Приглашаем посетить сайт

Карел Чапек в воспоминаниях современников
Проказы

ПРОКАЗЫ

Почему память зачастую хранит мелочи, которых мы, в сущности, почти не замечали, а тысячи важных сцен и событий оказываются позабытыми?

О да, все мы тогда сохраняли простую и глубокую веру наших предков, что жизнь — это великий дар, и укрепляли ее взятыми на себя обязательствами. Согласно унаследованному нами представлению о добре, мы за все, что нам давала жизнь, справедливой платой считали готовность жить правильно. Мы полностью отдавали себе отчет в том, хороши или плохи наши поступки, и знали, что настолько владеем своим сознанием, что можем валять дурака, как только нам вздумается. Нам необходимо было израсходовать избыток врожденной энергии. Но на что? На шутки, остроты, бесцеремонность, добродушные насмешки, каламбуры и на проказы. [...]

— Ты чего спозаранку, словно угорелая, врываешься к нам в комнату и будишь нас? Кофе не кофе, не имеет значения. Придется запираться, пока не настанет наше «брдиди».

— Ради бога, что такое «брдиди»?

— Ну, постепенное пробуждение, когда ты уже не спишь, а лежишь с закрытыми глазами и прислушиваешься к шагам и разговорам. Прекрасное состояние. Даешь себе минуту или пять, а то считаешь до ста, только никакого насилия, нет, нет! После этого — день прекрасный! Только на школьника можно орать: «Вставай, и немедля!» Наших от этого мы уже отучили, они знают, что у нас есть свое «брдиди», что мы его никому не отдадим, и все же в школу явимся вовремя.

Ура, молодые люди дружно пожаловали к завтраку, когда ложечки уже давно позвякивали в чашках, а за столом звенели детские голоса.

— Вот видишь, Карел, бельишко не соврало, —рассудительно заметил Печа. — Говорил я тебе, что тот аноним уже пятнадцатый и будет брызгать слюной, но свою подпись не поставит, как уважающий себя критик, а предпочтет безобразничать в потемках.

О каком же правдивом бельишке шла речь? Да, конечно, о бельишке из приключенческой детской книжки, скорее всего, Купера. Старый, умудренный следопыт находит узелок с тонким, но испачканным бельишком похищенного ребенка и, не брезгуя, тщательно рассматривает его. И смотрите-ка, на рубашечке — богато вышитая графская корона! И тут же с исключительной находчивостью следопыт разыскивает след коварного похитителя и ребенка, сопоставляются доказательства, после чего раздается победный крик преследователей: «Эге, бельишко не соврало!» Тут же определяется степень вины и мера наказания. Братья смеются и поучают меня:

— Глупый случай, но отсюда мораль: никогда не оставляй грязного белья! Оно всегда выдаст хозяина.

Неустрашимо и быстро ступили они на свои потаенные индейские тропки и отправились открывать новые явления духа. Их символическое бельишко, предъявленное отнюдь не украдкой пред ясные очи общественности, было чистым и их собственным.

Позднее, в своем предисловии к «Саду Краконоша», они сами нашли несколько палок для всех, кому они понадобятся: «Кто хочет избить собаку, тот всегда найдет палку... Вот вам на выбор несколько палок: книжка незрелая, фривольная, надуманная, рассудочная, нечешская, претенциозная, декадентская, парадоксальная, несерьезная, неестественная, поверхностная, устаревшая; а вот для сочувствующих — несколько добрых слов: книжка незрелая, лирическая, дерзкая, наивная, молодая, грустная и дикая».

Эту книгу совместно писали молодые, двадцатилетние, одержимые бесом, то шумно, а то погружаясь в молчание, они собирали коренья, цветы и травы, пряные и экзотичные, известные издревле и рожденные только что в необъятном мире духовных ценностей; сначала их рвали охапками и затем тщательно выбирали лишь по горсточкам. Изо дня в день авторам приходило в голову что-либо необычное, чуть ли не чудесное, а все метафизически-гнетущее, пока оно преобладало, проскальзывало в силу собственной тяжести через это чудесное, и снова наступало облегчение, полное свежей бодрости и веселья. Ведь преобладала в них простая народная мудрость бытия, и братья не могли от нее отречься, ибо это сулило — а в творческом наслаждении это важнее всего — осуществление возможного и невозможного.

