Кин. Ц.И.: Итальянские мозаики
Муссолини и Папа.
Параграф 4

4

А теперь вернемся к вопросу о том, как развивались отношения фашизма и Ватикана. То, что уже сказано, позволяет, думается, представить себе обстановку и на­мерения сторон. Хочу, однако, привести еще один факт, совершенно скандальный, я имею в виду позицию, занятую авторитетным органом иезуитов, журналом «Чивильта Каттолика» в связи с убийством Маттеотти. Сразу после убийства и «Чивильта Каттолика» и «Оссерваторе романо» выступили с протестами и осуждением происшедшего, как и вся печать, кроме чисто фашист­ской. Однако и в этот первый момент католическая прес­са вела себя осторожно: персона Муссолини была вне всяких подозрений (он был плохо информирован, его обманывали, он не мог знать, он не мог помешать неко­торым экстремистам и т. п.). Но потом надо было за­нять более определенную позицию, и для этой цели из­брали «Чивильта Каттолика». Статья, опубликованная этим журналом 7 августа 1924 года, когда вся страна бурлила и было еще далеко не ясно, чем все кончится, называлась «Место католиков в происходящих битвах между политическими партиями в Италии». Фашист­ская партия характеризуется как «молодая, пылкая, ки­пящая», она противопоставляется всем старым партиям, когда-то стоявшим у власти в Италии, и особенно «недо­пустимой тирании большевистствующих социалистов».

И дальше: «Прежде всего благодаря исключитель­ным качествам человека, который его возглавляет, новое правительство имеет бесспорные заслуги, в особен­ности в том, что касается религии». За этим идет довольно подробный перечень заслуг правительства Мус­солини и сразу после «списка благодеяний» пять пунктов, в которых формулируются обязанности «лояльного гражданина — католика». В первых двух пунктах, со ссылками на Священное писание и на «естественные за­коны природы», доказывается абсолютная законность фашистского правительства, а кроме того, «зло, прино­симое революциями». В третьем пункте очень деликатно сказано, что хотя каждый добрый гражданин, и пре­жде всего католик, подчиняется правительству, это не должно помешать ему «в приличествующей форме кри­тиковать законно сформированное правительство, с целью исправлять те акты, которые подлежат исправле­нию». Надо полагать, орган иезуитов имел в виду право законопослушных католиков посоветовать правительст­ву Муссолини в будущем не похищать среди бела дня депутатов парламента, не убивать их зверски и уж во всяком случае не попадаться с поличным, как это произошло с трупом Маттеотти.

В четвертом пункте статьи речь идет о возможности смены правительства не революционным путем, но пу­тем проведения новых парламентских выборов. Это тоже отвергается, ибо любое новое правительство «вместо того чтобы улучшить, рискует лишь ухудшить положе­ние в ббществе». В пятом пункте все с той же мягкостью сказано, что правительство (Муссолини) должно предоставить оппозиции права, предусмотренные зако­ном. А те, кто настроены оппозиционно, если они честные люди и к тому же католики, должны спросить себя, могут ли способствовать улучшению какие бы то ни было перемены. Впрочем, «Чивильта Каттолика» помогает ответить на этот вопрос. Форма, в которой журнал из­лагает свою позицию, может, мне кажется, и поныне служить образцом лицемерия, хитрости и демагогии. Проследим за ходом мысли, это интересно.

«не позволит», в скобках, написано: «и напрасно, без сомне­ния»,— сочли все-таки нужным вставить эти бессмысленные слова, чтобы создать для себя видимость мо­рального алиби: иезуиты вовсе не одобряют фашистов). Значит, возникает угроза кровопролитной гражданской войны. Но есть еще один очень сложный момент. С раз­ных сторон раздаются голоса, что фашистское прави­тельство могло бы быть заменено коалиционным прави­тельством социалистов и «пополяри». Эта «перспектива» («Чивильта Каттолика» неизменно берет слово «перспек­тива» в кавычки, видимо чтобы подчеркнуть полную нелепость даже предположения такого) должна быть решительно отвергнута. Если партия «пополяри» утверж­дает, что она считается с католическими принципами; она не имеет права помышлять о сотрудничестве с соци­алистами, ибо это неуместно, невозможно и не может быть терпимо.

