Приглашаем посетить сайт

История всемирной литературы (рубеж XIX и ХХ веков).
Павлова Н. С., Юрьева Л. М. :Томас Манн

ТОМАС МАНН

Томас Манн (1875—1955) также остро ощутил нравственную ущербность буржуазного прогресса. Он прожил жизнь, все повороты которой были тесно связаны с немецкой историей. Даже разорение торговой фирмы отца, представителя старого, уважаемого бюргерского рода, он с основанием воспринял как характерное явление времени, принесшего с собой иные нравы. Кончив Высшую техническую школу в Мюнхене, Манн после нескольких лет службы в страховом обществе смог всецело посвятить себя писательской деятельности. Его первый рассказ был опубликован в 1894 г.

В отличие от брата Генриха Томас Манн был предан вплоть до начала 20-х годов идее консерватизма и патриархальности, способных, по его тогдашним убеждениям, охранить страну от нравственной порчи. В 1914 году он среди многих других немецких писателей выступил сторонником развязанной Германией мировой войны.

Дальнейшее развитие Томаса Манна привело его к демократии и антифашизму. Всемирно известный писатель, лауреат Нобелевской премии 1929 г., он расстался с Германией, когда к власти пришел Гитлер. Жил эмигрантом сначала в Швейцарии, потом в США. После разгрома фашизма Манн приезжал в оба немецких государства лишь ненадолго. Он умер в Швейцарии.

тип интеллектуального романа. Однако интеллектуализм сочетался в его творчестве с художественной пластичностью.

Широкую известность как в Германии, так и за ее пределами принес Т. Манну роман «Будденброки. История гибели одного семейства» (1901). Написанный в форме семейной хроники, роман вобрал в себя большое социально-историческое содержание, обнаружив тяготение романиста к эпической форме. Судьба рода Будденброков под пером художника приобрела обобщенный смысл. Впоследствии Т. Манн отметил, что на него «произвело особенно глубокое впечатление осознание истины, что художественное обобщение, казалось бы, специфически местных обстоятельств могло явиться обобщением не только немецких, но и международных форм жизни».

Роман автобиографичен. Т. Манн внимательно анализировал прошлое своего рода. Но в в нем запечатлено и движение самой истории, смена патриархально-бюргерского уклада новейшими формами жизни, характерными для эпохи империализма. Фирма Будденброков приходит в упадок и терпит поражение в борьбе с более ловкими и беззастенчивыми дельцами. Роман, повествующий о гибели одного семейства, рассказал о крахе патриархальной бюргерской добропорядочности, о бесчеловечности воцарявшегося империализма, о глубоком кризисе и смене эпох.

Четыре поколения Будденброков, выведенные в произведении, олицетворяют разные исторические ипостаси бюргерства. Автор редко касается исторических событий как таковых, но в судьбах героев, через их мироощущение просвечивает время.

Понятие «бюргер» для Т. Манна имело емкий смысл, впоследствии раскрытый им в статьях «Любек как форма духовной жизни» (1926), «Гёте как представитель бюргерской эпохи» (1932) и др. В этом понятии для него объединились гражданственность, ответственность, долг, честность, труд, верность добрым традициям. Однако художник с горечью вынужден констатировать историческую обреченность бюргерства. А в прошедшей через все его творчество антиномии «бюргер — художник» раскрывал духовную ограниченность бюргерства. Все наиболее интеллектуальные, одаренные, тонкие его герои неизбежно оказываются чуждыми благопристойной бюргерской среде.

Будденброк, человек солидный и уравновешенный, неплохо ведет дела, но как личность менее масштабен. После революции 1848 г. он не столь уж уверен в незыблемости традиционных устоев. Для представителей третьего поколения Томаса и Кристиана фирма становится чем-то внутренне чуждым. В них развивается склонность к рефлексии — явление необычное в роду Будденброков. Сенатор Томас Будденброк сохраняет видимость спокойствия. Но внутренне он устал и надломлен. От окружающих и от самого себя он старается скрыть упадок фирмы. Ганно — единственный представитель четвертого поколения, сын Томаса, сам проводит черту под своим именем в фамильной книге в знак того, что после него род прекратит свое существование. У мальчика слабое здоровье, но он одарен музыкально. Жизнь внушает ему ужас и отвращение.

