Приглашаем посетить сайт

Карел Чапек в воспоминаниях современников
Новотный А.: Из статьи "Школьный товарищ Карел Чапек"

АНТОНИН НОВОТНЫЙ

ИЗ СТАТЬИ «ШКОЛЬНЫЙ ТОВАРИЩ КАРЕЛ ЧАПЕК»

Среди нас, мальчишек, непоседливых и отчаянно шумливых учеников шестого или седьмого класса классической гимназии, появился в начале школьного года довольно длинный темноволосый мальчик в коричневом костюме цвета корицы и в зеленом шелковом жилете, застегнутом по самое горло. Новичок, откликавшийся на имя Карел Чапек, не принимал участия в наших школьных проделках. То, что было в нем скрыто, мы сначала не разглядели и не ждали от него ничего особенного. Простите меня, великий покойник, но ваш всегда открытый рот и опущенный подбородок — результат полипов в носу — не вызывал большого доверия к вашему врожденному уму. Со временем, правда, мы в нем убедились в полной мере, и, не понимая мыслей нового соученика, выходивших далеко за пределы кругозора мальчиков средних способностей, мы начали его называть (смотри «Лабиринт славы» Воцела) Духомор. Чапек стоял слишком высоко, чтобы обижаться на такие ехидные пустяки, это прозвище ему скорее нравилось, и он хотел даже сделать его своим псевдонимом.

«Девин» Гневков-ского. Напрасны были объяснения, что чтение Гневков-ского интересно для знакомства с чешским обществом и его настроениями около 1800 года и что по этой же причине будет читаться также «Дафнис» Неедлы, «Возвышенность природы» Полака и перевод «Аталы», сделанный Юнгманом. «Зачем вам это старье, тем более что вы будете изучать право. Подождите, я принесу вам кое-что способное приблизить вас к современности». Слово свое он сдержал, но ученик, которому он принес книгу, не знал, как ему относиться к сентенциям «Музея восковых фигур», автором которого был, кажется, Мейринк. Порой Чапек намеренно пугал собеседника цинизмом, видимо, притворным и нарочитым. Увидев в руках того, кого он так ехидно поддел будущими занятиями правом, «Вертера» Гете, он ухмыльнулся и процедил сквозь зубы: «Вы влюблены в кого-то? Если вас это мучает, представьте себе ее в туалете. Это лучшее средство против сердечных мук». Точно так же переполошил нас Духомор, пустившись на уроке физики в эстетически-философский диспут с преподавателем доктором Ярославом Еништой на тему о том, что произошло бы в космосе, если бы кто-нибудь умышленно изменил порядок цветов в солнечном спектре. Еништа доказывал абсурдность этого предположения: ведь даже воля божья не может изменить законов, однажды установленных, но Чапек не сдавался и утверждал с помощью не знаю уж каких диалектических фокусов, что в таком случае направление космического вращения неизбежно изменилось бы, из-за чего солнце всходило бы на западе, а садилось на востоке и Северная звезда указывала бы на юг. Совершенно обалдевший учитель, расценивший такое выступление ученика как стремление «эпатировать буржуа», перенесенное из эстетической в научную сферу, закончил диспут решительным: «Садитесь, вы болтаете чепуху». Чапек сел, и по его довольному лицу было видно, что учитель не так уж не прав. Он мог позволять себе такие дискуссии по вопросам физики, потому что как динамику, так и остальные разделы он усваивал играючи. Охотнее, чем за уроками, он посиживал в школьные годы в кафе на Житной улице, в том самом, что на углу Штепанской. За мраморным столиком кафе он обычно читал не только всю ежедневную прессу, но и журналы, хотя никогда не признавался, привлекает ли его симпатии программа какой-либо из тогдашних политических партий. Из разговоров с ним можно было скорее вынести впечатление, что его не интересует политика и он предпочитает пьедестал космополита трибуне партийного оратора, а по некоторым высказываниям его легко было заподозрить в склонности к анархизму. Заметной чертой его характера была ирония, часто острая и безжалостная, однако эгоизм был ему совершенно чужд. Он охотно помогал товарищам то подсказкой, то разъяснением какой-нибудь математической или другой загадки. Но когда весь класс участвовал в какой-нибудь шалости, он обычно оставался в стороне, хотя никогда не ябедничал. На вопросы учителей, расследовавших проступок класса, кто же виноват, он всегда отвечал, что не знает. Каждый из нас в те годы имел какой-то предмет обожания, но Чапек умел хранить свои секреты, и мы так и не узнали, поддался ли он женским чарам какой-нибудь ровесницы.

