ИНТЕРМЕДИЯ В СЛОВАКИИ
[...] Словакия вдохновила нас на длительные прогулки по чудесным местам, которые во время своих разъездов открыл отец. Он не стал модным врачом богатых пациентов, приезжавших туда со всего света, а лечил простой люд окрестных деревень, где его коллеги даже не показывались; часто они даже не знали, как туда проехать, да в словацком крае никто и не понимал их языка. Горный край и простые люди — стихия отца. Он скоро свел знакомство с сотнями людей, и они с раннего утра толпились не только в приемной, но в коридоре и на лестнице, а маменька терялась, не зная, что делать с кувшинами молока, узелками яиц, творога и масла, которыми больные расплачивались с врачом, ибо деньги водились у них редко.
Днем отец брал нас с собой к больным, и мы видели закопченные кухни бедных домов, где дым очага валил через дыру в крыше, а котелок с варевом, подвешенный на цепочке, раскачивался над пламенем открытого огня, разведенного прямо на камнях. Проходили мы мимо старинных мочильных чанов, наполненных связками льна и конопли, восхищались почерневшими станками с начатой штукой полотна и белой шерсти; станок занимал чуть ли не всю избу. Дети спали на дубовых сундуках, их сон сторожили уложенные в сундуках чудесно-расшитые одежды, прекрасные ткани и длинные-предлинные пояса; если их туго обмотать вокруг тела, то они напомнили бы блестящие латы. Мы тесно соприкасались с нищетой, все свое имущество эти люди создали сами из того, что давала им природа; надо было лишь присмотреться, выбрать, приложить силы и своими руками произвести все необходимое из куска дерева, из глины, пряжи, соткать из домашней шерсти изысканное художественное изделие, насколько это позволяли незамысловатые материалы. Липовый кувшин у колодца выглядел, как драгоценность из слоновой кости, изгиб его ручки, орнамент, измышление древней народной фантазии пришли к нам из глубины веков, покоясь на представлениях древних о наиболее удобной форме для руки. Только мостик через ручей или речку связывал с остальным миром эти затерянные деревушки и хижины, где среди людей царила искренность и дружба.
Нам приходилось делать и длительные переходы по бездорожью, то вверх, то вниз, через пастбища, через горы и леса, где, как говорят, еще до недавнего времени бродили медведи; наткнулись мы на заповедное пристанище кабанов, разрытое и затоптанное; оно произвело на нас очень сильное впечатление, нам казалось, что в воздухе стоит запах диких зверей. Так мы добрались до Валашской Белы художника Манеса и продолжали путь дальше. Возможно, он, как и мы, увидел на высоком холме призрак женщины в чистой, полотняной, собранной в жесткие сборки юбке; вместе с мужчиной они возводили крышу пастушьей хижины— колыбы — из грубо отесанных бревен, сильно пахнув-1 ших древесиной; полом им послужит утрамбованная земля, но в хижине будет тепло, а свет будет мягким от желтоватого дерева и голубизны неба и леса.
красивым местам можно подойти только пешком.
Жаль, очень жаль, что в те поры Карел еще не надумал делать собственные рисунки к своим повествованиям!
Примечания.
С. 55. Валашска Бела — село в Словакии, где в 1854 г. сделал несколько работ с натуры И. Манес; наиболее известная из них — портрет крестьянки Марины Куринцовой.