Кин. Ц.И.: Итальянские мозаики
Писать книги или заниматься политикой? Заметки об итальянской литературе сегодня.
Параграф 7

7

В разгар дискуссии, начавшейся из-за туринских присяжных заседателей, Бригате россе перенесли свое внимание на видных журналистов, но не имея целью убивать их. Стреляли в ноги, вероятно, скорее для достижения психологического эффекта. Это происходило в июне 1977 года. Разумеется, Бригате россе не обошли своим вниманием Индро Монтанелли. Газеты пестрели его фотографиями: на носилках, в госпитале и т. д. Все единодушно осудили этот террористический акт. «Унита» выразила соболезнование и апеллировала к пресло­вутому здравому смыслу Монтанелли: не пора ли изме­нить линию «Джоркале нуово», не пришло ли время во имя интересов страны отказаться от навязчивых идей и попытаться достичь минимального согласия, чтобы по­ложить конец террору? Тщетно. Монтанелли возразил, что коммунисты, конечно, не вооружали тех, кто стрелял в него, но несут моральную ответственность за все, что делают экстремисты. Что до него лично, он «предпо­читает умереть среди зверей в джунглях, чем жить вместе с крысами в крысоловке». Вообще выстрелы в Монтанелли привели к еще большей активизации его группы. Коммунистов обвиняли в том, что они долго расшатывали итальянскую экономическую и полити­ческую систему, используя главным образом профсоюзы и «психологический терроризм». Кроме того, они будто бы поощряли насилие. Сейчас они, правда, проводят иную линию, но, если придут к власти, начнут стремить­ся к «мифу экономического равенства».

Затем произошло еще одно событие. Группа левых экстремистов устроила взрыв в помещении Телемонтекарло и на несколько недель вывела эту телестудию из строя. Энцо Беттица обратился за помощью в Париж. Его адресат — Раймонд Арон, известный представитель правой культуры во Франции. В незапамятные времена он вместе с Сартром и Мерло-Понти работал в журнале «Тан модерн» и считал себя марксистом; позднее стал откровенным консерватором. Беттица взывал к нему: «Одна статья, написанная вами, была бы в этот труд­ный момент действенной помощью в нашей борьбе за свободу и против авторитаризма». Затем, обвинив итальянских коммунистов в этом взрыве, Беттица пере­шел в сферу ирреального: «Это, вероятно, только пер­вый шаг. Вторым может быть и уничтожение самой га­зеты «Джорнале нуово» ¹. Это письмо характерно: в нем отчетливо слышна интонация «невинной жертвы», которую хотят обречь на заклание (эту интонацию мы чувствовали уже в сборнике «Культура капитуляции»). Прием довольно тривиальный: изображать итальянских коммунистов своего рода гуннами.

­ческих волнений одним из эпицентров была Болонья.

— профессор истории экономических наук местного университета и член ЦК ИКП Ренато Дзангери. В Болонье действовало «Ра­дио Алиса», фактически руководившее студенческими демонстрациями и передававшее самые подстрекатель­ские лозунги. 11 марта 1977 г. произошла трагедия: поли­ция застрелила студента Лоруссо. По этому делу все еще ведется следствие. Город пережил сильнейший шок. Несколько дней продолжались беспорядки, с актами вандализма, а 16 марта состоялась двухсоттысячная ма­нифестация населения, требовавшего восстановить спо­койствие. Но несколько тысяч студентов устроили сидя­чую забастовку, противопоставив себя городу. Это было символическим жестом. Все непредубежденные люди понимали драматизм разыгравшихся событий, понима­ли, что и студенчество — не монолит, что внутри универ­ситетского центра бурлят страсти. Здесь было многое замешано: и отчаянье, и вызов, и явная провокация.

«О Радио Алисе и о других вещах» Ренато Дзангери пытался найти «интеллектуальный лейтмотив» в идеологии левоэкстремистских групп, которые должны перестраиваться, так как миф китайской культурной ре­волюции рухнул и «философия этих групп непоправимо ничтожна». Дзангери считал, что лейтмотив можно най­ти в тенденции «превращать в новые идолы средства массовой коммуникации, которым, кроме их естествен­ной роли, приписывается некая двусмысленная борьба за свободу». И в заключение: «Я не хотел бы быть рез­ким, я говорю о фактах, не касаясь намерений. Но с такой точки зрения «Радио Алиса» и Монтанелли ведут одну и ту же борьбу» ²

«Радио Алисы», двадцативосьми­летний преподаватель литературы в Болонье Франческо Берарди (кличка Бифо), спасаясь от ареста — после беспорядков несколько человек было арестовано,— бе­жал во Францию и стал героем газетной хроники при обстоятельствах, о которых долго рассказывать. Важно то, что в Париже вышел перевод книжки Бифо «Radio Alice — Radio Libre» с предисловием известного пси­хоаналитика Феликса Гуаттари (из окружения Жака Лакана). Я прочла длинную рецензию в «Монд», кото­рую написала Мария Антониетта Маччокки, в прошлом деятель ИКП. Потом Маччокки стала маоисткой, пере­ехала во Францию, преподает социологию в Венсенском университете и явно любит находиться в центре вни­мания.