Умпрума, только раз позволил заглянуть в свою частную жизнь, рассказав о воспитательных методах их отца. Когда оба брата достигли пятнадцатилетия, отец положил на имя каждого из них капитал в десять тысяч гульденов, помещенных в пятипроцентные бумаги, с тем чтобы юноши сами содержали себя на эти доходы. Отец им уже больше помогать не будет. Если юношам потребуется больше, пожалуйста, пусть и зарабатывают сами. Как, это их дело.

Будущий писатель, завоевавший мировую славу, в школьные годы играючи справлялся с учебной программой, но после получения аттестата зрелости исчез из поля зрения автора этих строк. Зато все чаще доходили слухи о нем, и всегда хвалебные. Обанкротившийся юрист, он же не кончивший свое образование философ, никогда Чапеку не завидовал, только иногда ему случалось вздыхать: «Вот счастливец! Почему именно он ока"1 зался избранником судьбы, почему...»; продолжать эти воздыхания он не смел; ну как что-либо подобное могло бы произойти с ним самим? Только много лет спустя былые соученики снова встретились в зале старого Ремесленного банка, вскоре после выхода в свет «Сияющих глубин» в издательстве Борового. Слово за слово, в разговоре было высказано поздравление с выходом новой книги и сделано признание, что писательское поприще является великой мечтой жизни и второго школьного товарища, который, однако, уверен в ее неосуществимости. Чапек, который в разговоре отказался от своего былого утверждения, что литература эпохи Возрождения — это старье, сначала закивал головой. Потом начал не только описывать трудности, которые подстерегают автора, но и задал несколько вопросов, стараясь понять, что же теперь представляет собой его собеседник. Разговор завершился ободряющими фразами: «Если в вас есть это самое, то оно непременно даст о себе знать. Надо иметь время, чтобы приложить руку к делу. Попробуйте что-нибудь написать! Ведь ничего не случится, если даже вещь выйдет никудышная. Миру не нужно множество художников, гораздо больше ему нужны сапожники» .

Этим не слишком обнадеживающим заверением завершилась наша последняя беседа с Карелом Чапеком. [...]

АНТОНИН НОВОТНЫЙ

—1972) был однокашником Карела Чапека по Академической гимназии в Праге, где тот учился в 1907—1909 гг.

ИЗ СТАТЬИ "ШКОЛЬНЫЙ ТОВАРИЩ КАРЕЛ ЧАПЕК»

ý. Spolužák Karel Čapek. — «Ročenka XVIII Jiráskova Hronova», 1948, s. 43—44.

C. 350. ... появился... темноволосый мальчик... —Сестра другого одноклассника К. Чапека по Академической гимназии, лауреата Нобелевской премии, выдающегося химика Ярослава Гейровского (1890—1967) Клара Гофбауэрова-Гейровская (1884—1959) в своей книге «Среди ученых и художников» (1947) передает рассказ брата о появлении в их классе нового ученика: «Недавно в их класс перевелся из провинции небольшого роста кареглазый юноша, говорит он будто бы мало, но все подмечает испытующим взглядом. Если кто-нибудь к нему обращается, отвечает вежливо. Любит число семь. Дескать, оно часто встречается в природе. Под партой сочиняет рассказы и утопические истории, к которым рисует иллюстрации. Иногда рассказывает какую-нибудь из этих новелл, например, что делали и говорили американские миллионеры, потерпевшие кораблекрушение. Сидя на самой высокой корабельной рее, они забавлялись парадоксами. Одноклассника зовут Карел Чапек» (К. Hofbauerová-Heyrovská. Mezi vědci a umělci. Praha, 1947, s. 251). См. рассказ братьев Чапек «Система» (I, 96—102).

«Лабиринт славы» — философская поэма Я. Воцела. По образцу «Фауста» Гете Воцел сделал главными героями поэмы ученого Яна Кутенского-Гутенберга и новоявленного Мефистофеля — Духомора.

«Девин» (1-е изд. — 1805, 2-е, переработанное изд. — 1829) — в первом варианте «ироикомическая», во втором — «романтико-герои-ческая» поэма Ш. Гневковского, в основу которой положен национальный мифологический сюжет о «девичьей войне».

«Дафнис» Неедлы. — В 1805 г. Я. Неедлы опубликовал перевод идиллии швейцарского немецкоязычного поэта Саломона Геснера (1730—1788) «Дафнис».

С. 352. Франтишек Боровый — пражский издатель, выпустивший ряд книг молодых братьев Чапек; с 1931 г. в издательстве, носившем имя своего старого владельца (с 1928 г. Боровый передал права владения Ярославу Странскому), выходили все книги братьев Чапек.