Приглашаем посетить сайт

Карел Чапек в воспоминаниях современников
Третьяков С.: Создатель "Робота"

СЕРГЕИ ТРЕТЬЯКОВ

СОЗДАТЕЛЬ «РОБОТА»

У садовой калитки сложены камни. Невысокий ссутуленный человек с холодными глазами и брезгливым ртом, только что подававший реплики, не лишенные ипохондрического налета, останавливается у камней, и в голосе его появляются подлинная заинтересованность и энергия.

Из этих камней он будет что-то строить в своем саду, с которым он возится так любвеобильно, что сад этот перелез даже в карикатуры, на которых фигурируют знакомый искривленный рот и не дающий себя пригладить фонтанчик волос, бьющий из того места на затылке, откуда волосы растекаются по голове.

Этот садовод — Карел Чапек, автор знаменитой пьесы «RUR», создавший образ механического рабочего — «робота», образ, крепко вросший в культурный фонд сегодняшнего человечества, вызвавший к жизни продолжателей и подражателей. Вспомним — пьеса Алексея Толстого «Бунт машин» в основном построена на фабуле и образах вещи Чапека. Семен Кирсанов написал поэму «Робот».

Наибольшую популярность «RUR», а за ней и остальные вещи Чапека имеют в Англии и вообще у англосаксонской интеллигенции. [...]

С Англией Чапека также роднит и прагматизм. В нем есть много от повадок так называемых «высоко-бровых» — секты «аристократов интеллекта» — цинических, разуверившихся, культивирующих созерцание для созерцания.

«... Я утверждаю, что готический храм не является самым сложным из кристаллов. Даже среди нас самих упорствует могущество кристаллов. Весь Египет кристаллизован в пирамидах. Греция — в колоннах, готика — в зубчатых башенках и Лондон — в кубах из черной глины. Бесчисленные законы структуры и композиции проходят через весь материал, как тайные математические молниеносные вспышки. Мы должны быть точны, математичны и геометричны для того, чтобы быть заодно с природой. Числа и фантазия, законы и изобилие — суть проявления лихорадочной силы природы. Приближаешься к природе не тем, что сидишь под зеленым деревом, а тем, что создаешь кристаллы и идеи, пропитываешь материю пылающим огнем волшебного вычисления.

Ах, до чего бедна и неоригинальна поэзия, как мало дерзновенна она и как мелочна!»

«Я алогист», — может прервать Чапек, пожав плечами, любую беседу и со скучающим видом сделать ироническое замечание в сторону, замечание высокомерное в своем снисходительном парадоксализме. [...]

Но все это, думается, в значительной мере внешность. Внутренне же Чапек далеко не такой пресыщенный космополит, каким он кажется. Копните глубже и увидите достойного гражданина маленькой, но героической страны, глубоко не равнодушного ко всему, что в ней творится, неспособного духовно эмигрировать из ее идеологической атмосферы даже в благоденственную страну космополитического безразличия. [...]

Диваны вдоль стен опоясывают комнату в особняке Чапека. Картины висят по стенам. Тут и произведения его брата, и пейзажи Шпалы, продолжающего в Чехии творческую линию художника Мунха. На диванах сидят, беседуя, художники, писатели, публицисты, философы.

Тут драматург Лангер, романист Кратохвил. Деятели литературы и искусств, группирующиеся вокруг Чапека, теснейшим образом связаны с основными фигурами Чехословацкой республики — Масариком и Бе-нешем.

У Чапека есть целая книга этюдов «Разговоры с Масариком». Последний этюд называется «Молчание с Масариком».

В беседе говорим об усилении фашистского влияния среди немцев, населяющих чешские окраины.

— Не делайте пугала из этих немцев, — говорит один из присутствующих, — какие-нибудь два года, и весь этот кажущийся фашистский монолит рассыплется.

— Но отпущены ли вам эти два года историей?

Будь генлейновцы одним из течений чехословацкой общественности, мысля свое развитие в пределах вашей государственности, может быть, вы и были бы правы. Ну, а если это не просто одна из парламентских партий, а, так сказать, авангард фашистских оккупационных армий, уже расположившийся на территории республики? Тогда как?

Разговор увядает. Последнее мнение не имеет большинства. Конечно, угроза фашистских соседей, тучей нависших над маленькой республикой, неотвязна и мучительна. Но все-таки хочется обмануться — может быть, пронесет, может быть, рассосется.

чешская артистка и сама писательница Ольга Шайнпфлюгова, противопоставляя бесперспективность заграничного артиста, прогрессирующую год от году, окрыленноста и уверенности нашего работника искусства, сильного тем, что он знает, что строит, куда движется, к чему придет.

Примечания.

СЕРГЕЙ ТРЕТЬЯКОВ

Советский писатель Сергей Михайлович Третьяков (1892—1939) посетил Прагу в составе делегации, возглавлявшейся Михаилом Кольцовым (октябрь 1935 г.). 9 октября 1935 г. Третьяков опубликовал в «Литературной газете» корреспонденцию «Делегация дружбы», в которой сообщалось о встрече советских писателей с К. Чапеком. На основе своих впечатлений о пребывании в Чехословакии С. М. Третьяков написал цикл очерков «Будемте знакомы» («Красная новь», 1936, № 1, 2) и книгу «Страна-перекресток (Пять недель в Чехословакии)», М., 1937.

СОЗДАТЕЛЬ «РОБОТА»

—715, 717—719.

Глава из книги «Страна-перекресток» печатается в сокращении.

— О соотношении пьесы К. Чапека «RUR» и пьесы А. Н. Толстого «Бунт машин» см.: 3. Г. Минц, О. М. Малевич. К. Чапек и А. Н. Толстой. — «Ученые записки Тартуского университета», вып. 65. Труды по русской и славянской филологии, I. Тарту, 1958, с. 120—164; О. Malevič. Z archivu badatele. — «Sovětská literatura», 1980, № 2, s. 155, 163.

С 483—484. ...«я утверждаю»... — Цитата из «Писем из Англии» (V, 76).

С. 484. ... романист Кратохвил. — Я. Кратохвил не принадлежал к кругу посетителей «пятниц» и сблизился с К. Чапеком после организации антифашистской Общины чехословацких писателей. С. Третьяков допускает неточность, говоря о его тесной связи с Масариком и Бенешем.

— Сравни: Ольга Шайнпфлюг-Чапек: «Я завидую сознанию советского человека». — «Огонек», 1936, № 8-9, с. 1.