ОТ АВТОРА
Есть итальянское слово irnpegno — это значит добро вольно принятые на себя деятелями культуры граждан ские и моральные обязательства. По-французски это engagement (термин придумал Сартр), и у нас иногда пишут «ангажированная литература». Но тут могут воз никать иные ассоциации, вроде «он заангажировался», и оттенок становится менее высоким. Не хочется впадать в риторику, но если человек твердо верит в какие-то духовные ценности, он должен хранить им верность, должен в своей работе, какой бы она ни была скромной, постоянно помнить о личной этике, об impegno. Я при надлежу к поколению, которое интеллектуально и морально сформировалось, читая книги Маркса, Энгельса и Ленина и вдыхая воздух революции. Можно ли гово рить о возвышенном отношении к идее революции? Мне кажется, можно, быть может, даже нужно.
Уже лет двадцать пять я занимаюсь проблемами итальянской литературы и культуры и однажды написала, что меня интересуют «судьбы людей и теорий». Мне хочется сказать то же самое и сейчас. В сущности гово ря, речь неизменно идет об итальянской творческой ин теллигенции. Я вполне отдаю себе отчет в том, что мои книги — не чисто литературоведческие и не обзорные. Из необозримой массы фактов, из сотен выходящих в Италии книг, из происходящих там непрерывно дискуссий я выбираю то, что кажется наиболее интересным и существенным мне самой. Литературный процесс «сам по себе», вне рамок своего исторического времени, вне накала споров и страстей, вне политической борьбы и столкновения идей мне просто непонятен. Историческая реальность противоречива и сложна, мы живем в великое и трудное время. Когда я начала заниматься итальянской проблематикой, мне хотелось разобраться самой и помочь разобраться читателям в том, что происходит в стране, которую в России традиционно любят — вспомним хотя бы о Герцене, но сколько других великих русских имен можно назвать. В каком-то смысле Италия универсальна и принадлежит всем — я думаю о ее бессмертном искусстве.
ных проблем, есть мафия, есть, наконец, политический терроризм — «красный» и «черный». Культура развивается в русле всех этих драматических феноменов, и роль интеллигенции особенно велика, потому что все мы зна ем и помним: именно в культуре общество осознает и выражает себя, именно в культуре выражается духовная сущность общества. В Италии с каждым годом об становка становится труднее и напряженнее, начало восьмидесятых ознаменовалось зловещим переплетением политического экстремизма с мафией, с масонской ложей П-2, с уголовным миром.
серьезном за весь послевоенный период моральном кризисе, который переживает страна. Мы тоже следим за тем, что происходит в Италии, с тревогой и болью, отнюдь не как равнодушные наблюдатели. Это колыбель европейской культуры, и мы никогда не сможем сказать: «А нам все равно». Потому что нам на самом деле не все равно, особенно от сознания, что во всей этой крови и грязи непосредственно замешаны многие представители итальянской интеллигенции, светской и католической. Когда в 1968 году вышла моя первая книга, ничто не предвещало, казалось, такого развития событий. О том, как и почему все произошло так, как оно произошло, с уверенностью не может сказать никто и в самой Италии. Точнее: известно множество фактов, о которых знаем и мы. Но, вероятно, еще не пришло время для глубо кого осознания самой сути. Одна из глав этой книги посвящена католическому компоненту в терроризме, я старалась быть как можно точнее и объективнее.
К точности и объективности я стремилась во всех моих книгах. Идет серьезнейшая идеологическая борьба; для того чтобы победить в этой борьбе, необходимо прежде всего знать, знать факты, знать теории, знать, как мыслят, что пишут, что делают наши оппоненты или наши противники. Но надо знать также, возможны ли какие-то точки соприкосновения, какое-то взаимопонимание в плане культуры. Легче всего отмахнуться от тех, кто противостоит нам, и объявить их невеждами и негодяями. Но это несерьезно. Один итальянский като лический автор писал об «общем окопе», в котором дол жны собраться атеисты и верующие, если они хотят вы вести страну «из смертельной трясины» — он имел в ви ду трясину терроризма. Моральный вопрос сегодня в Италии, может быть, имеет решающее значение. Мар ксизм учит нас не подходить поверхностно к проблеме отношения между базисом и надстройкой. Мы сейчас говорим не об экономике, не о социальных противоречи ях и классовой борьбе, а о долге деятелей культуры, о значении вдей и о борьбе идей.
Начиная от первой моей книги я постоянно напоминала о том, что Италия — католическая страна и поэтому «борьба двух культур», о которой писал Ленин, происходит в своеобразных условиях. До окончания второй мировой войны итальянские критики, несколько упрощая, проводили резкую грань, разделяя литературу и искусство на прогрессивное, связанное с жизнью, и консервативное, то есть элитарное. Потом о таких элементарных суждениях, к счастью, забыли. Большая за слуга в этом принадлежит марксистской мысли, итальянским левым, хорошо знающим и Маркса, и Ленина, и Грамши. Однако не только левые работают на высоком профессиональном уровне. Католики тоже знают не только «своих» мыслителей, лучшие из деятелей католической культуры хотят вырваться из плена косности и предубеждений и разговаривать со своими оппонентами корректно. Разумеется, и представители марксистской и демократической мысли хотят спорить корректно, вдумчиво, с сознанием ответственности и с желанием понять чужие аргументы и чаянья до конца. Тольятти еще в 1962 году говорил о том, что «решающий исторический опыт подтвердил превосходство нашей доктрины, нашего миропонимания», и добавлял, что надо бороться не только против обскурантизма, но и против конформиз ма, против страха перед новым.
