Кин. Ц.И.: Итальянские мозаики
Муссолини и Папа.
Параграф 2

2

Теперь я должна сделать маленькое личное отступ­ление. Когда после двух с половиной лет работы в Италии Виктор Кин был назначен заведующим корреспон­дентским пунктом ТАСС в Париже и мы переехали туда, случилось так, что я однажды попала на публичное выступление человека, который рассказывал чрезвычай­но много интересного о фашистской Италии. Он говорил по-французски, но это был итальянец-эмигрант, като­лик. Я боюсь ошибиться, но почти уверена, что это был не кто иной, как дон Луиджи Стурцо. Прошло столько лет, что я не могу быть уверенной в этом, но мне так кажется. Человеку, которого я видела и слышала, было на вид лет шестьдесят пять, я запомнила худое, удли­ненное лицо, хрипловатый тембр голоса, уверенную французскую речь. Доклад произвел на меня большое впечатление.

Много лет спустя в Москве, в связи с моей работой, я прочла много статей дома Стурцо, тексты его речей и докладов. Он был основателем и идеологом католи­ческой партии «пополяри». Я видела много его портре­тов, снятых в разное время, и мне думается, что именно он выступал тогда в Париже. Муссолини имел «все основания» относиться к дону Стурцо с величайшей ненавистью и, если называть вещи своими именами, потребовать у Ватикана голову этого священника. Можно, не рискуя впасть в преувеличение, сказать, что Луиджи Стурцо был деятелем крупнейшего масштаба. Он отли­чался острым умом, неукротимым политическим темпераментом и бескорыстием. Роль, которую дон Стурцо сыграл в истории итальянского католического движе­ния, пожалуй, ни с чем не сравнима. Он выдвинулся еще в конце прошлого века как великолепный организа­тор масс, жил в их толще, знал их насущные интересы, был убежденным демократом, презирал политиканство и резко выступал против предвыборных комбинаций и конъюнктурных соглашений с реакционерами. Еще в 1905 году он произнес первую «программную» речь, вы­ двинув идею создания католической партии в Италии. Однако прошло почти четырнадцать лет до того, как эта идея могла превратиться в реальность.

Перемирие было подписано 4 ноября 1918 года, а 17 ноября Луиджи Стурцо произнес в Милане свою вторую «программную» речь, которая была как бы прелю­дией к образованию партии «пополяри». Речь называлась «Послевоенные проблемы», и обзор положения в послевоенной Европе начинался с России. Дон Стурцо хорошо понимал, почему в этой стране произошла рево­люция; он сказал, что большевизм является естественным следствием тирании и ненавистной народу войны. Но, при всем уме и проницательности дона Стурцо, он не мог возвыситься до понимания сущности Октябрь­ской революции, которая представлялась ему «хаоти­ческой» и ниспровергающей те моральные ценности, в которые он верил. И, разумеется, его больше всего забо­тило отнюдь не положение в России, но влияние русской революции на народы Европы, в первую очередь на Италию. Речь дона Стурцо была пронизана страхом перед возможной итальянской революцией, которая рисо­валась ему прежде всего как власть толпы. Но в этой речи было много презрительных и гневных слов о либе­ральной буржуазии, о бессилии парламента, о том, что никто не хочет прислушаться к нуждам и требованиям народных масс.

«священника из Кальтаджироне». 17 ноября 1918 года, когда фашизм был совершенно ничтожным явлением и, в сущности, был только намек на фашизм,— дон Стурцо сказал об опасности, которую фашизм может представить в будущем. Сейчас эти сло­ва кажутся настоящим политическим предвидением. Дон Стурцо говорил о необходимости свободы, о том, что совесть людей настоятельно требует «программы свободы», о том, что надо во что бы то ни стало укре­пить демократию, решительно обновить парламент и по­слать в него «вместо правящей буржуазии» представи­телей народа. После миланской речи началась подгото­вительная работа, и 18 января 1919 года официально была создана Partito popolare italiano (Итальянская народная партия). Ее программа была демократической и в то же время умеренной. В ней говорилось о це­лостности семьи и защите детей и розыске скрываю­щихся отцов, и также — более широко — об охране нравственных устоев общества. Этот, самый первый, пункт программы полностью отвечал католической тра­диции. Всего было двенадцать пунктов, некоторые из них касались социальной и экономической политики, на­ логовой системы, даже таких сугубо конкретных, отве­чавших насущным нуждам крестьян вопросов, как упо­рядочение водного хозяйства, мелиорация, устройство горных водоемов. Д ля многих районов Италии это име­ло существенное значение.

