяет в какой-то мере укрыться от всеобщего любопытства. Так однажды его маленький приятель спросил его: “Это правда, что ты сын Франсуазы Саган?” — “Да”. — “Ну, знаешь, а мой отец — Наполеон!”»
«Я купила ее по совету Паолы, — говорит Франсуаза Саган. — Только она была обустроена, как я забеременела. Я была вынуждена ее продать, и мы сняли квартиру на улице Эмиль Акколас. Потом я постоянно переезжала. Я вообще люблю менять обстановку, видеть каждый раз другие облака».
зовут Зази, она воспитала детей знаменитого хирурга, профессора Кошуа, и пользуется абсолютным доверием месье и мадам Вестхоф.
Через год после их свадьбы они решили развестись, но не расстались.
«Я захотела развестись после рождения Дениса, — рассказывает Франсуаза Саган. — Я не хотела, чтобы Боб сделал из меня маму. Мы все время спорили. Но после посещения суда мы стали понимать друг друга лучше. Мы официально развелись, но продолжали жить вместе. Это продлилось семь лет».
«Мы воспользовались услугами одного адвоката, месье Рене Флорио, — говорит Боб Вестхоф. — Он никогда еще не видел в подобных обстоятельствах такую веселую пару. Ни Франсуаза, ни я — мы не созданы для брака».
«У меня не было никогда страсти, которая длилась бы более семи лет, — уточняет Франсуаза. — Кажется, каждые семь лет происходит какое-то обновление в жизни. И потом, мы рождаемся, живем и умираем в одиночестве. От этого не убежишь, да это и не нужно».
В мае 1960 года главный редактор «Экспресс» Филипп Грюмбах по совету Жизели Галими предлагает Франсуазе Саган сотрудничать с ним, в результате чего она восстановила отношения с Флоранс Мальро, тремя годами ранее приглашенной помогать Франсуазе Жиру [293].
Дочь Андре Мальро пришла в «Экспресс» из отдела фотографий «Галлимар» и сразу же погрузилась в проблемы, связанные с войной в Алжире. Едва она приехала, ее попросили принять учительницу Леону Мезюра, которую подозревали в том, что она является агентом по связям с Фронтом национального освобождения, и подвергли жестокому обращению во время военных допросов. Франсуаза Саган, совсем не интересовавшаяся политикой, могла только возмущаться рассказу Леоны Мезюра, который заставил ее подругу плакать. Несмотря на происхождение из семьи скорее националистических взглядов и свою мать, которая активно возражала против того, чтобы ее дочь считали «левой писательницей» [294], Франсуаза решительно высказалась в статье по делу Джамили Бупаша, молодой девушки, замученной военными из Фронта национального освобождения, и подписала манифест Ста двадцати одного за право неподчинения. Ее позиции диктовались «гуманистическими соображениями»; правые выступали за французский Алжир — она оказалась, к несчастью для родных, на левом крыле.
Франсуаза всегда свободно высказывала свое мнение, но никогда не вступала ни в какие партии. В статье, написанной для еженедельника «Эвенеман де жёди» [295], романистка уточнила свою позицию, цитируя слова Марселя Пруста, которого она читает и перечитывает постоянно и у которого она взяла свой псевдоним:
«Настоящая роль писателя — та, о которой пишет Пруст: он — оптический инструмент, благодаря которому читатель может рассмотреть жизненную реальность, до определенного момента непостижимую (и часто автор сам открывает для себя что-то, только сказав об этом). Но определенные вещи требуют рассмотрения. Открытое, чувственное, живое воображение не может не зафиксировать то, что буквально лежит под ногами, то, что составляет реальность его времени, его мира. Невозможно не увидеть на трех четвертях планеты болезни, нищету душ и этот тепловатый ад, который составляет жизнь большинства наших современников; невозможно видеть это все и не вмешаться в политику…»
в его несправедливости:
«Общество очень жестоко по отношению к молодежи, безработица отвратительна: чем больше совершенных механизмов, тем меньше работы. Я считаю, что счастливы должны быть все, и если общество руководствуется соображениями выгоды и не заботится о счастье людей, оно не жизнеспособно, потому я социалистка. Я думаю, что только социалисты способны смягчить это всеобщее состояние шока» [296].