«первая буква нового алфавита»; «тоненькая книжка невинного розового цвета, но внутри.— интеллектуальный динамит»; «книга — симфония, по­эзия и музыка, слитые с пережитым»; «оригинальный и мощный бунт против сервильных традиционных либо органически-аппаратных интеллектуалов»; это «мао-дадаизм («информация, пролетаризация и захват»), где дада-критика разрыва между искусством и жизнью, пра­ктикой и текстами, а мао — снова обретшее актуальность материалистическое измерение, проводящее «по­перечное сечение» при сведении счетов». (Стоит доба­вить, что, после того как издательство Фельтринелли в 1976 году выпустило большой «Альманах дада», в Ита­лии словно заново открыли для себя дадаизм и начался бум.)

­падки на линию ИКП. Маччокки пишет, что книгу Бифо рассматривают как скандал, так как в ней разоблачаются попытки создать — в зародыше уже существую­щую — «новую диктатуру, возникающую из беспринцип­ного союза между гигантской капиталистической ма­шиной и бюрократическим аппаратом левых (ИКП и синдикатов)». И наконец: «Дзангери, мэр Болоньи, при­казал полиции действовать: «Ступайте. Вы на войне. Они («Радио Алиса») сами исключили себя из нашего сооб­щества»³

— один из составных элементов общего плана наступления на ИКП. Параллельно про­исходили и другие события. Феликс Гуаттари напи­сал — «Appel» («Призыв») к французской и всей западноевропейской интеллигенции. Смысл этого доку­мента в том, что в Болонье красная администрация осуществляет репрессии против рабочего класса и «юно­шеского пролетариата», которые отказываются добровольно приносить себя в жертву политике, проводимой ИКП. «Appel» первым подписал Жан-Поль Сартр, а за ним другие видные деятели французской культуры, около тридцати человек. Среди них — Ролан Барт, Мишель Фуко, Жиль Делёз, Симона де Бовуар, Филипп Соллерс и один из лидеров «новых философов» (о них пойдет речь ниже) Андре Глюксман. Любопытно, что текст «Appel» напоминает рецензию Маччокки на книжку Бифо, так же как и некоторые другие выступления против ИКП, опубликованные на протяжении 1977 года в «Монд».

«призыва» в том, что он задуман и осуществлен как прямое и очень грубое нападение на итальянских коммунистов. Гуаттари, который является душой всего этого мероприятия, создал «международный комитет», устраивал пресс-конференции и развил большую энергию, стремясь убедить французскую ин­теллигенцию в том, что ИКП фактически подазляет сво­боду, осуществляет репрессии и является «реакционной силой». Абсурдность всего этого бросалась в глаза, но документ был опубликован в «Монд» во Франции и в «Лотта континуа» в Италии.

­шель Фуко в глаза не видели этого текста: их просили присоединиться по телефону, изложив суть документа более чем приблизительно. Так что фактически Барт и Фуко «отмежевались», заявив, что они «ничего подобно­го не имели в виду», и некоторые газеты даже писали о фальсификации Попутно выяснилось, что так получа­ется часто: деятели культуры присоединяются к каким- либо «призывам», зная лишь бегло и примерно, о чем идет речь. Но в этом конкретном случае создалось впечатление, что целое созвездие лучших имен француз­ской культуры по принципиальным соображениям выступило против стратегической линии Итальянской ком­мунистической партии и против ее тактики.

«Арре!» вежли­вым недоумением: «Неужели Сартр действительно думает. ..» и т. п. Постепенно, как было с дискуссией о пессимизме и оптимизме, страсти разгорались. Философы, писатели, историки, политические деятели вступили в спор; кроме итальянских газет, очень многое печатали «Монд» и «Нувель обсерватер». Произошла некоторая путаница, потому что в сознании итальянской интелли­генции люди, подписавшие «Appel», прочно ассоцииро­вались с «новыми философами», а на самом деле это не совсем так. Но теперь надо кое-что сообщить о «новых философах»,— я коснусь этого феномена лишь в преде­лах необходимого, связанного с темой этой статьи.