­ния, особенно крестьянского. В одном из пунктов речь шла, например, о борьбе с социальными болезнями: ма­лярией и туберкулезом. Если хотя бы немного знать тог­дашние итальянские условия, легко понять, что рамя «будничность» этой программы, ее умеренность, ее кон­ кретность, полное отсутствие фразы должны были по­ нравиться крестьянам. Так и произошло. Пальмиро Тольятти, говоря о социальной базе «пополяри», указы­вал на «межклассовый» ее характер. Так было задума­но, и это тоже соответствовало католической доктрине. Партия «пополяри» очень быстро пустила корни, в нее вступали и крестьяне, и городская и сельская мелкая, а отчасти средняя буржуазия, но отчасти и аграрии.

­толическая партия, возглавляемая священником и вы­ двинувшая демократическую программу, не могла не иметь успеха. Успех был воистину поразительным. На парламентских выборах 1919 года «пополяри» получили сто мандатов, что вызвало изумление печати: никто не думал, что такие вещи возможны.

Луиджи Стурцо не ставил перед созданной им пар­тией задачу проникнуть в среду промышленного пролетариата. Будущее страны он видел не в развитии индустрии. Самую идею сильного государства, идею централизованной власти дон Стурцо, в соответствии с като­лической традицией, решительно отвергал. Он стоял за децентрализацию, предоставление самых широких прав и полномочий местным органам власти, за реформы, за сотрудничество классов, за уважение прав человека, за крепкую семью, за воспитание детей в религиозном ду­хе. Вот круг идей, дорогих дону Стурцо, которым он оставался верным всю жизнь.

— почему партия не была названа католической. Дон Стурцо много раз разъяснял это. Если по­пытаться синтетически выразить его мысль, можно ска­зать так: он считал, что католицизм — это религия, это всеобщность; напротив, партия — это политика, это раз­деление. Дон Стурцо утверждал, что не надо смешивать индивидуума с обществом, государство с религией, чело­века с 6oгoь. Он категорически отрицал утверждение некоторых деятелей, увидевших в созданной им партии детище и орудие Ватикана. Он характеризовал партию «пополяри» как христианскую, стоящую на позициях строго легальной борьбы, как партию порядка. Если употребить принятый сейчас термин, дон Стурцо был центристом: с одной стороны, он решительно спорил против тех, кто хотел поставить партию под контроль духовенства, с другой стороны, полемизируя с левым крылом, он не желал рассматривать ее как «партию христианских трудящихся». В этом и выражался тот межклассовый принцип, о котором я упомянула. С самого начала своего существования партия «по­поляри» находилась под влиянием разнородных, за ­ частую антагонистических сил. Левое крыло, возглавля­емое известным деятелем «белого» профсоюзного дви­жения, Гвидо Мильоли, выражало интересы наиболее передовой части католического крестьянского движения.

­ные собственники, которые, естественно, были настроены консервативно. Таким образом, во всей позиции партии была двойственность, помешавшая ей сыграть в истории Италии ту роль, которую она могла бы сыграть в случае победы своего левого крыла. В Италии принято гово­рить, что у партии «пополяри» (как и вообще у католи­ ческого движения) было «две души». Скажем, и это бу­дет точно, что в первые послевоенные годы одна душа воплощалась в Гвидо Мильоли и его единомышленни­ ках. Они проводили свои идеи на практике, а именно экспроприировали и передавали в собственность кресть­янам земельные участки, превышавшие двадцать пять гектаров. Эти земли должны были либо быть разделены на мелкие участки, либо, если этого не позволяли при­родные условия, поступать в коллективное владение крестьян. «Белые» (католические) лиги и кооперативы участвовали в захвате запущенных или плохо обрабаты­ваемых земель и на юге и на севере страны. Особенной силы достигло «белое» крестьянское движение, руково­димое Мильоли, в провинции Кремона. На протяжении долгого времени один из самых экстремистских вожа­ков фашизма, Роберто Фариначчи, вместе со своими сквадристами, громил «белые» лиги и кооперативы Кре­моны с такой же яростью, с какой фашисты обрушива­лись на «красных». Весь ассортимент фашистского тер­рора: избиения, издевательства, поджоги, разрушения зданий — все было пущено в ход. Фашисты физически уничтожили передовой отряд крестьянского католи­ческого движения. Так бесчинствовали они не только в Кремоне, но во всех провинциях, где пользовались влия­нием левые католики.

­рить обо всем этом подробно, и поневоле приходится многие важные вехи намечать пунктиром. Скажу толь­ко, что в то время, когда Муссолини рвался к власти, он явно позабыл о своем прежнем антиклерикализме. На протяжении двух десятилетий он очень кокетничал этим своим отвращением к католицизму и настаивал на том, что он ярый «безбожник». Приведу только несколько примеров и цитат из текстов Муссолини: «Бог не су­ществует. Религия с научной точки зрения — абсурд, на практике это безнравственность, у людей это болезнь», «Все священники, без исключения, приносят вред», «Католическое рождество — это мистификация. Христос умер, а его учение агонизирует. Но существует живой Христос: это раб, который проносит через тысячелетия крест своей нужды. Этот раб не может праздновать христианское рождество. Он живет подготовкой и ожи­данием. Он ожидает Антихриста, он подготавливает Революцию». Или высказывание Муссолини на диспуте с одним пастором-евангелистом в Швейцарии: «Если бог существует, даю ему пять минут срока для того, чтобы уничтожить меня, его врага, который сейчас говорит с вами». И через пять минут: «Видите? Я еще жив. Зна­чит, бог не существует!» ¹ Однако все это были грехи молодости, и Муссолини начисто о них позабыл, когда ему понадобилось из политических соображений изменить позицию.

