Кин. Ц.И.: Итальянские мозаики
Итальянская трагедия масок.
Параграф 3

3

Да, прошло более полувека и более двадцати восьми лет с того дня, 29 апреля 1945 года, когда партизаны под командованием полковника Валерио расстреляли в местечке Донго бывшего диктатора Италии, пытавшегося бежать в Швейцарию. Можно спросить себя: есть ли смысл сегодня писать о людях, событиях, битвах того времени? Ведь все это принадлежит прошлому, а про­шлое, говорят, не возвращается. Но не будем ни наив­ными, ни схематичными. Пусть предстоит суд над Аль­миранте и его бандой,— кто может с уверенностью сказать, что и помимо тех, кто «на виду», в Италии сейчас нет групп, мечтающих о реванше, о новой «превентивной контрреволюции»? Разумеется, соотношение сил не то, что было в начале двадцатых годов: положение в Ита­лии и во всем мире радикально изменилось. Но тем не менее именно сейчас, полвека спустя, мы присутствуем и при активизации неофашизма и при его стремлении к тому, чтобы выглядеть «современным». Дело, разуме­ется, не в том, носят ли их люди черные рубашки или модные двубортные пиджаки, нацепляют ли они значки с изображением Муссолини, поют ли на своих сборищах старые песни,— в общем, придерживаются ли ритуала, либо, напротив, говорят о прошлом хотя и с оттенком ностальгии, но все же критически. Важно другое: есть силы, заинтересованные в социальной консервации, есть международные связи (так называемый Черный интернационал и несколько других крупных неофашист­ских организаций). В самой Италии, наряду с МСИ-ДН, существуют полулегальные организации, военизирован­ные отряды, лагеря специальной подготовки, где моло­дых фашистов инструктируют бывшие военные, в част­ности парашютисты вполне определенных взглядов.

Без сомнения, неофашисты понимают, что, наряду с военной подготовкой своих кадров, они должны стремиться к тому, чтобы занять какие-то позиции в области культуры. В Италии есть несколько издательств — от­кровенно фашистских или, во всяком случае, крайне пра­вых. В начале семидесятых годов начали выходить новые журналы, провозгласившие своей целью мобилиза­цию всех консервативных групп против «марксистского засилья» в сфере политики, идеологии и культуры. Тема «Муссолини» присутствует неизменно, она актуальна именно потому, что создан миф и этот миф используют в идеологической борьбе. Выходит множество книг, свидетельствующих об актуальности и остроте вопроса. Уточ­ним: не все эти книги написаны с апологетических пози­ций, есть и резко критические книги, многое делается и для разоблачения мифа Муссолини. Но важен самый факт: тема еще не стала достоянием истории. Приведу для примера несколько названий: «Черный интернацио­нал», «Международный фашизм», «Три лика фашизма», «Как становятся нацистами», «Фашистский романтизм», «Нравы и обычаи человека-фашиста», «Мысли фашист­ ского функционера», «Фашизм», «Новые чернорубашеч­ники», «Фабрика Дуче», «Молодой Муссолини», «Досье о неофашизме», «Хроника самого черного года», «Фари-наччи — сверхфашист», «Князьки режима» — этот спи­сок очень легко продолжить.

Книга «Фабрика Дуче» представляет особый инте­рес. Ее автор, Дино Бьонди, родился в 1927 году и не успел получить tessera (членский билет фашистской партии). Но, как и все его сверстники, он последо­вательно прошел через все обязательные в то время стадии фашистского воспитания: «сын волчицы», «балилла», «молодой фашист». Таким образом, Бьонди отлично помнит атмосферу времени. Он не историк, а жур­налист и поставил себе цель: сделать монтаж из подлин­ных документов, речей, статей и т. д. «Сверхзадача» бы­ла — наглядно показать, каким образом был создав и постепенно вырос до фантастических размеров миф о великом вожде Бенито Муссолини, наследнике и духов­ном преемнике Цезаря, Наполеона и других «всемирно исторических» личностей. Многие авторы в Италии стре­мились примерно к той же цели, хотели вскрыть «изнутри» тот механизм, который был приведен в действие и на протяжении всего «черного двадцатилетия» помогал режиму манипулировать сознанием людей. Некоторые книги этого типа удачны, но особая удача Дино Бьонди состоит в том, что ему удалось найти интонацию беско­нечной ироничности, не прибегая ни к какому нажиму: он заставляет говорить документы, и прием монтажа вполне себя оправдал — достигается максимальная вы­разительность.

