УЧЕНИЕ КАРЕЛА И КОЕ-ЧТО С ЭТИМ СВЯЗАННОЕ
Жаль, что идиллия эта продолжалась год, самое большое — два, и маменька снова принялась плакать, на этот раз из-за неподдельного страха: встал вопрос о Кареле и его учении.
— Слава богу, Ленча уже отучилась, ей остается только освоить шитье, стряпню и иностранные языки. Сколько она нам стоила денег и забот — и представить нельзя. А теперь — мальчики. Печа поступит в городское училище в Жацлерже, чтобы одолеть наконец немецкий, опять пойдет в третий класс. А вот Иченек — его пора определять в градецкую гимназию, но сами видите, как он еще слаб после тяжелой скарлатины: наверное, я скоро высохну от забот. Бог знает, каково мальчику придется у чужих-то людей, как с ним станут обращаться. Он сам говорит, что будет скучать. Ужасно боюсь я за этого ребенка, —плакалась маменька бабушке.
— Оно конечно так, ну да придумаем что-нибудь. Хочешь, я с ним поеду? У меня деньги есть, а на него пан доктор даст, как дал бы всем другим, мальчику надо хорошенько питаться. А уж если он со мной, то вам и беспокоиться нечего
— и подыскала; маленькая темная кухонька, зато рядом — светлая большая комната с видом на окрестности. Это было в доме Кнепров на Малой площади; там бабушка с Карелом прожили четыре года. А веселая волшебница там вроде и впрямь колдовала: нашему одиннадцатилетнему любимчику жилось отлично, как дома. В дневнике он, например, записал так: «Сегодня прекрасный день, утром вызвали получать награду. Я гулял и не учился. На обед говядина, укропный соус, кнедлики, на ужин — ветчина, бабушкин кофе — ам, ам! — булка и ветчина — объедение!» [...]
В Градце бабушка ухаживала за Карелом, не щадя сил. Он был самой большой радостью ее жизни. Учился мальчик отлично, и она им безмерно гордилась, может быть, в его успехах даже видя и свою скромную заслугу.
— Учись, Кадличек, хорошо, на радость своим, как следует все вычитывай в книжках, —говорила она.
состоявший из выдумок, шуток и народных изречений. От бабушки Карел научился отыскивать в повседневной речи простые, но сочные словечки, высмеивать свою и чужую сентиментальность, составлять анаграммы, играя со словами, словно жонглер с пестрым мячиком, и с добродушным сарказмом обсуждать проблемы и сомнения, которые его мучили. Без бабушкиного юмора и оптимизма ему пришлось бы пережить массу горестей и конфликтов, неизбежных в переходном возрасте; рядом с ней продлевалась счастливая пора его детства. Ведь этот неуемный хлопотун, ненасытный зритель и слушатель мог и смел делать все, что вздумается. Бабушка воспитывала его ненавязчиво, мягко, он словно нежился в атмосфере беспредельной любви. Резвый, будто ласочка, он собирал, умножал и увеличивал свой духовный капитал, накопленный бесчисленными поколениями многих веков. Легонький и подвижный, как стрекоза над тростником, он своим хоботком высасывал все, что ему было по вкусу. Счастливый мальчик и прекрасные годы! [...]
Примечания.
— После окончания первого класса городской школы (вторая ступень обучения) в Упице (1900—1901 учебный год) К. Чапек поступает в первый класс гимназии в Град-де Кралове, где учится в 1901—1905 гг.