Будничная жизнь — это драма. Ужас, шум, страх, ожесточение, тоска — ежедневные ощущения, содержание жизни большинства людей. Франсуазу Саган часто упрекают в том, что она фривольная романистка из среды разочарованной золотой молодежи. Но в СССР ее книги представляли как непримиримую атаку на буржуазный декаданс. Ее известность за железным занавесом можно проиллюстрировать историей, которую рассказывает Лена Ботрель: «На книжной ярмарке во Франкфурте русские интересовались историей французской литературы и выразили неудовольствие, узнав, что автор “Здравствуй, грусть!” не числится среди других писателей».
С другой стороны, в 1958 году в Южной Африке человек, попавшийся с книжкой Саган, рисковал быть осужденным на год заключения, а в случае «предумышленности» — на пять лет. Отсюда понятно, как феномен Саган трансформировался в восточном обществе. Папа Павел VI в августе 1973 года, говоря о слабой приверженности современного мира к молитве, обвинил романистку в антирелигиозности, вспомнив ее знаменитое «Бог мне безразличен», которое так шокировало кюре Кажарка и которое она впоследствии повторяла. По парадоксальным соображениям в Португалии «Здравствуй, грусть!» была запрещена, а самое знаменитое католическое австрийское издание «Обсервер де Виен» опубликовало за подписью Р. П. Диего Ганс Гетц следующие строки:
«За аморальностью твоего романа, Франсуаза, кроется надежда, единственная надежда наших современников. Твоя книга заканчивается нотой надежды, и мне хотелось бы, чтобы среди тысяч читателей, которые прочтут ее во всех странах мира, кто-то был бы тронут этой надеждой, этой грустью. Спасибо, Франсуаза Саган». Подобной была и реакция отца Бланше, французского доминиканца: «Франсуаза Саган не издевается. Она улыбается с грустью. Быть может, потому, что спектакль, который мы являем ее детскому взору, совсем не радует и не утешает».
— это для Саган и есть реальность. В ее легких, прозрачных фразах ощущается биение жизни… «Это душа! — восклицает Франсуа Мориак и продолжает: — Персонажи Франсуазы Саган не отдают себе отчет в том, что она у них есть. Но она в них живет и связана с их уязвимой плотью. Я слышу, как она кричит» [297]. Прощай, грусть, здравствуй, грусть… Это маленький шаг к счастью вдруг осознать, что «жизнь прекрасна, что тьма полностью и безоговорочно оправдана в эту именно секунду простым фактом своего существования» [298].
В то же время, с точки зрения манихейства, грусть — это дьявол, и, напротив, Бог являет собой радость. Это слово Франсуаза Саган использует очень часто. «Для меня, — говорит она, — радость — это естественный взрыв счастья, а когда мы ее изображаем — утонченная форма вежливости» [299]. «Веселый» — это чудесное прилагательное, действует как заклятие против смертельного холода тоски.
В двадцать пять лет романистка является выразительницей духа молодого поколения, «новой волны», на нее ориентируются все молодые таланты, ее отождествляют с «Экспресс», в то время левым изданием.
«Я не думала, — пишет она, — что есть предел всеобщему равнодушию по отношению к определенным вещам — и особенно моему. Я не думала, что простой рассказ может меня заставить покинуть этот сомнительный комфорт, который дает ощущение беспомощности, жуткую усталость, какую испытываешь, подписывая миллионы петиций. Ко мне просто пришли и рассказали, приводя доказательства, историю Джамили Бупаша. История слишком невыносимая, особенно ее конец, когда двадцатидвухлетняя девушка была измучена и приговорена к смерти 17 июня в Алжире…»
На эту статью она получила огромное количество откликов, и оскорбительные письма, и письма поддержки. Убежденная в том, что борется за правое дело, достойное самых серьезных усилий, она соглашается приютить скрывающихся алжирцев и перевозит в своем «ягуаре» раненых до границы. Она принимает у себя Франсиса Жансона, которого с начала года разыскивает по политическим мотивам французская полиция.
«Тан модерн» взял на себя заботу о членах комитета управления французской федерации Фронта национального освобождения. В Париже он скрывался в студии Жан-Поля Фора, на улице Биксио, рядом с Военной школой, или на квартире у фоторепортера Филиппа Шарпентье, на улице Конвенсьон. Благодаря посредничеству этих людей, поддерживавших сеть Фронта национального освобождения, ее близких друзей, Франсуаза Саган в сопровождении Бернара Франка провела много часов в обществе Франсиса Жансона. Он рассказывает: «С Франсуазой я чувствовал себя как дома. Она полностью разделяла мои идеи. Я был, — подчеркивает он, — одним из первых, кто выразил восхищение ее талантом, что породило крупную дискуссию в “Тан модерн”. Одним из тех немногих в левых кругах, кто высказался за нее, был Роже Вайан».