Многое сближает «Будденброков» Томаса Манна с «Сагой о Форсайтах» Голсуорси, «Семьей Тибо» Мартен дю Гара, «Делом Артамоновых» Горького. Эти «семейные романы» поднимаются до уровня романов об эпохе, обозначив особую тенденцию в реализме XX в.

Понижение роли фабулы, перевес психологии над действием, особая значимость обобщающе-символических деталей, сложная система устойчивых лейтмотивов, служащих целям портретной и психологической характеристики, — все эти и многие другие особенности поэтики «Будденброков» образуют в совокупности нерасторжимый сплав. Для писателя характерна эпическая неторопливость и даже известная замедленность действия, плавность и обстоятельность описания. Этими своими чертами Т. Манн продолжает реалистические традиции XIX в., классической русской литературы, о которой он с благодарностью писал на протяжении всей жизни, особенно выделяя Толстого, а вслед за ним Тургенева, Достоевского, Чехова. «Чтение этих великих русских эпиков XIX столетия, — замечал он, — явилось главным элементом в моем литературном образовании и осталось им и сегодня. Когда я в возрасте около двадцати трех лет писал „Будденброков“ — эпическое предприятие, превосходившее мои молодые силы, от которого я временами хотел отказаться, — именно каждодневное чтение Толстого придавало мне силы для того, чтобы продолжить работу над тяжелым романом». Широкая эпичность романов Толстого, их мощь — вот то, что прежде всего вдохновляло Т. Манна. Однако в первом романе писателя и в его новеллах этого времени по-своему претворялись и новейшие веяния.

В позднейших своих произведениях Манн редко достигал той импрессионистической свежести и непосредственности, которая отличает «Будденброки» и ранние его новеллы. Читатель «Будденброков» живо чувствует атмосферу старого бюргерского дома, а в новелле «Тонио Крегер» — ганзейского города Любека, с теснящимися домами, средневековыми башнями, массивами церквей и сырым, неослабевающим ветром, несущим запах моря.

Непосредственность не исключала интеллектуализма. Уже в раннем творчестве писателя наметилось устойчивое стремление варьировать и развивать, углублять от произведения к произведению родственные темы, конфликты и антитезы. Противоречие между действительностью, обществом и талантом, духом, искусством; между «нормальной», «здоровой» жизнью и душевной тонкостью, одухотворенностью, «болезнью»; между бюргером и художником, между этикой и эстетикой, красотой и нравственностью; между жизнью и смертью — все эти противопоставления повторяются Т. Манном неоднократно, причем писатель не дает абсолютного преимущества ни одной из сторон.

«произведениями о художниках». От ранних новелл, от романов «Будденброки» и «Королевское высочество», от единственной у Манна пьесы «Фьоренца» (1906) и вплоть до позднего романа «Доктор Фаустус» (1947) у писателя не ослабевает интерес к взаимоотношениям художника и жизни. Проблема не сводится к ответственности литературы перед обществом. Характерно само разделение жизни и тоскующего по ней художника — тема, органичная не только для Томаса Манна, но и для многих произведений немецкой литературы разных эпох.

Исследователи неоднократно подчеркивали автобиографический смысл данной проблемы для писателя. Это предположение не лишено оснований. В определенной степени автобиографический характер носит новелла «Тонио Крегер» (1903). Тонио Крегер — писатель, страдающий от одиночества и раздвоенности, охваченный тоской по миру простой жизни («блаженство обыденности»), хотя острым взглядом художника он распознает всю ограниченность тех, к кому тянется всем сердцем. Выведенная в новелле русская художница Лизавета Ивановна, друг Тонио Крегера, называет его «заблудившимся бюргером», раскрывая противоречие его души. И все-таки Тонио Крегер прежде всего художник, как художник и Ганно Будденброк, не успевший реализовать свой большой музыкальный дар.