­ вавшийся большой популярностью в связи с тем, что он был сторонником строгого нейтралитета и пацифистом. В большой мере благодаря его позиции католическим организациям в Италии удалось в годы войны завоевать значительные слои населения и укрепить свое влияние. Так, первого августа 1917 года папа обратился к главам всех воюющих государств с призывом «прекратить бессмысленную бойню». Это обращение вызвало горячее одобрение одних и сдержанную, но явно раздраженную реакцию других деятелей, но народные массы, разумеет­ся, приветствовали позицию папы, отвечавшую их инте­ресам, надеждам и стремлениям. Бенедикт XV был очень популярен, а Муссолини его терпеть не мог. Мож­но привести много изречений Муссолини, называвшего Бенедикта XV «бедным равви из Назарета», «шарлата­ном и обманщиком из Галилеи» и т. д. Еще I января 1920 года Муссолини писал в «Пополо д’Италия»: «Мы плюем на все догматы, отвергаем любой рай, высмеива­ем всех шарлатанов — белых, красных и черных, ко­торые торгуют чудодейственными наркотиками, чтобы дать «счастье» человеческому роду».

Однако в первой же своей речи, когда его избрали в парламент (21 июня 1921 года), Муссолини бесстыдно заявил, что «фашизм отнюдь не провозглашает и не проводит практически антиклерикальной линии», по­скольку антиклерикализм превратился теперь в чистей­ший «анахронизм». Когда же после смерти Бенедикта XV папский престол занял Пий XI, человек гораздо более консервативный, Муссолини откликнулся на это событие приветственной статьей в «Джорнале д’Ита­лия» от 17 февраля 1922 года. Он писал о том, что но­вый папа, в бытность его миланским кардиналом, «был в высшей степени любезен», когда миланским фашистам пришлось договариваться с ним относительно одной ре­лигиозной церемонии. Любезность заключалась в том, что кардинал Акилле Ратти (будущий папа) охотно раз­решил фашистам внести в собор десятки фашистских знамен. Надо заметить, что вплоть до страшной ссоры в 1931 году и позже, после торжественного примирения, Пий XI продолжал оставаться «крайне любезным» по отношению к чернорубашечникам. Достаточно сказать, что во время «похода на Рим», в октябре 1922 года, когда партия «пополяри» заняла антифашистскую пози­цию, Ватикан дал указание духовенству оставаться строго нейтральным. Впрочем, и партия «пополяри» ограничивалась преимущественно моральным осуждени­ем фашизма.

­листическая. и католическая. На парламентских выборах 1919 года, когда «пополяри» получили сто мандатов, со­циалисты получили более 150. Обе партии были антифа­шистскими, за ними шли «белые» и «красные» профсою­зы, огромные массы населения. Итальянский историк Ренцо Де Феличе пишет: «Логическим выводом было бы соглашение между социалистами и «пополяри». В дей­ствительности это оказалось невозможным как из-за максимализма социалистов, так и из-за антиклерикаль­ной предвзятости, которая в этом отношении объединя­ла социалистов, республиканцев, радикалов и вообще всех демократов, и, наконец, из-за противоречий, прису­щих самой партии «пополяри», в которой сосущество­вали демократическое большинство и консервативное меньшинство. В руках этого меньшинства остались весьма основательные орудия власти, благодаря чему оно могло влиять на важные решения; кроме того, оно пользовалось доверием Ватикана и высшего духовен­ ства» ².

­тиклерикализме демократов, но и во враждебности католиков к социалистической идеологии. «Пополяри» стремились вырвать массы из-под влияния социалистов. Все это глубоко драматично, достаточно сказать, что взаимная враждебность доходила до того, что нередко бывали случаи кровавых столкновений между крестья­ нами, находившимися под влиянием социалистов, с одной стороны, и католиков — с другой. Я писала уже о том, что, к великому несчастью для Италии, вражда между двумя массовыми антифашистскими партиями облегчала чернорубашечникам путь к захвату власти. Нельзя без чувства глубокой боли думать о том, что полвека тому назад история могла бы сложиться иначе, если бы социалисты и «пополяри», поддержанные мощ­ными конфедерациями труда, смогли осуществить един­ство действий. Тольятти настаивал на том, что победа фашизма в Италии отнюдь не была исторической неизбежностью.

’aspersorio. Bari, 1968, p. 16.