Приглашаем посетить сайт

Кин. Ц.И.: Итальянские мозаики
Муссолини и Папа.
Параграф 1

1

Весной 1931 года мой муж Виктор Кин был назначен корреспондентом ТАСС в Италии. Несколько дней дороги, с остановками в Варша­ве и Вене, и вот наконец мы в «Вечном городе». Нам казалось, что мы довольно хорошо представляем себе Рим по литературе, бесчисленным мемуарам и путевым заметкам, по репродукциям знаменитых картин. Хотя ни Кин, ни я не знали в то время итальянского языка, а владели только французским, мы совершенно не волно­вались: Кин был опытным журналистом, я тоже в ка­кой-то мере была подготовлена, мы были, в общем, в курсе политических вопросов, сравнительно много чита­ли об истории Италии, о католицизме,— короче говоря, чувствовали себя уверенно.

Может быть, именно потому, что я была так спокой­на, первые впечатления от Рима оказались ни с чем не сравнимыми. Впоследствии я немало путешествовала по Италии и по другим странам (Франция, Швейцария, Бельгия) и видела множество интересных и необычай­ных вещей, но ни разу мне не пришлось испытать того, что было в Риме. Если попытаться выразить мои ощу­щения одним словом, это слово — ирреальность. Мне казалось, что я — Алиса, попавшая в страну чудес, как в знаменитой сказке английского священника и математика Льюиса Кэрролла. Рим оказался не совсем таким, каким я воображала его. Я бродила по улицам, и меня не покидало ощущение театральности, неправдоподобия. Слишком голубое небо, слишком желтая вода в Тибре, слишком зелены пинии, кипарисы, пальмы. Даже изоби­лие фонтанов, даже папские гербы на какой-нибудь невзрачной стене: гербы с пятью шарами рода Медичи, гербы с орлом и драконом, гербы с пчелами — все пора­жало ослепительной резкостью цветовой гаммы, неожи­данностью, контрастностью, совершенным отсутствием полутонов.

И на этом ярком, необычайном, словно декоративном фоне чуть ли не на каждом шагу сталкиваешься с людь­ми, которые тоже кажутся — пока не привыкнешь — ир­реальными: фашистская милиция в черных рубашках, берсальеры в плащах, в круглых шляпах с широкими полями, украшенными пером, разноцветные монахини с накрахмаленными воротниками и чепцами, монахи раз­личных орденов. Боюсь перепутать, «кто есть кто», и пишу о том, что мне запомнилось: монахи в элегантных белых одеяниях, четки на кожаных поясах, пелерины, черные головные уборы — это, мне кажется, доминикан­цы; монахи в коричневых грубошерстных рясах, перепо­ясанные веревками со множеством узлов, в капюшо­нах — это капуцины; босые монахи — августинцы. Мона­хи в черном с головы до ног, и в сером, и в комбинации черно-белого — это, помнится, тамплиеры. Наверное, сейчас, когда в Риме миллион автомобилей на три мил­лиона жителей, все выглядит совсем иначе, да и церковь модернизировалась, но сорок лет тому назад ощущение спектакля, оперетты, что ли, было очень сильным, мне долго казалось, что такого на самом деле просто не мо­жет быть.

Однако все это существовало в действительности, и в конце концов мы так привыкли к этой действительности, что стали в ней неплохо ориентироваться. Виктор Кин работал вполне уверенно, я помогала ему, насколь­ко могла, и, в частности, очень внимательно читала итальянскую прессу, ориентироваться в которой, при знании французского, оказалось совсем нетрудно. Как раз в то время в центре всеобщего внимания находился серьезный конфликт, разразившийся между фашист­ским правительством и Ватиканом. Хорошо помню все обстоятельства этого дела именно потому, что оно было необычайным и летом 1931 года итальянское обществен­ное мнение было крайне возбуждено. Повод для кон­фликта был важный: Муссолини решил закрыть все кружки католической молодежи и университетские ка­толические федерации. Ватикан самым резким образом протестовал, и в печати шла основательная перепалка. Все это приобретало характер настоящего политическо­го скандала, в частности, потому, что прошло всего два года с тех пор, как между фашистским правительством и Святым престолом был заключен конкордат (так на­ зываемые «Латеранские соглашения»), и тогда с боль­шой помпой довели до сведения всего мира, что знаме­нитый римский вопрос наконец ко всеобщему удовлетво­рению урегулирован.

­шлое. Впрочем, мне кажется,— все это важно и сегодня, особенно потому, что здесь переплетаются нити политических, идеологических и личных конфликтов и страстей, судьбы людей и теорий, сталкиваются полярно противоположные интересы. Все, кто в своей работе ру­ководствуется принципом марксистского историзма, обязаны излагать факты такими, каковы они в действи­тельности, ничего не упрощая, не схематизируя и не приукрашивая.