Роб-Грийе и Морис Бланшо, который написал окончательный текст. Манифест был подписан также Флоранс Мальро и ее будущим мужем Аленом Рене. Увидев подпись дочери, Андре Мальро пришел в ярость: в качестве министра генерала Де Голля он не мог воспринять это спокойно. Министр Мишель Дебре сделал ему по этому поводу суровое внушение. «Я совершенно не предвидела последствий этого шага, — говорит Флоранс. — Полиция допросила всех, кроме меня, количество подписей продолжало расти, но никто не был арестован».
«Последнее слово сказал Де Голль: “Оставьте мыслителей в покое”», — записал Ален Роб-Грийе, которому Андре Мальро предложил свою помощь на случай, если его потревожат. «Он многим из нас написал, чтобы успокоить, — прибавляет Роб-Грийе. — Я думаю, что ему было желательно быть на обеих сторонах одновременно». Затем появились подписи Франсуа Трюффо и Франсуазы Саган. «Они поставили свои подписи больше из желания поддержать, чем по необходимости или убеждениям», — замечает Флоранс Мальро, которая часто говорила с Франсуазой о своих философских взглядах, «левых интуитивно, по призванию сердца».
Морис Надо, критик «Экспресс», директор отдела коллекций издательства «Жюйар» [301], попросил у сотрудницы пресс-службы Моники Майо пойти к Франсуазе Саган, чтобы получить ее подпись. «Я отправилась к ней в Экомовиль, — вспоминает Моника, которая стала генеральным директором издательства «Грассе». — Около часа дня я вошла в усадьбу, так местные жители называют свои дома. Мы выпили в маленькой гостиной шампанского из серебряных фужеров. Вокруг стола ходил осел. Франсуаза тут же согласилась подписать манифест, хотя Рене Жюйар ей сказал: “Не вмешивайтесь”».
Сам он в качестве директора отказался поддержать декларацию и должен был запретить ее подписывать своему молодому помощнику Кристиану Буржуа. Это странно, если учесть, что он постоянно рисковал, публикуя произведения, считавшиеся нелояльными по отношению к власти, и поддерживая «Тан модерн» — журнал, который прежде выпускало, а затем вновь стало выпускать издательство «Галли-мар». Политическое содержание издания сводилось к решительному протесту против репрессий в колониях. Рене Жюйар был скомпрометирован действиями сотрудников, с которыми обсуждал «ход событий», и не смог избежать полицейской облавы на издательство.
«Я ждал Франсуазу в казино в Довиле. Она не пришла, тогда я вернулся домой и оказатся лицом к лицу с полицейскими. Франсуаза улыбалась, она велела подать им прохладительные напитки. Я, напротив, чувствовал себя не в своей тарелке. Меня возмутил их визит туда, где нам было так хорошо. У меня было ощущение, что эти типы осквернили царившую в доме атмосферу.
В ответ на мой идиотский вид один из них мне сказал: “Если хочешь, малыш, мы обыщем всю хибару…” Потом все уладилось». Бернар Франк также присутствовал при сценах, когда Франсуазу Саган оскорбляли в Онфлере, в магазине, где она делала покупки: «Ее называли “шлюхой”, “предательницей”… Дамы говорили ей: “Мой сын в Алжире, вы хотите его смерти”. Франсуаза хорошо держалась. В случае угрозы взрыва нужно сохранять мужество и способность энергично действовать. Когда происходит взрыв, человек или успевает спастись, или нет…»
Кстати говоря, французский спецназ, устраивая серию покушений на сторонников освобождения Алжира, не пощадил и ее. Пластиковая бомба разнесла дверь квартиры на бульваре Малешерб. «Мой муж прошел через нее меньше чем за полчаса до взрыва», — говорит Мари Куарэ, которая в этот момент находилась в Кажарке. «Это было очень бурное время, чем-то забавное… — отмечает Франсуаза Саган. — Я узнала много нового. О других и о себе самой».
«Она всегда давала обязательства с гораздо большей готовностью, чем я», — говорит Бернар Франк, которого Пьер Куарэ не любил. Скорее даже ненавидел: «Он был достаточно ревнив по отношению к людям, которые обладали определенной значимостью для Франсуазы. Он вел себя не как классический буржуа. Он мог бурно выражать свои эмоции и при этом выглядеть смешно. Но ко мне у него была просто патологическая неприязнь».