— апреле 1977 года в Париже начался бум, какого не было уже лет десять, так как вышло несколь­ко книг под эффектно-вызывающими названиями, и они были основательно разрекламированы. Одна из них, принадлежащая перу Бернара-Анри Леви, считается как бы программной. На самом деле, однако, некоторые книги вышли еще в 1975 г., а в 1976 году еженедельник «Ле нувель литерер» опубликовал «досье», так и на­званное «Новые философы», составленное Леви; он же написал вводную статью. Она до такой степени напыщен­на, что теперь тексты этого автора распознаешь сразу. «Небеса пожелали покарать ультралевых», писал он, и в их рядах царит смятение, которым, впрочем, охвачена вся культура Франции: «На протяжении нескольких лет в мире мыслителей происходит настоящая смена карау­ла. Новое поколение философов берет приступом вче­рашние крепости, сотрясает засевших в них, колеблет их уверенность в себе. Плеяда молодых теоретиков врыва­ется. ..», и так далее. Низвергаются идолы (например, структурализм), утверждаются новые ценности. Это не школа, а течение, но всех его участников объединяет сознание, что они должны быть прежде всего «филосо­фами, то есть метафизиками», которые «отвергают ужа­сы идеологии». Можно даже говорить о «ренессансе» в том смысле, что участники движения обращаются к дальним истокам, которые казались навсегда позабыты­ми: к Гераклиту и Платону.

­ровками) всех, к кому мысленно обращаются «новые философы»: Платон, Хайдеггер, Фрейд, Лакан, Фуко, Сартр, Серр, «ницшеанцы» и, «конечно, Делёз, глав­ный противник одних, близкий родственник других, ибо он, бесспорно, один из последних философов, заслужи­вающих обозначения метафизик»⁴ «Китай периода культурной революции», который, как и «фран­цузский май», в свое время объединил их всех,— разу­меется, в метафизическом смысле. Среди «новых филосо­фов» очень разные люди. Эклектизм тех книг, что я прочла, удивителен. Один из примкнувших к этому те­чению — Морис Клавель, «маоист-христианин», автор восьми романов, многих пьес и эссе. О нем стали много говорить после того, как он и руководитель сверхлевой группы «Тель Кель» Филипп Соллерс провели шесть ра­диобесед (позднее опубликованных) и объявили о своем присоединении к «новым философам». Манера писать у Мориса Клавеля слащаво-приторная.

— Леви. В одном интервью он на­звал себя «инорганическим интеллигентом» и сообщил, что он — первый философ, написавший философский труд от первого лица. Точно, книга начинается словом «Я». Написана она с такими литературными претензия­ми, что читать неприятно: «Впервые боги покинули нас, устав, без сомнения, блуждать по выжженной земле, на которой мы пребываем. И я пишу, да, я пишу в эпоху, когда варварство молчаливо возвращается на челове­ческое ложе». Потом рассуждения строятся на таком приеме: если бы я был поэтом. если бы я был музы­кантом. .. живописцем... антикваром. энциклопедистом. .. сюрреалистом. И в каждом случае длинно разъясняется, что бы автор делал в этом случае. Он сообщает, что ему скоро тридцать лет, но он «по край­ней мере сто раз предал идеалы своей юности». Когда- то он верил, в Революцию, в Добро, в Политику, в Счастье, но теперь разочаровался во всем и предается отчаянью: «Я интеллектуал, решивший высказать всю правду людям, компетентным в прогрессизме. Мора­лист? Почему бы и нет?» Затем следуют рассуждения о пессимизме истории и ниспровержение всех и вся, на­чиная с гошистов и кончая теми, кто так или иначе ве­рит в разум. Леви когда-то был учеником Луи Альтуссера и считал себя марксистом. После того как Леви по­рвал с этим прошлым, он сделал головокружительную деловую карьеру: возглавляет три серии в крупном кни­гоиздательстве Грассе. Любопытно, что человек, каж­дую минуту твердящий о своем «тотальном пессимизме» и «безграничном отчаянье», охотно позирует фотогра­фам, знает толк в саморекламе. Современный интеллек­туал, утверждает он, «должен быть метафизиком, ху­дожником и моралистом». Понятие ангажированности отрицается им начисто.

