Е. М. Нечипорук
Литература Австрии и Швейцарии: 1917-1945
В немецкоязычных литературах Австрии и Швейцарии после первой мировой войны и до наших дней намечается ряд черт, отличающих их от развития литературы Германии, Выдвигается ряд писателей, достигших мирового признания, поставивших проблемы специфически национальные, превратившиеся в проблемы мирового значения. Острое ощущение исторической бесперспективности капиталистического мира, преследующее многих писателей этих стран, заставило их видеть в их странах «модель мира» (Ф. Кафка, Р. Музиль, М. Фриш, Ф. Дюрренматт).
Австрии и политико-экономической интеграции Швейцарии, осуществляемой фашизмом, классовой борьбы пролетариата и сопротивления передовых сил нации фашизму. На протяжении шести десятилетий их критические усилия были направлены на развенчание «габсбургского мифа» в Австрии и «гельветического» в Швейцарии. Эти государственные образования провозглашались образцом политического устройства, центром Соединенных Штатов Европы. Мифы эти, рожденные в XIX веке перед лицом истории XX века, раскрывшей их безжизненносгь, оказались анахронизмом. Они покоились на воспевании посреднической роли этих стран между народами. Австрия и Швейцария представлялись центром и перекрестком путей европейских культур, местом их интенсивного взаимодействия, своего рода «микрокосмом» всемирной литературы. Для этих «малых стран» характерны поэтому два типа писателей - европейской ориентации, поднявшихся над национальной «ограниченностью», претендующих на то, чтобы быть представителями человечества, а уж затем австрийцами или швейцарцами, и писателей региональных, ограничившихся рамками родного края. Живучими оказывались попытки «национального искусства» («Не1та1кип5Ь>), замыкавшегося в провинциализме, воспеть в качестве национального своеобразия противостоящий содому и гоморре городов неоруссоизм альпийских философов-мечтателей, чистых духом и телом. В период между мировыми войнами эта «областническая литература» получает заметную профашистскую окраску, [246] Проблема родины вставала перед писателями, приобретая драматизм в те моменты истории, когда ощущалась угроза национальному суверенитету - в Австрии в годы аншлюса, в Швейцарии в годы мировых войн. В защиту национальной самостоятельности, многовековых богатств национальной культуры вставали виднейшие деятели литературы. Будучи национально самостоятельным, развитие литератур этих стран не было, разумеется, изолировано от литературы Германии (а также Франции и Италии - для соответствующих языковых регионов Швейцарии) с ее неизмеримо более широким кругом читателей, более интенсивной литературной жизнью, более мощными издательствами, напротив, усиливается начавшийся с конца XIX века процесс углубления связей между этими литературами.
мировую известность (Р. М. Рильке, Ф. Кафка, Ф. Верфель, Э. Э. Киш). Писателей из Праги объединяло неприятие германского шовинизма (чем они резко отличались от националистической областнической «судетско-немецкой литературы»), австрийской правительственной системы, симпатия к чешскому национально-освободительному движению, связь с традициями славянских культур. В силу особого «межнационального» положения они острее других ощущали крах обреченной общественной системы. С большой впечатляющей силой передал некоторые черты «капитализма как состояния мира и души» Франц Кафка (1883-1924), возводя их к формуле бытия, к вневременной антиутопии.
Произведения Кафки, отпрыска еврейской мелкобуржуазной семьи, чиновника по страхованию рабочих от несчастных случаев, постоянно болевшего и преждевременно ушедшего из жизни, надломленного ее непосильным грузом, раздвоенного между службой и творчеством, которое он завещал уничтожить, обрели мировую известность. С поразительной чуткостью запечатлевал он усиливающееся отчуждение человека в капиталистическом мире, стремясь пробудить в людях сознание их отчужденности. Пытки духа и плоти, унижения человека, все разновидности страха, страданий, бессилия, духовной неудовлетворенности, одиночества никто до Кафки не изобразил с таким эпическим спокойствием и трезвостью. Человек в его изображении напоминает преследуемое животное, обреченное на гибель.