«В самом деле,— пишет журнал,— сделаем сравнение между фашистской партией и социалистической партией. Фашизм, строго говоря, не имеет определенной системы взглядов, он сам заявляет, что является, прежде всего, партией действия. И если его справедливо можно упрекнуть за серьезнейшие ошибки, то он во вся­ком случае многое сделал для всеобщего блага. Он уни­чтожил социалистическую тиранию, он подавил, мы надеемся искренне, масонов. Он восстановил порядок в административных органах. Что особенно важно для католиков, он не относится враждебно к религии, а напро­тив, неоднократно доказал на практике, что уважает религию, и семью, и право собственности. Напротив, со­циализм, даже те его течения, которые предстают как более умеренные, по сути своей враждебен христианству. Известно, что представляют собою самые видные деятели социализма с моральной и религиозной точки зрения; известно также, как воспитывают они совращенную ими толпу. Но еще хуже, нежели люди, сама систе­ма, составляющая сущность социализма. Они открыто проповедуют атеизм и враждебность религии, классо­вую борьбу, они отрицают право собственности, принцип авторитета, святость брака и семьи и так далее. И эти заблуждения содержатся не только в более или менее абстрактной теории социализма, они присущи партии в ее практической деятельности, им неукоснительно следу­ют на деле» ¹

­ра приводятся события в России, где «умеренные Львов и Керенский» должны были уступить место «разнуздан­ному и дикому большевизму». Я так подробно останови­лась на этой статье потому, что она носила программ­ный характер. Выступления журнала «Чивильта Каттолика», особенно в такие острые моменты, в периоды кризисов, как правило, отражали мнения и желания са­мой верхушки католической церкви. Да, конечно, Вати­кан уже в это время активно поддерживал чернорубашечников. Имя Маттеотти в статье вообще не названо; заметим, кстати, что он принадлежал к умеренным со­циалистам, к реформистской партии социалистов-унитариев. Но, конечно, и умеренные социалисты имели свою систему взглядов, которая решительно не устраивала Пия XI и остальных. Мы видим, что мотивы, по кото­рым католическая церковь поддерживала итальянский фашизм, в решающих пунктах смыкались с мотивами аграриев, промышленников и финансистов, осуществив­ших при помощи фашистов превентивную контрреволю­цию: все, что угодно, только не «красная опасность», И какое значение, в конце концов, имела смерть дона Минцони или Джакомо Маттеотти?

Ровно через месяц после опубликования этой статьи, 8 сентября, Пий XI, выступая перед студентами-католиками, говорил о том, что церковь по природе своей апо­литична и политикой вообще заниматься не должна.

дана людям для того, чтобы они могли скрывать свои мысли: Пий XI всегда говорил так, что его можно было понять и так и эдак. Росси приводит цитаты, а потом очень остроумно пишет о своем собственном впечатлении: «То, что я лично, мне кажется, понял, прочитав декларации Пия XI об аполитичности церкви, сводится к тому, что у папы никогда не было намерения взять членский би­лет фашистской партии или же выступить кандидатом на выборах. Однако он оставлял за собою право зани­маться политикой всякий раз, когда политика «затраги­вала алтарь», то есть всякий раз, когда это представля­лось ему уместным. Добрые католики (то есть члены организации «Ационе каттолика») обязаны были покор­но слушаться властей предержащих, каковыми бы эти власти ни были, лишь бы они находились в согласии с Ватиканом, а также обязаны были безоговорочно следовать всем политическим директивам Святейшего От­ца, даже если они противоречили голосу их совести» ²

­минаниях, на которые мы уже ссылались, заявил, что, выступая перед студентами, Пий XI предал анафеме «пополяри» и социалистов, которые в Италии «легко смешивались с коммунистами». Тем самым, продолжал барон, «папа оказал поддержку правительству Муссолини и посеял полное смятение в рядах партии «пополя­ри». Напоминаю, все это происходит еще в 1924 году, оставалось еще почти пять лет до знаменитого офици­ального примирения церкви и государства, до подписа­ния Латеранских соглашений. Вполне очевидно, однако, что основы будущих соглашений были заложены уже в начале двадцатых годов и «примирение» было тща­тельно подготовлено в политическом и юридическом планах.