­нию, напротив, его всячески пытаются гальванизировать. В предисловии к книжке «Молодой Муссолини», написанной одним из сотоварищей будущего дуче по школе, без обиняков говорится, что одной из задач ав­тора было «дать молодежи представление о настоящем революционере, столь отличном от сегодняшних ручных протагонистов революции»¹ ­ником, был — «нравится это или не нравится — самым великим из всех и поэтому — символом целого поколе­ния». Да, сомнений нет: в засекреченных военных лаге­рях, расположенных где-нибудь в горах, вдали от насе­ленных мест, молодых неофашистов обучают не только обращению с гранатами и ручными пулеметами — они проходят идеологическую обработку, и им объясняют, что такое «историческая преемственность». Если Альми­ранте лавирует и меняет свою тактику в зависимости от обстоятельств, то многочисленные неофашистские орга­низации, то контактирующие, то порывающие друг с другом и по большей части стоящие «левее» официальной партии, возглавляемой Альмиранте, неизменно пы­таются возродить идеологию так называемого «истори­ческого фашизма», то есть режима чернорубашечников. И тут без мифа о Муссолини никак нельзя обойтись.

­ский фашизм только с личностыо Муссолини и переоценивать значение индивидуального момента. Понятно, что при изучении такого феномена, как, в данном слу­чае, итальянский фашизм, надо знать социальные фак­торы, состояние экономики, уровень образования населения и т. д. Однако личные качества, моральный и интеллектуальный облик человека, возглавляющего опре­деленное движение, отнюдь не безразличны, и их надо ясно представлять себе, анализируя исторические собы­тия. Кроме того, Муссолини был чрезвычайно характер­ной фигурой, в нем воплотились типичные черты полити­ческого авантюриста, а также и ренегата, изменившего рабочему движению. Поэтому о нем стоит рассказать подробно. Он сам любил говорить о себе и, надо при­знать, не страдал излишней щепетильностью. Одни и те же факты в различные периоды, в зависимости от об­стоятельств, излагались по-разному. Однако некоторые черты характера оставались неизменными, и поэтому мы встречаем схожие моменты во всем, что Муссолини писал или рассказывал о себе, начиная с юношеской автобиографии 1911 года, которую он написал, сидя в тюрьме за антивоенную пропаганду.

Это любопытнейший человеческий документ. Доста­точно прочесть его, чтобы увидеть, что автор— эгоцентрик, позер, хорошо владеет пером, но воспитан на лите­ратуре отнюдь не высшего сорта, так как пишет «слиш­ком красиво». Мы узнаем, что он родился в два часа пополудни, в воскресенье 29 июля 1883 года в деревуш­ке Довиа, в провинции Форли. В местной церкви отме­чали престольный праздник, а солнце уже восьмой день находилось в созвездии Льва. Один из итальянских ис­ториков ядовито замечает, что, вероятно, Муссолини так охотно писал о созвездии Льва потому, что помнил из­речение, взятое из популярного календаря: «Люди, рож­денные в июле, горды, смелы и мужественны. Достой­ные любви и страстные любовники, они очень нравятся женщинам. Они ищут славы и добиваются ее».

­го колебался, прежде чем решить окончательно, из какой семьи он происходит. Впрочем, изучением этого во­проса занимались и другие люди. Профессор Далл’ Оссо уточняет, «что корни его прапрадедов уходят в импера­торский Рим за два столетия до рождества Христова». Сотня архивных крыс мобилизована для охоты за пред­ками дуче. Некоторые, кто поскромнее, писали, что семья Муссолини играла видную роль в Болонье в XVIII веке. Сам Муссолини в юношеской автобиографии писал, что его дед Луиджи был мелким земельным собственником, впоследствии обедневшим. Но в другой автобиографии, опубликованной в 1928 году на англий­ском языке, он несколько изменил эту версию. Семья владела землей и жила в достатке, а вообще род был древний. Кто-то из предков (в XVIII веке) был композитором, и даже известным в Лондоне. Может быть, именно от него, добавил Муссолини, «я унаследовал лю­бовь к музыке». Он действительно играл на скрипке и щеголял этим как доказательством своей «артистичности» и одухотворенности. В конце концов, однако, Бе­нито Муссолини решил, что лучше ему происходить из простой, бедной семьи — тут были соображения политические и психологические.

­мыкал к анархистам и вообще был типичным представи­телем многих ремесленников Романьи, традиционных бунтарей и антиклерикалов. Мать, учительница началь­ной школы, напротив, была религиозна. Первенцу дали три имени: Бенито Амилькаре Андреа; собственно, по-итальянски он не Бенито, а Бенедетто («благословен­ный»), но отец предпочел имя Бенито в честь популяр­ного тогда в Европе мексиканского либерального деяте­ля Бенито Хуареса. Так Бенито Муссолини и вошел в историю.