Фоном произведений Кафки являлась Австро-Венгерская монархия накануне ее краха. Ее зримые контуры возникают в параболе «Как строилась китайская стена». Строилась с надеждой, что «лишь великая стена впервые в истории человечества явится прочным фундаментом для новой вавилонской башни», строилась поэтому с особой тщательностью, с применением строительной премудрости всех известных эпох и народов, ради увековечения идеи [247] бессмертия императорской власти, но «отдельных императоров свергают с престола, даже целые династии в конце концов сходят на нет и, вдруг захрипев, испускают дух. А вот относительно императорской власти как раз и следовало бы, по моему мнению, спросить народ, ибо власть эта имеет в нем свою главную опору», В поле зрения художника объектом изображения оказывался не народ, -а отдельный «маленький» человек, которого писатель рисовал с сочувствием, состраданием, тончайшим юмором, хотя и внешне бесстрастно. В этом он следовал традициям литературы XIX века.
«Пропавший без вести» (1912- 1914, опубликован в 1927 г. под названием «Америка») шестнадцатилетний Карл Росман, изгнанный из дому без вины, переживающий цель злоключений в огромной чужой стране не постижимой для человеческого рассудка, подобно героям Диккенса или Чаплина, не способен ни понять зло, ни совершить его. «Это нечто совершенно чудесное,- писал о романе К. Тухольский,- по внутренней музыке и пианиссимо тонов сравнимое лишь с Гамсуном. Здесь зрима связь от идиотов Достоевского через Швейка к фигуре маленького Карла, они так одиноки и все же побеждают в Поражении». Для героя Кафки победа эта весьма относительна, она в том, что Карл остался несломленным. Этого нельзя сказать о других героях романов и рассказов писателя.
Банковский прокурист Йозеф К. в день своего рождения оказывается неожиданно арестованным властями без указания его вины. Так начинается роман «Процесс» (1914-1915), чье содержание составляет сопротивление Кафки анонимному судопроизводству, за которым стоит «огромная организация», «при абсолютной бессмысленности всей системы в целом», не выносящая ни одного оправдания, бесполезная настолько, что ее «мог бы вполне заменить один палач». За городом, в каменоломне, залитой лунным светом, посыльные суда вонзают в сердце Йозефа К. длинный мясницкий нож. Он виновен и казнен потому, что уверовал в право, отказался принять неправый закон, приспособиться к бесчеловечности. И все же он покорно согласился следовать к месту казни.
«Замок» (1921-1922) человек Кафки - неизвестно, откуда он родом, каково его прошлое, имя - прибывает в Деревню, которой управляет Замок, в качестве землемера. Стремясь добиться признания Замка, который вообще не замечает его существования, он тратит на это всю свою жизнь. Когда он, обессиленный, умирает, ему приходит разрешение жить и работать в Деревне,- так должен был заканчиваться роман, оставшийся, как и два первых, незаконченным. У Кафки нет ответа на вопрос, каким целям служит Замок, Суд - анонимный аппарат, высшие власти, сокрушающие человека. Мир его героев - это мир, где нет милости и утешения, где не может родиться даже робкая надежда, это наихудший из всех возможных миров, где нельзя ничего изменить, [248] где, как во сне, господствует что-то неясное, немотивированное, загадочное, тревожное.
Кафка разрабатывал тему обесчеловеченного, технизированного и бюрократизированного империалистического государства с его духовным тоталитаризмом. Б. Брехт писал: «Фашистская диктатура зародилась, так сказать, в теле буржуазных демократий, и Кафка с великолепной фантазией описал будущие концлагеря, будущее бесправие, будущую абсолютизацию государственного аппарата, затхлую, управляемую непостижимыми силами жизнь многих одиночек. У него все происходило, как в кошмаре, с путаницей и непостижимостью кошмара. И одновременно с тем, как запутывался разум, прояснялся язык».
«В исправительной колонии» (1914) -характерный рассказ, раскрывающий некоторые отмеченные Брехтом особенности творчества Кафки.