­ла политически направить и практически, организацион­но использовать бурное возмущение, вызванное убийст­вом Маттеотти, режим оправился от страха и перешел в контрнаступление. 31 января 1925 года Муссолини про­изнес в парламенте знаменитую речь, в которой заявил, что принимает на себя лично ответственность за все де­яния режима: ответственность политическую, мораль­ную, перед лицом истории и так далее. Этот день счита­ется днем государственного переворота в Италии. Если до сих пор фашисты допускали хотя бы в какой-то мере оппозиционную печать, оппозиционные выступления — отныне все было кончено. Префекты получили жесткие инструкции, репрессии против всех инакомыслящих ве­лись по всем правилам полицейского и цензорского искусства, всякая живая мысль была окончательно подав­лена. Это называлось процессом «фашизации государст­ва» и фактически означало неслыханное усиление лич­ной власти Бенито Муссолини.

Мы не станем сейчас перечислять все действия фа­шистского правительства, угодные Ватикану и предшествовавшие Латеранским пактам. Укажем только на разгром масонских лож, когда было заявлено, что отны­не «осуществлено духовное единство нации», и на целый ряд крупных финансовых мероприятий, направленных на «улучшение условий жизни священнослужителей» и т. д. На этот счет имеются красноречивые цифры, пуб­ликовавшиеся в «Гадзетта уффичиале». После «государ­ственного переворота 3 января» фашистский террор продолжался, распространяясь по-прежнему и на «крас­ных» и на «белых» противников режима. Время от вре­мени «Оссерваторе романо» либо какой-нибудь папский нунций, а то и сам Пий XI выражали сожаление, или мягко критиковали, или обращали внимание дуче на ак­ты насилия, но все эти эпизодические протесты не были решительными и не производили впечатления. Заметим еще, что католики позволяли себе проявлять недоволь­ство или волнение лишь в тех случаях, когда дело шло об их организации «Ационе каттолика», подчинявшейся приходам и епископам. Когда же фашисты убивали де­мократов — а такие вещи происходили нередко и до прихода фашистов к власти, и после того, как легальные формы оппозиции стали уже невозможными,— католи­ческая печать публиковала лживую фашистскую вер­сию без тени сомнения или порицания. При этом обяза­тельно подчеркивалось вмешательство Муссолини, кото­рый изображался как мудрый и справедливый государ­ственный деятель.

­то Дзанибони был арестован после того, как неудачно пытался совершить покушение на Муссолини. Пий XI, который не произнес ни одного слова после подлого убийства Маттеотти, счел необходимым публично за­явить, насколько он опечален «преступным покушени­ем». Известный католический историк Артуро Карло Емоло справедливо заметил, что эти чувства вполне естественны для католика, но, однако, в папских аллокуциях не встретишь упоминания о таких событиях, как покушение на лиц, возглавляющих государство, особен­но неудавшиеся покушения. Таким образом, Пий XI «хотел выразить особенное внимание к Муссолини», 11 сентября 1926 года анархист Джино Лучетти бросил бомбу в машину, в которой ехал Муссолини, но он, однако, уцелел. 2 октября совет министров восстановил смертную казнь, которая была уничтожена в Италии в 1899 году, было решено, что подлежат смертной казни все, кто посмеет посягнуть на жизнь главы правительст­ ва, а 4 октября папский легат кардинал Мерри дель Валь публично, во время одной церемонии, благодарил тех, кто «держат в своих руках судьбы Италии» и с должным почтением относятся к религии. О Муссолини кардинал сказал: «Вполне очевидно, охраняемый Богом, он мудро распоряжается судьбами Нации, увеличивая ее престиж во всем мире»³

