Т. Манн о литературе
«<...> Кажется бесспорным, что дар изобретательства, даже художественного, ни в коей мере не может служить критерием поэтического призвания. Более того, нам кажется, что этот дар имеет лишь подчиненное значение; крупные и великие писатели часто относились к нему едва ли не с презрением, — во всяком случае, они легко без него обходились.
Одухотворение... Вот оно, это прекрасное слово. Поэта рождает не дар изобретательства, а иное — дар одухотворения. Наполняет ли он своим дыханием заимствованный рассказ или кусок живой действительности — именно это одухотворение, одушевление, наполнение материала тем, что составляет сущность поэта, делает этот материал собственностью художника, на которую, по глубочайшему его убеждению, никто не имеет права посягать. Совершенно очевидно, что это может и должно привести к конфликту с достопочтенной действительностью, которая высоко ценит самое себя и ни в коем случае не желает быть скомпрометированной одухотворением.
определенной степени отождествляет себя со своими персонажами. Все образы поэтического произведения — пусть они даже противопоставлены друг другу как враждебные силы — представляют собой эманацию поэтического "я"». (Из статьи «Бильзе и я», 1906; перевод С. К. Апта.)