В исправительной колонии, находящейся в тропиках, ученому-путешественнику демонстрируют изобретенный умершим комендантом аппарат, с помощью которого выносится приговор виновному. Офицер, совмещающий обязанности судьи и палача, придерживается правила: «Виновность всегда несомненна». А объявлять приговор бесполезно, виновный узнает его собственным телом, на котором борона пыточной машины запишет заповедь, нарушенную осужденным, причем самого тупого посетит при этом просветление мысли, после чего он будет проткнут бороной. Для ученого несправедливость судопроизводства и бесчеловечность наказания не подлежат сомнению. В колонии нет открытых приверженцев методов старого коменданта, кроме офицера, понимающего, что данный судебный порядок «близок к концу». И потому он ложится в машину, которая, с грохотом рухнув, умерщвляет его. Примечательно обличение зла, принимающего личину справедливости, уверенность, что оно рухнет. Однако изображенное лишено социальной конкретности и обретает признаки кошмара наяву, который запечатлевает логически ясный интеллект рассказчика. Взгляд на капитализм как на «состояние мира и души», как на от века и навсегда пребывающую данность связан был и с пониманием Кафкой искусства как шифра, символа, мифа. Это сближало его с экспрессионизмом и сюрреализмом. Несмотря на то что ряд его произведений был опубликован в издательстве Вольф, печатавшем произведения экспрессионистов в серии «День страшного суда», Кафка не только не принадлежал к какой-либо группировке экспрессионистов, но и скептически противостоял им, постоянно характеризуя их произведения словом «шум». При всем резком идейном различии с экспрессионистами Кафку сближала с, ними абсолютизация метафоры, указывающая на их родственность в познании мира. В рассказе-притче «Превращение» (1912) коммивояжер Грегор Замза, проснувшись однажды утром, обнаруживает, что он превратился в страшное насекомое. Замза, уволенный из фирмы, оказывается ненужным и семье, кормильцем [249] которой он был, он превратился в «паразита», уничтожение которого принесет всем лишь вздох облегчения. Кафка не только сравнивает здесь своего персонажа с вредным насекомым, он абсолютизирует это сравнение, превращая его в это насекомое. С сюрреализмом Кафку сближало изображение действительности как сна, что и было отмечено Брехтом («У него все происходило, как в кошмаре, с путаницей и непостижимостью кошмара»).
После второй мировой войны творчество Кафки стало объектом напряженной идеологической борьбы. Объявляя его магистральным путем литературы XX века, ревизионисты сделали его исходным моментом для нападок на социалистический реализм, платформой теории «реализма без берегов». А. Камю, сближая Кафку с Достоевским, признал его родоначальником литературы «абсурдизма», а западногерманские философы объявляют его художником экзистенциализма. Марксистское литературоведение, не приемля эти, а также теологические, психоаналитические интерпретации творчества и личности этого сложного и значительного писателя, вокруг которого был создан модный культ, принижающий его трагическое достоинство, объективно определяет его место в литературе XX века.
позиции, присоединяется к коммунистическому движению, вместе с писателями Австрии и Германии принимает деятельное участие в создании основ социалистической культуры. В новаторском жанре репортажа они открывают миру действительность Советского Союза - «Цари, попы, большевики» (1926), «Азия окончательно переменилась» (1932) Киша, «Прыжок в XXI столетие» (1927), «Черновики будущего» (1932) Вайскопфа. Широкую панораму отживавшего свой век анахронистического государственного образования дунайской монархии, революционных потрясений в Европе создавал Вайскопф в романах 40-50-х годов «Прощание с мирной жизнью» и «В бурном потоке». Фукс, Фюрнберг, переводчики и пропагандисты чешской поэзии внесли своей лирикой значительный вклад в развитие социалистической поэзии.
мужественный критик буржуазного общества и культуры Карл Краус (1874-1936), соединивший в себе триединство - издателя, редактора и автора журнала «Факел», выходившего с 1899 по 1936 г. Он выступал против общественных институтов, судопроизводства, законодательства, коррупции, против официальной буржуазной прессы, вскрывая ее зависимость от капитала, против беспринципного журнализма, манипуляции общественным мнением. Он вел неустанную [250] полемику с декадансом, эстетством. Непримирим он был и к фрейдистскому психоанализу, говоря, что это «болезнь духа, за чью терапию она себя принимает». Перу его принадлежали тысячи статей, глосс, маргиналий, критических обозрений. Он брал примеры из прессы, высмеивал своих противников, цитируя, комментируя и пародируя их. Отдельные его приемы брала на вооружение социалистическая печать. Его метод цитирования без комментария был высоко оценен Брехтом.
В монументальной драме К. Крауса «Последние дни человечества» (1915-1921), состоящей из двухсот с лишним сцен с пятьюстами персонажами, изображена первая мировая война, «кровавый сон тех лет, когда опереточные фигуры разыгрывали трагедию человечества» - императоры Франц-Иосиф, Вильгельм II, Гинденбург, Людендорф, офицеры генштаба и тыла, военные корреспонденты, историки и писатели-шовинисты, абоненты газет, спекулянты и прочий сброд. Зачинщикам войны противостоят солдаты, возвышающие свой голос до протеста. В пьесе отсутствует фабульное действие, от первой до последней сцены идет дискуссия. Предвосхищая документальный театр, Краус монтирует тысячи документов - передовицы, сообщения с фронтов и т. д.