Тридцать первого октября в Болонье револьверный выстрел прорвал пиджак Муссолини, но он и тут остался цел. Толпа фашистов на месте линчевала мальчика, которому еще не исполнилось шестнадцати лет, по име­ни Антео Дзамбони. Осталось неясным, он ли в самом деле стрелял в дуче, или же кто-то из иерархов организовал покушение, а на Антео свалили вину. (Через два года был громкий процесс: отца и тетку мальчика, ре­шительно ни в чем не виновных, осудили на двадцать лет каждого, якобы за соучастие в покушении.) Католическая церковь старалась изо всех сил, во всех церквах служили Те Deum, перед верующими выступали высшие духовные чины, кардиналы, епископы. Кардинал Алессио Аскалези заявил в Неаполе, что божественное про­видение еще раз спасло жизнь великого человека, кото­рый презирает опасность и с полной ясностью души вы­полняет свою историческую миссию.

Покушение Дзамбони привело к тому, что фашисты ввели чрезвычайные законы, уничтожили последние крохи демократических свобод, закрыли все оппозици­онные газеты, запретили все без исключения партии, кроме своей, переарестовали тех деятелей, которые еще оставались на свободе. Был учрежден Особый трибунал, который судил гражданских лиц по законам военного времени. Именно тогда был лишен депутатской непри­косновенности и арестован лидер коммунистической партии Антонио Грамши, которого Муссолини ненавидел жгучей ненавистью. Вместе с Грамши взяли еще многих деятелей компартии, они получили сумасшедшие сроки. Во время суда над Грамши прокурор с циничной откровенностью сказал: «Мы должны на двадцать лет лишить этот мозг возможности работать». Фашисты до­вели Антонио Грамши до мучительной физической смер­ти, но в годы заключения были написаны гениальные «Тюремные тетради», опубликование которых после кра­ха фашизма открыло новую страницу в развитии всей итальянской культуры.

«пополяри». Правда, к этому времени она уже почти была сведена к нулю, но все-таки немало католиков- демократов надеялись, что «настанут лучшие времена» и для их партии. Они недооценили злобной энергии и мстительности фашистов. Многие видные деятели пар­тии вынуждены были некоторое время скрываться, кое- кто эмигрировал, другие ушли в тень, совершенно отой­дя от политической жизни. Как бы то ни было, у Вати­кана были совершенно развязаны руки: теперь среди католиков не было никого, кто мог бы так или иначе мешать все прогрессирующему сближению церковной иерархии с фашистским режимом. К концу 1926 года не только партия «пополяри», но и все «белые» профсоюз­ные организации, лиги, кооперативы и т. д. были окончательно разгромлены, их постигла та же участь, что «красное» профсоюзное движение. Отныне режим был тоталитарным и не желал терпеть даже намека на ина­комыслие.

­вана так называемая «Хартия Труда», программный документ, который можно признать образцовым по бесстыдной демагогии. Фашизм объявил, что он создает «корпоративное государство»: корпорации рабочих, с одной стороны, и промышленников — с другой, представляют интересы соответствующих классов. Действу­ют они под контролем и руководством органов власти.

Промышленники нанимают рабочих, отдавая предпочте­ние тем, кто входит в фашистскую партию или фашист­ские профсоюзы, учитывая при этом и их партийный стаж. Через два дня «Оссерваторе романо» приветство­вала «Хартию Труда», заявив, что ее принципы соответ­ствуют христианской социальной доктрине. Разъясним, что христианская социальная доктрина, изложенная в программном документе, энциклике Rerum Novarum, опубликованной папой Львом XIII в 1891 году, исклю­чала классовую борьбу, призывала к сотрудничеству классов и знаменовала стремление католической церкви противопоставить свою доктрину идеалам научного социализма. Фашистская «Хартия Труда» действительно включала в себя некоторые статьи, сближавшие ее с социальной концепцией католицизма. Несмотря на то что рабочим делались минимальные уступки и поблажки, основной смысл нового законодательства отвечал интересам монополий, в частности забастовки запреща­лись, но все это было облечено в такую демагогическую форму, так ловко подтасовано, что могло создать иллю­зию некоего «беспристрастия» фашистского государст­ва, которое отстаивает принцип классового сотрудни­чества в высших интересах нации. Все дело, однако, в том, что сама эта «Хартия» была колоссальным трюком, Эрнесто Росси очень точно заметил, что «краеугольным камнем» фашистского государства были отнюдь не кор­порации, а полиция.