Если в «Тонио Крегере» симпатии автора на стороне художника, творчества и духа, то в других его произведениях того времени проблема рассматривается с иной стороны. Писатель Детлеф Шпинель, герой новеллы «Тристан», личность глубоко сомнительная. Сомнительны и его литературная работа, и его отношения с женой коммерсанта Клетериана, приведшие прекрасную женщину к гибели.

В драме «Фьоренца», действие которой относится к эпохе Возрождения, возникает сходная проблема. Поборник гедонистического мировоззрения меценат Лоренцо Медичи, прозванный Великолепным, и аскет монах Савонарола, противопоставляющий красоте дух, совесть, долг, стремятся к власти над Флоренцией. Савонарола одерживает победу, но в пьесе содержится и предостережение: дух, стремящийся к власти, теряет свою высоту; и предсказание его собственной близкой гибели: разум и дух бессильны без союза с жизнью.

Уже в раннем творчестве Т. Манна большую роль играет ирония, своеобразно им понимаемая. Ирония писателя рождена объективной противоречивостью реального мира и направлена на обе стороны противоречий. В такой авторской позиции есть своего рода релятивизм, интеллектуальная игра. Т. Манн далек от того, чтобы, подобно романтикам, видеть в иронии способ свободного воспарения над низменной действительностью. Ирония понимается им как пафос «середины». Иронично уже противопоставление «бюргер — художник». Художник — «заблудившийся бюргер» одновременно и тянется к своему окружению, и отталкивается от него. Презрение и зависть, превосходство и чувство собственной неполноценности весьма своеобразно сочетаются в таком персонаже.

«Волшебная гора», Т. Манн пояснит свое понимание «середины», определив ее как «героический труд овладения противоречиями», как задачу сохранения ясности, твердости, стойкости при трезвом сознании противоречий в собственной душе и в мире.

Но противопоставление художника и жизни, высокой духовности и действительности давало Т. Манну и другие художественные возможности.

В раннем творчестве Т. Манна зрелый его реализм полнее всего предвосхищает новелла «Смерть в Венеции» (1912). Именно в этой новелле всего заметней, как взаимоотношения художника и жизни начинают значить гораздо больше того, что в них, казалось бы, содержится. Пара противостоящих друг другу и в то же время связанных понятий «искусство» — «жизнь», так же как и многие другие постоянно возникающие под пером писателя противопоставления: порядок — хаос, разум — неуправляемая стихия страстей, здоровье — болезнь, многократно высвеченные с разных сторон, в обилии своих возможных положительных и отрицательных значений образуют в конце концов плотно сплетенную сеть из разнозаряженных образов и понятий, которая «ловит» в себя гораздо больше действительности, чем это выражено в сюжете. Технику манновского письма, впервые оформившуюся в «Смерти в Венеции», а затем виртуозно им разработанную в романах «Волшебная гора» и «Доктор Фаустус», можно определить как письмо вторым слоем, поверх написанного, на грунтовке сюжета. Только при поверхностном чтении можно воспринять «Смерть в Венеции» просто как историю о престарелом писателе, внезапно охваченном страстью к прекрасному Тадзио. Эта история значит еще и гораздо больше. «Не могу забыть чувства удовлетворения, чтобы не сказать — счастья, — написал Томас Манн через много лет после выхода в свет в 1912 г. этой новеллы, — которое порой охватывало меня тогда во время писания. Все вдруг сходилось, все сцеплялось, и кристалл был чист».

Главный герой новеллы, писатель Густав Ашенбах, — человек внутренне опустошенный, но каждодневно усилием воли и самодисциплиной побуждающий себя к упорному, кропотливому труду. Выдержка и самообладание Ашенбаха делают его похожим на Томаса Будденброка. Однако его стоицизм, лишенный нравственной опоры, обнаруживает свою несостоятельность. В Венеции писатель попадает под неодолимую власть унизительной противоестественной страсти. Внутренний распад прорывает непрочную оболочку выдержки и добропорядочности. Но тема распада и хаоса связана не только с главным героем новеллы. В Венеции вспыхивает холера. Над городом висит сладковатый запах гниения. Неподвижные очертания прекрасных дворцов и соборов скрывают заразу, болезнь и гибель. В такого рода «тематичности» картин и деталей, гравировке «по уже написанному» Т. Манн достиг уникального, изощренного мастерства.