Роман Роберта Музиля (1880-1942) «Человек без свойств» - одно из значительных произведений прозы XX века. В нем распад Австро-Венгерской монархии («Какании»), оцениваемый как «особенно ясный случай современного мира», предстает моделью его грядущего краха. В основе сюжета романа - вымышленная ситуация: подготовка к празднованию семидесятилетнего правления Франца-Иосифа I в пику тридцатилетнему юбилею возведения на престол Вильгельма II. По иронии истории оба юбилея падают на 1918 год, год распада Австро-Венгерской и Германской империй. Бесчисленные противоречия разъедали габсбургскую монархию: была она «по складу своему страной либеральной, но управление в ней было клерикальное. Клерикальное управление, но жили по-светски. Перед законом все граждане были равны, но в том-то и дело, что не все были гражданами...» Музиль пишет о наивной близорукой политике этого «распадающегося и безрассудного государства, пребывающего как бы вне времени», о бегстве из кризиса в войну как «самоубийстве».
Вклад в развитие реализма вносит в 20-30-е годы и Франц Верфель (1890-1945), совершающий переход от религиозно окрашенной созерцательной углубленности во внутренний мир к действенному гуманизму. Его роман «Сорок дней Муса-Даг» (1933) воспроизводит один из трагических эпизодов в истории армянского народа - сопротивление разработанному «младотурками» при поддержке германского империализма плану поголовного уничтожения армянского населения Западной Армении и Киликии. Роман был протестом против хладнокровно осуществлявшегося уничтожения не только армянского, но и любого другого народа. Восславив героические народные характеры, свободолюбивый дух народа, [251] Верфель создал произведение, проникнутое пафосом приобщения к народу, ненавистью к милитаризму и геноциду. Писатель Бранко Чопич свидетельствовал о том, что в годы войны против фашизма в Югославии партизаны читали роман Верфеля.
30-е годы он был четвертым в списке наиболее издаваемых и переводимых авторов мира. Серия эссе «Строители мира» (о Бальзаке, Диккенсе, Достоевском, Стендале, Гельдерлине, Клейсте, Ницше, Толстом, Фрейде), книги о Роллане, Мазерееле служили поставленной им цели создания духовно-культурных связей между нациями. Трехтомный цикл новелл «Цепь» (сборники «Первые переживания» - 1911, «Амок» - 1922, «Смятение чувств» - 1927), рассказы сборника «Малая хроника» (1929), роман «Нетерпение сердца» (1938) и антифашистская «Шахматная новелла» (1941) обретали общественно-критическое звучание с помощью тончайшего психологического анализа скрытых глубин человеческой души, парадоксальных характеров и ситуаций, страстно выраженного «изумительного милосердия к человеку», отмеченного М. Горьким. Р. Роллан назвал лучшие новеллы писателя «самыми проникновенными трагедиями современности», произведениями, на которых лежит «печать непреходящей человечности».
Цвейг - блестящий мастер биографического и исторического повествования: «Жозеф Фуше» (1929), «Мария Антуанетта» (1932), «Мария Стюарт» (1935), «Триумф и трагедия Эразма Роттердамского» (1935), «Кастеллио против Кальвина» (1936), «Магеллан» (1938), «Звездные часы человечества» (1927-1936), «Аме-риго» (1942). Защита гуманистических ценностей культуры и человеческого духа сочеталась с недооценкой роли народных масс, преувеличением значения выдающейся личности в историческом и культурном прогрессе, с надеждой преобразовать мир путем гуманизации отношений, якобы возможных без коренных социальных преобразований. Книги «Вчерашний мир. Воспоминания европейца» (1944), «Время и мир» (1943), «Европейское наследие» (1960), вышедшие посмертно, дают широкую панораму культурной и общественной жизни Австрии и Европы первых четырех десятилетий XX столетия.