— люди эпохи Первого Интернационала, как последователи Маркса, так и анархисты, — отличалось мужеством, бла­городством и бескорыстием. Но нельзя отрицать, что, наряду с благими порывами и самоотверженной борьбой, в социалистической пропаганде смешивались разнооб­разные и порою противоречивые идеи. Анархисты орга­низовывали восстания, сидели по тюрьмам, искренне стремились к революции, но в конечном итоге их де­ятельность оказывалась бесплодной. Другие «шли в на­род» и в условиях жесточайших полицейских расправ несли в массы передовые идеи. Большей частью эти со­циалисты и сами недостаточно разбирались в теории, но все же их работа не была просто культуртрегерской: им удавалось будить классовое сознание людей.

Второе поколение итальянских социалистов интел­лектуально сформировалось и политически созрело уже после смерти Маркса, в период Второго Интернациона­ла. Среди них было много интеллигентов, воспитавших­ся на философии позитивизма, на уважении к науке и на твердой вере в законы эволюции и прогресса. Когда впоследствии эти люди становились марксистами, это большей частью совершенно не означало полного раз­рыва с позитивизмом. Наиболее выдающимся теорети­ком, который в результате долгой эволюции стал мар­ксистом (но позитивистом не был никогда), был профес­сор Антонио Лабриола, которого называют «первым итальянским марксистом». Его работы читал В. И. Ленин и даже советовал своей сестре перевести одну из них на русский язык. Лидером второго поколения и самым ярким его идеологом и организатором был Филиппо Турати.

­ми, что один из наиболее близких друзей Турати, популярнейший агитатор Камилло Прамполини во время своей речи упал в обморок. Он заклинал анархистов не радовать классовых врагов зрелищем скандалов и об­струкций. Когда его привели в чувство, он пожелал закончить свою речь, но никого не убедил. Произошел раскол, и образовались две партии, назвавшие себя одинаково, что, надо полагать, создавало немалую путани­цу: «Партия итальянских трудящихся». Анархистская партия довольно быстро сошла со сцены, хотя анархизм как течение сохранился и позднее превратился в анархо-синдикализм. Настоящая партия начала свой нелег­кий путь и три года спустя стала называться «Итальян­ская социалистическая партия». Так называется она и теперь.

Традиционный итальянский социализм можно оха­рактеризовать так: существуют непреложные и абсолютные законы общественного развития. В соответствии с этими законами в должное время одна формация сме­няется другой. Этими же законами предопределен прогресс человечества. Целью политической партии, со­зданной на строго классовой основе, было объявлено пре­образование капиталистического общества в социалисти­ческое. Средства для достижения этой цели, ясной, но, очевидно, не близкой,— сочетание экономической борь­бы трудящихся с их участием в политической борьбе, в частности при выборах в парламент. «Переход от ка­питализма к социализму — не волевой акт, который должна совершить партия, но завершение неодолимого процесса. В решающий момент могут оказаться необхо­димыми и насильственные действия, но при условии, что внутри оболочки старого общества уже созрело новое общество» ²

­ческая партия в Италии приобретала все больший пре­стиж среди интеллигенции. В 1896 году была проведена анкета, охватившая 194 деятеля культуры (105 писате­лей, 26 художников, 63 ученых). Речь шла об отношении к социализму. 110 человек безоговорочно высказались засоциализм, 54 — с оговорками, но все же за, и только 30 — против. Однако на протяжении последовавших десятилетий социалисты, отчасти из-за широты взглядов, но отчасти и из-за некоторой неразборчивости, печатали в своих изданиях немало дилетантов и эклектиков. Фактически они не сумели предложить интеллигенции органической и вдохновляющей программы и жестоко поплатились за это позднее, когда Италию, как и дру­гие страны Европы, захлестнула волна иррациона­лизма.

­теллигенции примкнула к социалистам, в стране возникло теоретическое и идеологическое течение, которое по­зднее стали называть национализмом. Так называемая «мифологическая фаза» этого течения началась, когда молодой писатель Габриэле Д ’Аннунцио, начавший как эстет, дерзко провозгласил, что вся культура XIX века мертва, и объявил беспощадную войну позитивизму и самой идее демократии. Народ трактовался как «сумма нулей», как «чернь». Соответственно в искусстве отрица­лось все находившееся вне сферы «чистой красоты». Д ’Аннунцио был, несомненно, очень талантлив, но наряду с подлинно поэтическими вещами он писал и другие, отмеченные печатью несколько пошлой риторики. По­зднее Д ’Аннунцио превратился в кумира обывателей и части образованного общества. Им не только увлека­лись как литератором, он оказывал влияние на нравы, существовал «д’аннунцианский стиль жизни». Д ’Аннун­цио был одним из признанных лидеров националисти­ческого движения и стал певцом итальянского империа­лизма.