­жим как высшее достижение итальянского фашизма. Он вообще не стеснялся в самовосхвалениях и приучил к этому печать; какие только эпитеты не применялись к «Хартии Труда»: гениальная, революционная, великая и так далее. Но хотя все здравомыслящие люди в Ита­лии отлично понимали подлинный смысл «корпоратив­ного государства», папа Пий XI в своей энциклике Quadrogesimo anno от 15 марта 1931 года, посвященной сорокалетию с момента опубликования «Рерум Новарум», приветствовал создание корпораций, запрещение забастовок и роль государства как арбитра. В энцик­лике было сказано, например: «Надо лишь немного поразмыслить, чтобы увидеть преимущества кратко описанного нами устройства: мирное сотрудничество клас­сов, пресечение социалистических организаций и устрем­лений, посредническая деятельность специальной Ма­ истратуры».

Однако эта энциклика была написана в 1931 году, а надо раньше рассказать об обстоятельствах, при которых произошло знаменитое «примирение», то есть были подписаны Латеранские соглашения. Все это подготов­лялось исподволь. Сенатор Карло Сантуччи, в доме ко­торого, как мы помним, было два входа и ими, соответ­ственно, воспользовались Муссолини и кардинал Гас­парри для тайной встречи в 1923 году, уже в 1925-м начал разрабатывать проект договора между церковью и госу­дарством и показал составленный им текст как карди­налу Гаспарри, так и министру юстиции Альфредо Рок­ко, одному из самых влиятельных деятелей фашистского режима, крупному юристу. Все это, разумеется, было строго конфиденциальным. Сам Сантуччи много позже в своих мемуарах подробно рассказал обо всем этом. Он сообщил, в частности, что Пий XI, ознакомившись с проектом, нашел его очень интересным, но настолько не верил в возможность осуществления столь далеко идущего соглашения между Ватиканом и Муссолини, что сказал: «Я предпочитаю оставить задачу разреше­ния столь важной проблемы тому, кто придет после ме­ня». Альфредо Рокко со своей стороны создал комис­сию, которая занялась предварительной разработкой возможного пакта.

«фашизация государства» шла полным ходом. Пий XI обиделся и написал карди-налу Гаспарри, что светские власти не имеют никакого права принимать решения, касающиеся церкви, без со­гласования с высшими церковными инстанциями. Что касается папы, он отвечает за свои действия и поступки только перед богом. Письмо Пия XI было датировано 18 февраля, а 4 мая Муссолини со своей стороны написал Альфредо Рокко, что позиция, занятая папой, чрезвычайно важна и заставляет вновь продумать основное направление той политики по отношению к церкви, кото­рую фашистский режим проводит с момента своего при­хода к власти. Письмо Муссолини свидетельствует о том значении, которое он придавал взаимоотношениям с Ва­тиканом. Он писал, в частности:

«Фашистский режим, преодолев в этом, как и во всех других областях, предрассудки либерализма, отверг та­ким образом как принцип религиозного агностицизма государства, так и принцип разделения между церковью и государством, столь же абсурдный, как абсурдно раз­деление между духом и материей. С глубокой верой в религиозную и католическую миссию итальянского на­рода фашистское правительство начало методически, прибегнув к серии административных мер и законода­тельных актов, возвращать итальянскому государству и нации тот характер католического государства, который либеральная политика на протяжении долгих лет стремилась уничтожить. И все это фашистский режим делал вполне добровольно и абсолютно бескорыстно, без коле­баний, без отступлений, даже тогда, когда его усилия истолковывались превратно или недостаточно оценивались,— режим делал это, исполняя свой высокий долг, а отнюдь не используя все это как средство, или, что еще хуже, как политическую уловку» ⁴