Швейцарская литература после первой мировой войны охвачена ощущением гнетущей узости жизни в этой внешне благополучной и процветающей стране. На смену певцам швейцарской демократии приходит тип писателя-аутсайдера, открытого Г. Гессе, на смену цельной, здоровой личности - «Получеловек» (1929), как назвал героя своего романа следовавший прогрессивным тради-- циям национальной литературы Альбин Цоллингер, названием другого своего романа «Великое беспокойство» (1939) выразивший основное состояние своих мечущихся, страждущих героев. - «Достойным [252] восхищения бойцом за человечески достойный мир» был, по словам современного швейцарского писателя В. М. Диггель-мана, Якоб Бюрер - писатель-социалист, последовательный антифашист, швейцарский соратник Г. Манна, поднимавший в 30-е годы проблемы идейной и классовой борьбы (драма «Галилео Галилей», роман «В красном поле»).
принятое в 1923 году швейцарское подданство, но и более глубокая духовная общность с ее гражданскими и гуманистическими традициями, проблематикой ее литературы.
«духа», долг человека и художника перед обществом были в центре внимания писателя. В его романе «Степной волк» (1927) буржуазный мир предстает в зеркале Магического Театра с надписью «Закат Европы. Цены снижены. Все еще вне конкуренции». Сцена «Охота за автомобилями» запечатлевает апокалипсическое видение будущего, близкое к трактовке Пикассо темы войны и минотавра, как теорию мальтузианства в действии, как попытку ницшеанцев анархически подправить историю. Отражение в зеркале Магического Театра волчьей природы буржуазной цивилизации усиливается и сценой превращения человека в волка. Роман прозвучал и как предостережение против угрозы войны. Гессе дает резкую критику реакционной печати, буржуазной интеллигенции, чуждой жизни, исполненной высокомерия, национализма. Герой романа писатель Гарри Галлер стал, по его словам, «человеком без определенных занятий, без семьи, без родины, оказался вне всяких социальных групп, находясь в постоянном жестоком конфликте с общественным мнением и моралью общества». Однако писатель знает, что «жизненная сила мещанства держится на свойствах необычайно большого числа аутсайдеров, которых оно, вследствие расплывчатости и растяжимости своих идеалов, включает в себя». Жизнь в мире «бессмертных», Гете, Моцарта, кажется Галлеру выходом из духовного кризиса времени. В ритмах джаза он слышит гротескную- музыку прощания с Европой, в которой классическая эстетическая и нравственная культура обречена на смерть. Лишь в «смертном хладе мирового пространства», символизирующем одиночество гения в бюргерском мире, его вознесенность над ним, в мире духа, гуманности, юмора, примиряющего с жизнью, можно, по Гессе, преодолеть свое время, бездуховное и отчужденное от природы.
«Игра в бисер» (1943) -итог творчества Гессе - посвящен прославлению человеческого духа в «чумном, отравленном мире». Т. Манн увидел в нем параллель к «Доктору Фаустусу»- в горькой полемике с немецкой историей и историей духа в XX веке Касталия 2200 г., открытая писателем в 30-е годы нынешнего [253] века, создана писателем в духе Педагогической провинции из «Вильгельма Мейстера» Гете. Гессевская провинция духа- это реализованная идея государства ученых, мир, вознесенный над буржуазным, островок, отделенный от политической и социальной борьбы, которому угрожают извне, как и Швейцарии, над которой в годы мировой войны нависла угроза вторжения в нее немецкого фашизма, хотя «эпоха насилия», т. е. фашизм, отброшена в пережитое прошлое как нечто ничтожное и роковое. В Касталии занимаются игрой в бисер - «игрой со всеми смыслами и содержанием человеческой культуры». Здесь заняты только сохранением культурного наследия. Оскудение творческих сил, бегство от действительности в мир форм и формул характеризуют кастальскую отрешенность. Магистр Игры Кнехт пророчествует об упадке и конце Игры и уходит из Касталии в суровый мир, чтобы служить там «отдельному человеку». Трагически погибая, он оказывается победителем, ибо деятельный гуманист - слуга людям, жертвующий собой.
Развитие литератур на итальянском и ретороманском языках в период 1917-1945 годов отмечено отдельными достижениями, не выходящими за пределы данных языковых регионов страны. Из франкоязычных писателей Швейцарии достоин внимания писатель-коммунист Поль Низан (1905-1940), автор романов «Троянский конь» (1935), «Заговор» (1938), «Жизнь Антуана Б.» (1939)-о политических и социальных событиях современности. Художественную силу писателя Л. Арагон сравнивал с мощью Г. Курбе. Низан - писатель, внесший вклад в революционную литературу, которая, по его словам, должна изменить мир и жизнь.