Сто лет тому назад, 16 июля 1871 года, в письме к одному видному итальянскому революционеру Карло Кафьеро, Энгельс высказал мысль, имеющую большое принципиальное значение: «Благодарим Вас также за Ваше решение излагать нам факты такими, каковы они в действительности. Наше Товарищество достаточно сильно, чтобы знать подлинную правду, даже если она кажется неблагоприятной, и ничто так не мог­ло бы ослабить его, как дутые отчеты, не имеющие под собой никакой реальной почвы. Поступайте так, от меня же Вы никогда не получите такой информации, которая хоть в малейшей степени могла бы заставить Вас видеть вещи не такими, каковы они есть» 1.

Какими же были факты итальянской действитель­ности и что такое римский вопрос?

Объединение Италии произошло поздно, на протяжении десятилетия (1860— 1870). До сих пор страна была раздробленной, и боль­шинство мелких государств, находившихся на ее терри­тории, долгое время оставалось под властью Австрии и Франции. Национально-освободительное движение, во­шедшее в историю под названием «движение Рисорджименто», привело к освобождению полуострова от ино­странного владычества и к воссоединению. Итальянскую буржуазно-демократическую революцию следует рас­сматривать как часть более обширной революции, про­катившейся в середине прошлого века по всей Западной Европе. Однако положение в Италии отличалось особым своеобразием и сложностью. На территории Италии находилось папское государство; город Рим и неко­торые области оставались под владычеством пап, обла­давших не только духовной, но и светской властью. На­личие папского государства было серьезным препятстви­ем и для осуществления территориального единства Италии и для установления режима, соответствовавше­го принципам либерализма: идеологии буржуазии, кото­рая возглавляла движение Рисорджименто.

Семнадцатого марта 1861 года парламент принял за­кон об образовании Итальянского королевства, Виктор Эммануил II был провозглашен королем Италии. Че­рез десять дней премьер-министр граф Камилло Бензо ди Кавур произнес в парламенте знаменитую речь о взаимоотношениях Италии с Ватиканом. Кавур употре­бил емкую и выразительную формулу «Свободная цер­ковь в свободном государстве», и это стало программой для сменявших одно другое правительств. Папа Пий IX занял самую непримиримую позицию по отношению к Итальянскому королевству, отношения между церковью и государством неуклонно ухудшались, пока наконец 20 сентября 1870 года Рим не был захвачен королевски­ми войсками. Город Рим был торжественно провозгла­шен столицей Объединенной Италии, а светская власть папы была объявлена аннулированной. Папа бежал в Гаэту. Это было кульминацией острейшего политико-ре­лигиозного конфликта, возникшего между папством и новым Итальянским королевством, конфликт этот и по­ лучил название римский вопрос.

— не дозволяется, в соответствии с которой итальянские католики лишались права участвовать в парламентских выборах, они не могли ни быть избранными, ни голосовать. Само собой разумеется, что это категорическое запрещение было серьезнейшим политическим актом. В то время как в соседней Франции и в других католических странах католики находились в таком же положении, как и все остальные граждане, в Италии они оказались искусственно вырванными из жизни страны. Все, что происхо­дило в государстве, рожденном к жизни движением Рисорджименто, происходило помимо них и зачастую вы­зывало в клерикальных кругах яростную реакцию. Со своей стороны, либеральная буржуазия была настроена непримиримо по отношению к Ватикану, демонстративно устраивались торжественные церемонии по случаю столетия со дня смерти Вольтера или на том месте, где когда-то сожгли Джордано Бруно.

Мы не станем сейчас углубляться в далекую исто­рию, и я ограничусь лишь упоминанием о том, что имен­но папа Пий IX еще за шесть лет до того, как своим non expedit объявил войну Италии, опубликовал энцик­лику «Qaanta сига», к которой был приложен знамени­тый «Sillabus», то есть «список важнейших заблужде­ний нашего времени». Всего было перечислено около восьмидесяти таких «заблуждений», среди которых, ря­дом с социализмом и коммунизмом, значились абсолют­ный и умеренный рационализм, все виды либерализма и т, д. Фактически Пий IX занял самую жесткую пози­цию по отношению ко всей современной цивилизации, как она исторически сложилась в XVI — XIX веках.