Два молодых коня паслись на лугах, по-утреннему свежих.

— а он последовал быстро — все уже было по-другому; я, совсем не чувствовавшая себя изгнанницей, застала двух молодых фавнов. Тщетно негодовал папенька: «Глупости, баловство!» Маменька, когда-то страстная танцорка, рассудила иначе: дескать, мальчикам давно пора появиться у Линка на танцах; нет, нет, она никак не хочет, чтобы ее сыновья остались неуклюжими слонами!

Я приехала как раз после заключительной вечеринки с котильоном: боже, куда девались провинциальные мальчишки!

Разыгрывая светских людей, они тут же начали хвастаться: принесли кучу замечательных бонбоньерок и лент, расшитых на концах золотом и блестками; пестрой гривой они свешивались у них с локтей до полу.

Господи, мои братья имели успех не хуже теноров на сцене! Барышни предпочитали их во сто крат лучшим танцорам; еще бы, они так славно и остроумно болтали! А тут далеко не каждый мог с ними соперничать, разве что бабушка, но ее знали только домашние.

— А что вы собираетесь делать с этим нарядом и откуда все это взялось?

— Позавчера на вечеринке барышни нас так раз украсили; я выглядел, мои дорогие, как дружка либо Кецал из «Проданной невесты»! — похвалялся плечистый и статный Печа.

— А я нет? — ревниво спрашивал худенький Карел. — Кто из нас получил эти бонбоньерки, ты или я?

— Конечно, тот, кто больше всех развлекал девушек и провожал домой дочь известного кондитера и ее подружек, но ни одна из них, на мой взгляд, не блещет ни умом, ни красотой. Я предпочел пойти домой читать, а Карелу бросил ключи из окошка.

— А по-моему, лучше поменьше бантов и побольше конфет, вы только поглядите, милые, что за роскошь!

их накрахмалить? Мальчики выглядели элегантно, словно женихи.

отплясывал «шлапак» на воскресных вечеринках, устраиваемых в предместье, но всегда крутил партнершу только в левую сторону. Карел смотрел на него, мурлыча одну песенку за другой. Может быть, помнил он и такую: «Вот до сих пор мое, а отсюда твое!» Если и знал, то лишь отрывки да еще мелодию. Ничего больше — ни себе, ни ему —Печа не позволял.

Маменька опять забеспокоилась; ведь папенька давно выздоровел и выглядит, как огурчик. «Не оставаться же на лето в Праге? Я не говорю о даче. Об этом и речи быть не может. Но тебе следует походить, может, найдется где свободная вакансия, или справиться в Обществе медиков, не нужен ли врач на каком-нибудь курорте. Мы и с мальчиками прожили бы там задаром, и лишние деньги не помешали бы!»

Кажется, только два раза братья ездили летом с родителями на небольшие курорты. Один раз — в Сватый Ян под Скалой, в другой — в Сватую Катержину на Вы-сочине. Вот именно там Карел и влюбился без памяти в прелестную, милую девушку, и любовь эта была исполнена самой нежной поэзии, о чем мне доверительно сообщил Печа.

«Разбойника»? Возможно, именно эта девушка послужила ее прототипом, потом она исчезла и лишь гораздо позднее вновь появилась в образе Анчи из «Кракатита».

Но, по правде говоря, разве наш Карел походил на разбойника? Он был вовсе не из того теста, из которого его беспокойный дух, одержимый фантазией, создал Прокопа в «Кракатите». Лишь в том проявилась его мятежность, что ни Мими, ни Анча, ни татарская принцесса не смогли полонить его до конца, он искал таинственную незнакомку, скрывавшую свое лицо под вуалью...

С. 41. ...«брдиди»... — Сравни песню старухи дамы Кяки из поэмы Г. Гейне «Бимини» (см. прим. к с. 59): «Птичка колибри, лети, Рыбка Бридиди, плыви...» (перевод В. Левика) (Генрих Гейне. Собр. соч. в 10-ти томах, т. 3. М., 1957, с. 238).

— деревенский сват, персонаж комической оперы Б. Сметаны «Проданная невеста».

«Шлапак» — чешский народный танец.

С. 44. В Сватом Яне под Скалой братья Чапек жили с родителями летом 1909 г., в Сватой Катержине — летом 1910 г.

— княжна Вилле, персонаж из романа К. Чапека «Кракатит».