«новых философов» Андре Глюксман в своей последней книге обвиняет Фихте, Гегеля, Маркса и Ницше (примечателен уже самый этот ряд, а от них он восходит к Декарту и Платону) в том, что они со своими идеями о государстве, хотя эти идеи претерпева­ли разные изменения, виновны в трагедиях XX века. Глюксман придумал неологизм «телескопаж» и подвер­гает телескопажу все революции, начиная с Великой французской. Книга эта не философский труд, а скорее политический памфлет, в котором кокетство (почти как у Леви) сочетается с эпатажем. Вот некоторые назва­ния глав: «Некрологика», «Последняя дуэль», «Сожгите ваши корабли», «Большой вестерн», «Час вселенной». Глюксман был деятелем еще во время контестации и писал, что майские события являются прообразом всех революций в странах развитого капитализма во второй половине XX века.

«Эспрессо» пригласил Леви и Глюксмана приехать в Рим и посетить редакцию. Высказываясь для «Эспрес­со», французы вели себя как люди, владеющие истиной в последней инстанции. Леви был донельзя «нарцис­сом». Он говорил, что в какой-то момент своего духовно­го развития испытал влияние европейского романтизма и дал перечень писателей — от Шатобриана и Байрона до Арто: «Это традиция поэтов, персонажей, по-своему врывавшихся в политику» ⁵«ультра», почти дословно повторил слова Монтанелли (это, конечно, не плагиат, а некое сродство душ). Вообще путем сравнения текстов было бы нетрудно доказать, что многое роднит француз­ских «новых философов» также с правой культурой на­чала 70-х годов. Отступление о «новых философах» бы­ло необходимо, поскольку они так активно вмешивались в итальянские дела.

«Унита» несколько раз реагировала на вы­ступления этих «парижских див», как их назвала одна газета. Однажды «Унита» писала, что спорить о фактах нет смысла, так как они явно не осведомлены, но «надо взглянуть глубже и задуматься над тем, какие процес­сы, кроме лежащих на поверхности, приходят в движе­ние во Франции и не только во Франции: вспомним по­лемику об интеллектуалах, происходившую у нас»⁶«Новые париж­ские идеологи антикоммунизма. ФИЛОСОФИЯ НЕ ИМЕЕТ К ЭТОМУ НИКАКОГО ОТНОШЕНИЯ». На­звав это течение «анархическим антикоммунизмом», по­яснив, что «от первоначального пролетарского, комму­нистического, марксистского радикализма (имеется в виду контестация.— Ц. К.) движение протеста пришло к радикализму люмпен-пролетарскому, мелкобуржуаз­ному, анархическому, бунтовщическому», газета писала, что это видоизменившееся движение «нуждалось в соответствующей идеологии, оно должно освободиться от старых пролетарских, коммунистических и марксистских этикеток. Такая идеология, готовая к употреблению, преподносится нам теперь «новыми французскими фило­софами» ⁷.

­тремисты «нашли лидеров не у себя дома, а во Франции», и писали, что итальянцы почти инстинктивно от­странились от парижского документа. Это верно по отношению к большей части демократической печати, хотя кое-кто этот документ и поддержал. Еженедельник «Па­норама» посвятил этой теме специальный номер. В одной из опубликованных там статей говорилось: «На поле брани вышли, выдвигая многие аргументы, какими пользуются ультралевые, и подчеркнуто одобрив «Appel» Сартра, люди, которые до сих пор находились на противоположной стороне: умеренно правые, группиру­ющиеся вокруг «Джорнале нуово» Индро Монтанелли». Энца Боттица выразил сожаление, что в «Appel» не упоминалось о пресловутых преследованиях, которым подвергаются Телемонтекарло и «Джорнале», и заявил, что у экстремистов, есть все основания беспокоиться: ед­ва лишь ИКП придет к власти, она уничтожит персона­жей вроде Бифо, «а потом уж перейдет к нам, либе­ральным демократам»^8. «преследования» еще более красноречиво и эмоцио­ нально.

«Ринашита» писала: «Знаменосцем того «призыва» был «Джорнале» Монтанелли, а одним из заинтересо­ванных был сенатор Беттица, избранный по либерально- республиканско-социал-демократическому списку. Он в молодости грешил и был коммунистом, как некоторые кз новых вдохновенных пророков дадаизма, но потом исправился»⁹­ланский «призыв» 1976 года и парижский «Appel» 1977 года встретились и обрели друг друга.

«L’Espresso». Roma, 12 giugno 1977.

«L’Unita». Roma, 3 aprlle 1977

«Le Monde». Paris, 3— 4 juillet 1977

«Les nouvelles litteraires». Paris, 10 juin 1976.

«L’Espresso». Roma, 24 luglio 1977.

«L’Unita». Roma, 8 luglio 1977.

«L’Unita». Roma, 19 luglio 1977.

«Panorama». M ilano, 26 luglio 1977.

«Rinascita». Roma, 12 agosto 1977