В любом случае Пьер Куарэ, обладавший темпераментом анархиста, не выказывал возмущения политическими взглядами Франсуазы. Быть может, он и не знал, что автор «Крыс» Бернар Франк повлиял на решение Франсуазы голосовать за Де Голля [303]на президентских выборах 1965 года. Эта история, рассказанная Мишелем Готта, была напечатана в специальном номере «Крапуйо» [304]:
«Франсуаза Саган и Бернар Франк жили в одной квартире на улице Мартиньяк. Саган на втором, Франк на первом этаже. Звонит телефон. Франсуаза Саган снимает трубку. Просят Бернара Франка. Он выходит из ванной, его лицо покрыто пеной для бритья. Он берет трубку, и Франсуаза прыскает со смеху от его вида. Он в ярости. По телефону его просят подписать голлистский манифест. Новый приступ смеха Франсуазы, которой кажется, что Франк выглядит слишком несерьезно, чтобы обсуждать подобную проблему. Раздраженный Бернар Франк говорит: “Ах, вот как, ну ладно, я подпишу это воззвание. И хватит об этом”.
Он вешает трубку и поднимается, чтобы закончить бриться. Проходит полчаса. Франк спускается со сконфуженным видом. Он не знает, как он теперь может отказаться ставить свою подпись. Единственный выход — чтобы
Франсуаза тоже подписала манифест. Автор “Здравствуй, грусть!” никогда не подписывала документов, на которых не стояла бы подпись Бернара Франка. “Только один раз”, — говорит она. И она подписала воззвание. Она даже пошла дальше: приняла участие в словесной дуэли, на которую ее вызвала со стороны “Пари-Матч” Маргарита Дюра [305]. Саган за Де Голля, Дюра за Миттерана. Приведем отрывок из их беседы:
Саган. Люди голосуют за левых от раздражения: “Детей нет, он по натуре сноб — мы, мол, ему покажем…” Это говорит о том, что один человек держит в руках всю страну в большей степени силой своей личности, чем делами. Мне не кажется, что то, что он сделал, плохо: деколонизация, налаживание отношений с Востоком — это согласуется с моими взглядами.
Дюра. В любом случае, абсолютное большинство в стране проголосовало против Де Голля. От него отказались.
…
Дюра. Это совершенно не очевидно. Если кандидатом от левых сил будет Мендес, вы проголосуете за него?
Саган. Конечно, от всего сердца, безоговорочно.
Дюра. В этом мы сходимся. Но вы увидите, что произойдет — я вам это предсказываю — если Де Голль будет у власти еще семь лет и если сформируется левая оппозиция, которая сейчас находится в эмбриональном состоянии… вы будете наблюдать официальный антикоммунизм, реакцию…
Саган. Тогда мы вместе пойдем на баррикады, как в “Ви-ва, Мария”… Это будет очень весело…»
«Я голосую за Де Голля, за представителя левых, потому что он готов на любой поступок, даже нелепый, даже низкий, чтобы в конечном итоге оказать самую неожиданную поддержку левым идеям».
Это было очень проницательное высказывание. С течением времени ее оценка личности генерала Де Голля все более подтверждается, а в то время ее слова казались чудаковатыми.
Ее рассказ в «Экспресс» [306]о путешествии на Кубу в июле 1960 года показывает, насколько верны были ее высказывания о режиме Кастро [307]. Сама тема была запретной для левой интеллигенции. Сартр и Симона де Бовуар, симпатизировавшие Фиделю Кастро, поддерживали его режим и не хотели видеть опасности тоталитаризма за революционной эйфорией. Франсуаза Саган, которая вместе с братом провела на острове всего-навсего девять дней, почувствовала, напротив, двойственность этой зарождающейся демократии. «На Кубе все не так просто, — пишет она. — Лично я уезжала туда, настроенная очень романтически, а вернулась с ощущением какой-то недоговоренности, сомнений». «Там было слишком много военных. Это всегда подозрительно», — уточнила она позже, чтобы пояснить то свое субъективное впечатление.
«Это было 8 августа во время игры в рулетку в казино в Довиле, я выиграла восемь миллионов. Утром я должна была уезжать из старого дома, который я сняла на каникулы. Там нужно было все приводить в порядок, хозяин ругался перед дверью со списком повреждений в руке. Когда он мне сказал, что хотел продать этот дом, совсем недорого, как раз за восемь миллионов, я долго не раздумывала. Обычно у меня денег не было, я всегда снимала жилье.