«Мифологическая фаза» закончилась в 1903 году, ко­гда Энрико Коррадини, тоже писатель, довольно средний, но обладавший сильной волей и темпераментом, основал журнал «Реньо» («Государство», «Королевст­во»), ставший трибуной самого исступленного национа­лизма. Большинство сотрудников «Реньо» впоследст­вии примкнуло к фашистам. Коррадини, как и Д ’Аннун­цио, был идеологом движения и играл в нем очень вид­ную роль. Позднее он сойдет с авансцены, а между Д ’Аннунцио и Муссолини возникнут сложные отноше­ния союза плюс соперничества, и Муссолини, победив­ший в политике, сочтет нужным называть Габриэле Д ’Аннунцио великим поэтом.

«Реньо», во Флоренции был основан журнал «Леонардо», названный так в честь Леонардо да Винчи. Его основали моло­дые писатели Джованни Папини и Джузеппе Преццолини, ставший впоследствии другом и сотрудником Муссо­лини. Один итальянский критик писал, что в Италии конец XIX и начало XX века, вплоть до первой мировой войны, прошли под знаком трех «анти»: антидемокра­тизм в политике, антипозитивизм в философии, антина­турализм в искусстве. Волна антидемократизма прока­тилась в начале нашего века по всей Западной Европе, увлекая многих деятелей культуры. Сотрудники журна­ла «Леонардо» провозгласили себя язычниками и инди­видуалистами. «Леонардо» полемизировал против «гру­бости» националистов и издевался над убожеством их риторики и пошлостью их аргументов. Однако и группа «Леонардо» стояла на позициях убежденного, страстно­го антидемократизма. Полемика против «Реньо» и про­тив Коррадини лично впоследствии не помешала поли­тическому альянсу.

­турных интересов Папини и Преццолини были, несомненно, гораздо выше Коррадини. Но параллельный анализ материалов, печатавшихся в «Реньо» и в «Леонардо», показывает, что рафинированный, талантливый писа­тель Папини и высокоэрудированный, хотя и несколько поверхностный литератор Преццолини не только согла­шались с основными идеями Коррадини, но развивали их, обогащали, насыщали аргументами и делали все, чтобы добиться «возрождения» итальянской буржуазии и усиления ее «антисоциалистической функции». Пре­ццолини начал также печататься в «Реньо». Так, он опубликовал на страницах этого журнала статью, оза­главленную «Кому выгодна классовая борьба?». Приведем цитаты: «Классовая борьба — это находка, или, точ­нее говоря,— и мы говорим это без всякого коварного умысла — это выдумка социалистов. Она целиком при­надлежит им и по своему происхождению и по тому, как ее применяют; она родилась в определенной среде и вы­росла в ней и приобрела ее цвет и привычки. Это самая большая и лучшая выдумка, самый верный инструмент, изобретенный ими до сих пор, для того, чтобы деликат­но стричь овец»³­мула «классовой борьбы» очень удобна для пропаганды и разные течения внутри социалистической партии ссо­рятся между собой из-за того, кто правильнее эту фор­мулу интерпретирует. На самом деле, по Преццолини, буржуазия и пролетариат являются «двумя националь­ными силами», никаких противоречий между их интере­сами нет, и они в равной мере стали жертвами социаль­ной демагогии, которую проводят социалисты. Однако, поскольку пролетариат верит демагогам, буржуазии ни­чего не остается, как принять брошенный ей вызов «классовой борьбы» и помнить при этом, что не она это­го желает, но что ее провоцируют на эту борьбу.

«Реньо» и «Леонардо». Но приходится признать, что в эти годы процесс политиза­ции итальянской интеллигенции развивался чрезвычай­но быстро и многие видные ее представители (я не на­звала сейчас имена экономистов, социологов и т. д.) сознательно и целеустремленно стремились осуществить то, что считали своим историческим предначертанием: предложить правящему классу идеологическую и поли­тическую программу, которая отвечала бы классовым интересам буржуазии. Эти люди претендовали на роль идеологов и духовных руководителей своего класса, указывающих ему путь. В этом, широком, смысле Д ’Аннунцио, Коррадини, Папини, Преццолини выстраиваются в один ряд.

«La cultura italiana del’900 attraverso le riviste, volum e primo». Torino, 1960, p. 486»