В частности, категорически отвергались все духовные ценности движения Рисорджименто: права народа, сво­бода печати, принципы демократии и независимости граждан. «Силлабус» стал основным документом, в котором зафиксирована официальная католическая идео­логия тех лет. Либеральное итальянское государство ре­агировало на нее крайне резко; например, в парламенте были произнесены слова: «Католицизм не может транс­формироваться. он отжил свое время. Если бы. не было других доказательств, достаточно одного «Силлабуса», этого монумента невежества и варварства, кото­рый хотел бы повернуть историю вспять, уничтожить все элементы человеческого прогресса» 2.

Тем не менее в периоды обострения классовой борь­бы, когда трудящиеся Италии выступали очень решительно и пугали буржуазию, та немедленно забывала о своем антиклерикализме. Это случалось не раз, и за рамки нашей темы выходит рассказ обо всех таких со­бытиях. Скажу коротко, что в сентябре 1904 года в Италии произошла первая всеобщая забастовка, которая привела буржуазию в состояние паники. Именно тогда встала в порядок дня, как выражались некоторые газе­ты, задача сплотить все силы для борьбы «с красным безумием». Положение, сложившееся тогда в Италии, согласно железной логике классовой борьбы, неминуемо должно было привести либеральное государство к мыс­ли о том, что надо так или иначе добиться некоторого «взаимопонимания» с Ватиканом. Было бы упрощением сказать, что все фракции правящего класса заняли в этом важнейшем вопросе одинаковую позицию, но мы сейчас не входим в подробности.

Надо заметить, что постепенно развивался процесс изменения взаимоотношений между итальянским госу­дарством и Святым престолом, причем играли роль не только объективные, но и субъективные факторы, пози­ция тогдашнего папы Пия X. Еще в бытность свою пат­риархом Венецианским, Джузеппе Сарто поддерживал определенные личные связи с дворцовыми кругами. С другой стороны, осторожная и гибкая политика тогдашнего премьер-министра Джованни Джолитти спо­собствовала тому, что взаимоотношения с церковью стали менее напряженными. В конце концов, прошло несколько десятилетий с тех пор, как Пий IX издал «Силлабус», а либеральная буржуазия кокетничала сво­ им антиклерикализмом; за это время страсти несколько утихли. В одной из парламентских речей Джолитти за­явил, что церковь и государство — две параллельные линии, которые никогда не могут скреститься. Что каса­ется религии, сказал Джолитти, «правительство просто некомпетентно. Тут ему нечего делать, нечего смотреть. Оно предоставляет гражданам абсолютную свободу вести тебя так, как им заблагорассудится, лишь бы они оставались в рамках закона». И добавил: «Я не думаю, что в задачу правительства входит поддерживать, либо ниспровергать какой-либо религиозный принцип» 3.

поступать «согласно своей совести». И многие католики голосовали. Расчет заключался в том, что они отдадут свои голоса умеренным и консервативным кан­дидатам и таким образом помогут уменьшить удельный вес левых партий. Джолитти провел эти выборы под ло­зунгом «Ни реакция, ни революция». На выборах ника­кие решающих перемен не произошло, а правительст­венная политика взяла крен вправо. В 1912 году была произведена обширная политическая операция: факти­чески (но не формально) был заключен пакт между правительством и одним из лидеров католического дви­жения, графом Отторино Джентилони. Смысл был в том, что католики поддержат тех правительственных кандидатов, которые дадут им известные «гарантии». Все проделывалось сверхсекретно, но сам Джентилони, при­няв позу «спасителя отчизны», публично рассказал об этой скандальной истории.

Но, независимо от разразившейся бури, самый факт массированного участия католиков в парламентских выборах имел очень большое значение. Отныне они же­лали непосредственно принимать участие в решении общенациональных вопросов и играть активную полити­ческую роль в судьбах итальянского либерального государства, каким оно сложилось в результате движения Рисорджименто. Весной 1914 года Джолитти в силу ря­да причин ушел в отставку, и премьер-министром стал Антонио Саландра. Вскоре произошли события в Сарае­во и началась первая мировая война. О том, как Италия оказалась втянутой в войну, речь идет в другой статье этого сборника 4. В этой же статье говорится о том, как Муссолини пришел к власти.

В том же 1919 году, когда Муссолини создал в Ми­лане свое первое фашо, священник дон Луиджи Стурцо вышел на политическую авансцену. Его роль в итальян­ской истории нашего века очень значительна, и он заслуживает подробного рассказа, тем более что находя­щаяся на протяжении трех послевоенных десятилетий у власти в Италии Христианско-демократическая партия является прямой наследницей партии, организатором и идеологом которой был Стурцо 5,

Примечания.

— 17.

3.. Gabriele De Rosa. Storia del m ovim ento cattolico in Italia. Bari, 1966, p. 436.

4. «Итальянская трагедия масок».

в истории итальянского католического движения нашего века.