Фигура художника оказывается незаменимым фокусом, способным свести к единству процессы внутренние и внешние. Смерть в Венеции — это не только смерть Ашенбаха, это разгул смерти, означающий и катастрофичность всей европейской действительности накануне первой мировой войны. Недаром в первой фразе новеллы говорится о «19.. годе, который в течение столь долгих месяцев грозным оком взирал на наш континент...».

«Будденброками» Т. Манн создал второй роман — «Королевское высочество» (1909), произведение условное и полусказочное. Писатель изобразил некое немецкое герцогство, сохранившее почти немыслимую патриархальность. Приметы XX в. — техника, всесилие индустриальных магнатов, манипулирующая общественным мнением пресса — накладываются на ветхую, почти потерявшую реальность систему. Герцогство находится в полном упадке. Писатель неистощим в описаниях его оскудения, «пышной мишуры и облезлого великолепия».

Образ принца Клауса-Генриха сродни манновским образам художников. Вся его жизнь подчинена самоотверженному умению владеть собой, означающему, однако, в этом романе механическое исполнение ритуала. Спасение обнищавшего герцогства неожиданно приходит благодаря браку принца и дочери американского миллиардера. Сказочная легкость решения — показатель «невсамделишности» такого выхода.

Тонкая грустная ирония окутывает все повествование: судьбы опереточного герцогства были для автора хрупкой основой, по которой, как и в «Смерти в Венеции», были прочерчены некие важнейшие в его глазах проблемы. В «Королевском высочестве» еще раз выявилось свойственное с тех пор Т. Манну желание видеть в описываемом, несмотря на всю его пластическую убедительность, еще и фундамент, на котором воздвигается невидимая читателю, но угадываемая им реальность — реальность больших исторических процессов.

Роман «Королевское высочество» подвергся нападкам реакционной критики, усмотревшей в этом произведении сатиру на германскую империю. Т. Манн выступил со статьей, в которой, полемизируя с неким немецким владетельным князем, утверждал право художника на поэтический вымысел, говорил об «аллегорическом одеянии» своего творения. В статье было сказано, что истинным предметом изображения является не маленькое немецкое герцогство, а предметы более крупные. По существу, Т. Манн уже тут объяснил одну из сторон своей техники двуслойного письма, которой предстояло развиться в будущем.

Теоретические и публицистические статьи составляют значительную часть его творчества. Концептуальный характер имеет статья «Бильзе и я» (1906). Внешним поводом для ее написания явились упреки жителей Любека, которым не понравилось, что некоторые образы «Будденброков» были слеплены с реальных лиц. Отметая плоские обвинения в копировании, Т. Манн провозглашает право на «субъективное углубление действительности». Впоследствии он назвал это свое эссе «полемическим исследованием о взаимоотношениях сочинителя и действительности».

«Опыт о театре», 1908). По сути, речь шла об обогащении возможностей реализма.

достигала разных по своей значительности художественных результатов и степени постижения действительности. Можно отметить, однако, и некоторые общие сдвиги, совершившиеся в ней за данный период.

Литература усомнилась в устойчивости существующего политического, социального, нравственного порядка. Она предчувствовала приближение катастрофических потрясений. Начиная с 90-х годов, она упорно показывала неустойчивость человека и лабильность его сознания. Для писателей разных направлений было характерно обостренное внимание к скрытому от глаз, тайному, бессознательному.

В литературе этого времени жизнь часто представлена камерно. Однако не менее характерно нарастание интереса к всеобщему. Человек вообще, множество запечатлены в поэзии экспрессионистов (особенно в годы войны). Множество, массы людей действуют и в романе молодого Альфреда Деблина («Три прыжка Ван Луна», 1915), в недалеком будущем одного из создателей реалистического немецкого романа XX в. Но и там, где писатели сосредоточены на событиях как будто бы частных, за ними все явственнее проглядывает общее. Формируются новые художественные отношения между явлением и сущностью, конкретностью и разными способами выявленной закономерностью.

Немецкая литература этого времени, а особенно в следующие десятилетия, выделяется на фоне других литератур своей особой склонностью к философичности как форме постижения жизни.