Приглашаем посетить сайт

Гиленсон Б.А.: История зарубежной литературы конца XIX - начала XX века. Практикум
Поль Верлен. Произведения.

Поль Верлен.

Произведения.

***

И месяц белый
В лесу горит,
И зов несмелый
С ветвей летит,
Нас достигая...

О, дорогая!

Там пруд сверкает -
(Зеркальность вод!)
Он отражает
Весь хоровод
Кустов прибрежных...

Час сказок нежных.

Глубокий, полный
Покой и мир
Струит, как волны,
К земле эфир,
Весь огнецветный...

О, миг заветный!

***

Гул полных кабаков; грязь улицы; каштана
Лысеющего лист, увядший слишком рано;
Железа и людей скрежещущий хаос, —
Громадный омнибус, меж четырех колес
Сидящий плохо, взор, то алый, то зеленый,
Вращающий кругом; рабочий утомленный,
Городовому в нос пускающий свой дым
Из трубки; с крыш капель; неверный по сырым
Каменьям шаг; асфальт испорченный; по краю
Потоки грязные; — и это — путь мой к раю!

(Из книги «Добрая песня»; перевод В. Я. Брюсова)

***

И в сердце растрава,
И дождик с утра.
Откуда бы, право,
Такая хандра?

О дождик желанный,
Твой шорох — предлог
Душе бесталанной
Всплакнуть под шумок

Откуда ж кручина

Хандра без причины
И ни от чего.

Хандра ниоткуда,
На то и хандра,
Когда не от худа
И не от добра.

(Из книги «Романсы без слов»; перевод Б. Л. Пастернака)

***

Средь необозримо
Унылой равнины
Снежинки от глины
Едва отличимы.

То выглянет бледно
Под тусклой латунью,
То канет бесследно
Во мглу новолунье.

Обрывками дыма
Со стертою гранью
Деревья в тумане
Проносятся мимо.

То выглянет бледно

То канет бесследно
Во мглу новолунье.

Худые вороны
И злые волчицы,
На что вам и льститься
Зимой разъяренной?

Средь необозримо
Унылой равнины
Снежинки от глины
Едва отличимы.

(Перевод Б. Л. Пастернака)

Искусство поэзии

За музыкою только дело.
Итак, не размеряй пути.
Почти бесплотность предпочти
Всему, что слишком плоть и тело.

Не церемонься с языком
И торной не ходи дорожкой.
Всех лучше песни, где немножко
И точность точно под хмельком.


Так зыблет полдни южный зной,
Так осень небосвод ночной
Вызвезживает как попало.

Всего милее полутон.
Не полный тон, но лишь полтона
Лишь он венчает по закону
Мечту с мечтою, альт, басон.

Нет ничего острот коварней
И смеха ради шутовства:
Слезами плачет синева
От чесноку такой поварни.


Хребет риторике сверни.
О, если б в бунте против правил
Ты рифмам совести прибавил!
Не ты, — куда зайдут они?

Кто смерит вред от их подрыва?
Какой глухой или дикарь
Всучил нам побрякушек ларь
И весь их пустозвон фальшивый?

Так музыки же вновь и вновь!

Блеснут в дали преображенной
Другое небо и любовь.

Пускай он выболтает сдуру
Все, что впотьмах, чудотворя,
Наворожит ему заря...
Все прочее — литература.

(Перевод Б. Л. Пастернака)

Томление

Я — римский мир периода упадка,

Акростихи слагают в забытьи
Уже, как вечер, сдавшего порядка.

Душе со скуки нестерпимо гадко,
А говорят, на рубежах бои.

О, не хотеть прожечь их без остатка!

О, не хотеть, о, не уметь уйти!
Все выпито! Что тут, Батилл, смешного?
Все выпито, все съедено! Ни слова!



Лишь грусть без объясненья и предела.

(Перевод Б. Л. Пастернака)

П. Верлен о своем творчестве

«Я тотчас же прочел статью, которую вы мне посвящаете под заголовком "Буало-Верлен" в вашем предпоследнем номере. <...>

Но позвольте мне, не переставая приносить вам поздравления за столь успешную защиту подлинных прав подлинной французской Поэзии: ясность, хорошую рифму и заботу о Гармонии, — все же защитить в нескольких словах кажущийся парадокс, в форме которого я попытался выразить свою реакцию на злоупотребление, порою невольное, слишком богатой Рифмой.

Для начала вы отметите, что стихотворение, о котором идет речь, хорошо рифмовано. Я более всего ставлю себе в заслугу то, что, будучи самым скромным из "парнасцев", о которых так спорят сегодня, я никогда не отрицал необходимости Рифмы во французском стихе, который дополняется ею наилучшим образом за неимением греческого, латинского, немецкого и даже английского размера.

Но раз вы на меня надеваете парик (впрочем, весьма симпатичный) Буало, этого отличного версификатора, — я говорю, что хочу не оказаться под гнетом игры слов и каламбуров, которые столь изысканны в "Акробатических одах", но от которых мой дорогой учитель Теодор де Банвиль охотно отказывается в своих изумительных, чисто лирических стихотворениях. <...>» (Из письма Ш. Морису, 15 декабря 1882 г.; перевод В. А. Лукова.)