«Наука» выпустило в Москве интересную книгу, озаглавленную «Философия. Религия. Наука». Это коллективный труд высококвали фицированных советских авторов, они пишут о Франции, о Швейцарии, о ФРГ, даже об американском протестантизме. Но об Италии — ни полслова. А между тем в Италии Ватикан, являющийся всемирным центром католической религии. Деятели итальянской католической культуры хотят предложить миру свою систему ценностей, свою программу преодоления морального кризиса, свою этику, а также свои представления о литературе, об эстетике, о прекрасном. Внутри того, что принято обобщенно называть католическим миром, есть множество течений, групп и подгрупп, оттенков мысли. Есть тупые и злобные клерикалы, но есть и люди, стремящиеся к об новлению церкви и всего общества. Мы не хотим ничего упрощать и мерить одной мерой, напротив, хотим разобраться в том, «кто есть кто».
дыдущие. Еще один аспект проблем, связанных с итальянской интеллигенцией, но на этот раз главы, в которых будет говориться о каких-то общих течениях и тенденциях, чередуются с главами, посвященными тому или иному христианскому, католическому писателю. Некоторые из них заявляют, что они христиане потому, что верят в Христа и в его воскрешение, но отказываются считать себя католиками (во всяком случае, ортодоксальными), так как несогласны с политикой Ватикана. Или — еще шире — потому что католическая церковь исторически сложилась не такой, какой ее хотел видеть Иисус. Писать эту книгу было очень трудно. Материал по-истине необъятный, и надо было остановиться на каком- то принципе отбора, и я долго мучилась, пока меня не возмутил юбилейный номер ватиканской газеты «Оссерваторе романо», о котором вы прочтете в первой главе. Потом оказалось, что нельзя говорить о вещах, происходящих сегодня, не обращаясь — хотя бы отчасти — к прошлому. Тут возникло понятие «высокого модернизма», и я очень прошу не путать это с литературным модернизмом. Под высоким модернизмом понимается течение, которое в конце XIX — начале XX века стремилось к тому, чтобы выйти из плена чересчур жестких догм и по-новому прочитать «священные книги», фактически очеловечив религиозные догматы. Но высокий модернизм берет свое начало не в Италии, а во Франции, и поэтому мне пришлось отчасти выйти за итальянские рамки.
«вольности» с именами святых и пап. Так, есть святой Франциск Ассизский, а итальянцы зовут его Сан Франческо. Я сначала пишу как положено, а потом тоже — Сан Франческо, или Сан Бенедетто, и так далее. Уверена, что это никого не введет в заблуждение. Что касается пап, я сначала пишу, как этого папу звали в миру, до того, как он взошел на престол святого Петра. Например, Анджело Ронкалли. Будучи избранным, Анджело Ронкалли принял имя Иоанн XXIII, об этом я, естественно, тоже пишу. Но потом, в тексте, пишу то Иоанн XXIII, то папа Ронкалли, как выражаются итальянцы. Думаю, читателей это не смутит. Некоторые термины, объяснив смысл, я пишу по-итальянски, потому что перевод чуть-чуть меняет оттенок.
В заключение мне хочется многих поблагодарить. Прежде всего — читателей. Трудно выразить, не впадая в сентиментальность, какая радость, какая огромная моральная поддержка — читательские письма или телефонные звонки, нередко из других городов, иногда читатель не сообщает свое имя, просто произносит какие-то очень важные для меня слова понимания и заинтересованности. А с некоторыми читателями мы потом встречаемся, регулярно переписываемся. И вот думаешь, что не зря сидишь за машинкой до ночи, не зря годами хранишь пожелтевшие вырезки, не зря читаешь столько книг — а ведь не все они непосредственно нужны для работы. И еще я хочу поблагодарить критиков, и рецензентов, и редакторов — за помощь, за внимание, за то, что они неизменно идут мне навстречу, когда я блуждаю в своем архиве и не решаюсь выбрать: все мне кажется интересным и важным, а ведь обо всем не напишешь. И наконец, я от всего сердца благодарю итальянских товарищей и друзей. Без их помощи я, наверное, ничего не могла бы сделать: они знают темы, над которыми я работаю, и присылают мне книги, журналы, газеты, самые свежие и нужные материалы. И, кроме того, мы переписываемся или разговариваем у меня дома, когда они приезжают в Москву — для работы или ненадолго. Это живое общение бесценно, потому что позволяет мне словно держать руку на пульсе и следить за тем, что происходит в Италии. Среди моих итальянских друзей есть марксисты, есть демократы, специально не интересующиеся политикой, а просто рассказывающие мне о себе и о жизни. Есть и католики. Нам совершенн9 не обязательно во всем соглашаться друг с другом, мы часто спорим, и мнения расходятся, но это неважно. Нет ничего плохого в честном и откровенном споре. При одном непременном условии, изначальном: в отвращении к фашизму, к расизму, к корыстолюбию и лицемерию. И в стремлении к правде. Когда я написала свою первую книжку, эпиграф был из одной статьи, написанной в 1919 году совместно Грамши и Тольятти. Сейчас я повторю эти слова, потому что они программны: «Говорить правду, сообща добиваться правды — значит работать на благо революции и коммунизма».
рить или не соглашаться с итальянскими товарищами коммунистами по тем или иным конкретным вопросам. Общность основных, высоких идеалов не исключает разной оценки и разного подхода к тем или иным фактам, явлениям и тенденциям в социальной и духовной жизни общества. В частности, я была уверена (и писала об этом) в том, что итальянские марксисты в течение долгого времени упрощали такой страшный феномен, как «ультракрасный» экстремизм, впоследствии приведший к террору. Читатели этой книги сами увидят и поймут сущность некоторых разногласий и споров.