Письмо не только важное, поскольку оно означало согласие всерьез вести переговоры с Ватиканом, которые могли бы вполне удовлетворить Пия XI, оно и очень характерно для Бенито Муссолини, который провозглашает бескорыстие и искренность своего режима и отвращение к «политическим уловкам». Этот человек, который насквозь был политиканом и демагогом, обла­дал удивительным даром мимикрии. Ему так хотелось в это время казаться «добрым католиком», что он в 1925 году обвенчался в церкви со своей женой, с кото­рой много лет жил и произвел на свет несколько детей, довольствуясь гражданским браком, который был обя­зательным в Италии. Церковная церемония, разумеется, понадобилась ему только из мелких политических сооб­ражений. Он был и оставался «безбожником», но все свои поступки подчинял особой демагогической логике. Итак, после 4 мая 1926 года начались серьезные пе­реговоры, завершившиеся 11 февраля 1929 года подпи­санием Латеранских соглашений. Мы не станем описы­вать все этапы переговоров, которые время от времени прерывались из-за несогласия сторон. Был момент, ког­да казалось, что все вообще пойдет прахом, после того как 31 марта и 9 апреля 1928 года было издано два декрета, почти окончательно сводивших на нет возмож­ности католической церкви в деле воспитания юношест­ва. Пий XI занял тогда довольно твердую позицию, Муссолини уступил, и в мае переговоры возобновились.

В конце ноября этого же года переговоры вступили в заключительную фазу и сделались вполне официальны­ми. Их вели Муссолини от имени короля и кардинал Гаспарри от имени папы. Что касается короля, влияние его было в то время минимальным, но надо было соблю­дать проформу.

­ный анекдот: на каком-то приеме король уронил носовой платок, Муссолини наклонился и подал ему платок, и король начал с большим жаром благодарить дуче. Тот удивился и возразил, что этот пустяк не стоит благодар­ности. «Что вы,—возразил монарх,— ведь это единственное место, куда я могу совать свой нос». Как бы то ни было, переговоры насчет конкордата были благопо­лучно завершены, по некоторым спорным финансовым и территориальным вопросам достигли компромисса, и обе стороны были удовлетворены.

­шизма в Италии были опубликованы различные документы, хранившиеся в «Особом секретариате» Муссолини; большинство документов состояло из донесений тай­ных агентов, имена которых иногда были известны, а порою так и остались нерасшифрованными. Так вот, на протяжении ряда лет, непосредственно предшествовав­ших «примирению», Муссолини регулярно получал сведения о том, что творится в окружении Пия XI, от агента, называемого «известный ватиканский осведомитель». Кто это такой, осталось невыясненным, но авторитетные Итальянские историки, анализируя его донесения, при­шли к выводу, что этот человек принадлежал к группе, враждебной кардиналу Гаспарри, и был хорошо осве­домлен о том, что происходило за кулисами.

­ральном государственном архиве Италии и в большинстве своем опубликованы. В них наряду с информацией, которая могла представлять интерес для Муссолини с политической точки зрения, содержится перечень всяких мелочей, слухов, сплетен. В целом все это не только от­вратительно с моральной точки зрения, но и бесконечно убого. Информатор подробно сообщает о здоровье папы, у которого, оказывается, диабет и артериосклероз. Ка­кой-то доверенный врач проболтался, и стало извест­ным, что артериосклероз у Пия XI очень сильный, кро­ме того, папа страдает бессонницей, сильно потеет и задыхается. Он пьет нечто вроде виноградного сиропа, то есть безалкогольное вино, но слишком много ест; У кардинала Гаспарри тоже диабет.

«известного ватиканского инфор­ матора» встречаются и другие сведения: кардинал такой-то — «искренний друг режима», другой кардинал «настроен антифашистски», третий кардинал сказал, что «Муссолини — человек поистине исключительный». В донесении от 23 июля 1927 года говорится, что папа в высшей степени раздражен тем, что профессор фило­софии Буонаиюти, бывший священник, отлученный oт церкви, допущен к преподаванию в римском университет те. Папа «сказал одному прелату, что это недопустимо в государстве, которое должно открыто демонстриро­вать свое уважение к религии» ⁵

Примечания.

«La Chiesa е il fascismo», op. cit., p. 85—86.

— 113.

«La Chiesa е il fascism o», op. cit., p. 119— 120.

«La Chiesa е il faseismo», op. cit., p. 157.