Человек этот был, кстати, очень странный. В большом салоне на первом этаже он распорядился положить паркет и вечером один танцевал под граммофон, а его парализованная жена спала на втором этаже. И бегал за крестьянками» [308].
Так волей судьбы Франсуаза Саган приобрела в собственность «Усадьбу Брейль» которая принадлежала когда-то Люсьену Гетри и где, кажется, бывала Сара Бернар. В «Ненадломленном смехе» [309], ее биографии трагической актрисы, которая написана в форме переписки двух близких подруг, романистка представляет даже, что великая Сара Бернар спала на третьем этаже, в комнате слева, где «они утром дрались подушками!».
Примечания.
288. Пер. Н. Комина.
«Femme». № 7. Июль/август. 1983.
290. «Les Plis de l’eau».
291. «Le Rendez-vous manqué». Музыка Мишеля Магна, декорации Бернара Бюффэ, постановка Роже Вадима. Спектакль был поставлен в Париже в театре «Елисейские Поля».
292. Моравиа (Пинкерле) Альберто (1907–1990) — итал. писатель. Его имя связывают с хроникой «Европейский дневник» в «Корьере делла сера», которую он вел на протяжении многих лет в неизменно утонченно-саркастическом тоне, демонстрируя скептицизм по отношению к современной цивилизации и стремление предотвратить экологический кризис и атомную катастрофу, автор эссе «Атомная зима», романа на эту же тему «Человек, который смотрит». Автор социально-психо-логических романов: «Равнодушные» — иронического повествования о буржуазной семье, «Римлянка», проникнутого утонченно-психологическим эротизмом, «Скука», «Внутренняя жизнь». В «Римских рассказах» и романе «Чочара» — влияние неореализма. Его стиль отличается сухостью, скупостью, он лишен излишеств, его характеристики исключительно точны.
293. Serge Siritwky, Francoise Roth «Le Roman de l’Express 1953–1978» (Atelier Marcel Juillard, 1979).
«La jeune fille et la grandeur» (L’Express. № 470. 16 июля. 1960).
295. Id. № 34. 27 июня — 3 июля. 1985.
296. Франсуаза Саган отвечает на вопросы Alix Rheims («Еllе». 6 января. 1986).
297. «L’Express». 13 сентября. 1957.
298. «Неясный профиль», пер. А. Борисовой.
«Еllе». 6 января. 1986.
300ю Бретон Андре (1896–1966) — фр. писатель, один из основоположников сюрреализма. Последователь Бодлера, Малларме и Гюисманса. Поэмы «Аркан 17», «Лампа в часах». Утверждал, что личность обретает свободу только в интуитивных актах — сне, бреде и т. п., высказал идею автоматического письма — фиксации писателем в процессе творческого акта движений своего подсознания.
301. Он издаст журнал «Новые письма», который потом станет коллекцией.
302. «Un siècle debordé» (Grasset, 1970, Flammarion, 1987).
303. Голль Шарль де (1890–1970) — президент Франции в 1958–1969 годах. В 1940 году основал в Лондоне патриотическое движение «Свободная Франция» (с 1942 года «Сражающаяся Франция»), примкнувшее к антигитлеровской коалиции; в 1941 году стал руководителем Французского национального комитета, в 1943-м — Французского комитета национального освобождения, созданного в Алжире. В 1944-м — янв. 1946 года — глава Временного правительства Франции. После войны основатель и руководитель партии «Объединение французского народа». В 1948 году премьер-министр Франции.
«Le Crapouillot». № 68. Март. 1965.
305. Она также подписала «Манифест 121».
307. Кастро Фидель (1926-2016 ) — политический деятель. С 1976 года — председатель Государственного совета и СМ Республики Куба. В 1953 году возглавил вооруженное выступление против диктаторского режима Батисты, за что был осужден на 15 лет. В 1955 году амнистирован. Эмигрировал в Мексику, где сформировал вооруженный отряд для продолжения борьбы против диктатуры. В 1956 году высадился на Кубе с яхты «Гранма» и возглавил партизанскую борьбу, приведшую к победе в 1959 году Кубинской революции. Лауреат Международной Ленинской премии (1961).
308. «Magazine litteraire». № 205. Март. 1984 (записано Жан-Жаком Брошье).
«Sarah Bernhardt, ou le rire incassable» Опубликована «Лаффонт» в октябре 1987 года. Франсуаза Саган присутствовала при рождении книги в Новом обществе Фирмин-Дидо в Оре. Тогда она впервые наблюдала, как печатается одно из ее произведений.