Критика об О. Уайльде
«... Для Уайльда уже давно не было секретом, что дэндизм заключает в себе начала конфликтующие, чуть ли не полярные.
Он размышлял об этом, работая над своим единственным романом, напечатанным в журнале летом 1890 года, тут же переделанным и принявшим тот вид, в котором "Портрет Дориана Грея" вот уже без малого столетие знаком каждому почитателю английской прозы... <...>
при всей своей кажущейся прозрачности обладает емкостью не меньшей, чем, например, символ шагреневой кожи у Бальзака, постоянно о себе напоминающий читателям "Дориана Грея". Разумеется, это лишь наиболее очевидная литературная параллель, есть и другие — Фауст в первую очередь. <...>
"глубоко эгоистической мысли", которая побуждала обладателей шагреневой кожи Рафаэля де Валантена мечтать о миллионе, дарующем власть над людьми. И при всех совпадениях с трагедией Гёте — вплоть до фабульных — "Дориан Грей" остается произведением совершенно самостоятельным. Таким, какое, наверное, могло явиться лишь в атмосфере "конца века".
Эгоизм Дориана (как и лорда Генри) — качество особого рода, это эгоизм эстетов. Разумеется, они более или менее ясно представляют себе реальную жизнь, но не желают с нею считаться. Они восстают против нее своим культом юности, утонченности, художественного вкуса, точно бы все это способно было заменить нравственное чувство. И оба не хотят признать, что познание — это причастность к реальному миру, где каждый поступок неизбежно обладает своим этическим значением. Убийство художника остается убийством, а вина за гибель Сибилы остается виною, как бы — с помощью лорда Генри — ни пытался Дориан доказать самому себе, будто этими действиями он лишь оберегал прекрасное от посягательств грубой обыденности.
В герое романа, конечно, немало от его создателя. Но Уайльду — в отличие от Дориана и лорда Генри — ясно, что "искусственный рай", о котором они мечтают, и невозможен, и ненужен. Вот откуда начинается полемика писателя со своими центральными персонажами. Они оба могли бы повторить афоризм Уайльда из программного его эссе "Критик как художник", где сказано, что "цель жизни состоит не в деянии, а в бытии", могли бы сделать этот парадокс своим девизом.
"И не просто в бытии, а в становлении". Для Уайльда человек погружен в поток реальной жизни, зависим от нее и меняется вместе с нею, совершая духовный выбор и принимая ответственность за него. Однако этой вот зависимости от реального — и ответственности перед живой жизнью — как раз и не хотят оба его героя. Словно бы и впрямь можно вечно оставаться юным, не зная становления со всеми его муками, словно Время действительно можно остановить.
Крушение, к которому приходит Дориан, для Уайльда неотвратимо — как крушение человека, пытавшегося заменить реальность грезой и не оглядывавшегося на естественные, гуманные нормы. Портрет должен был служить воплощением нетленной и застывшей красоты, а сделался зеркалом становления, которого Дориан старался, но не мог избежать. И в конечном итоге от его этического выбора зависело, каким окажется становление и к чему оно приведет.
"всякое искусство совершенно бесполезно". Он спорил с теми, кто требовал от художника скучной дидактики, отвергая произведение, если в нем не обнаруживалось ходячих прописей. Но к этому дело не сводилось.
Для Уайльда искусство лежало вне морали и "полезностей" в том смысле, что своей глубиной, своим совершенством оно создает высший этический образец, налагающий серьезнейшую обязанность на каждого, кто служит или хотя бы поклоняется ему. Банкротство Дориана Грея было крушением индивидуалиста, а для Уайльда оно явилось и платой за отступничество от эстетического идеала, предстающего как союз красоты и правды. Одно мертво без другого — роман Уайльда говорил именно об этом, хотя первые критики "Дориана Грея" усмотрели в нем панегирик аморализму». (Из предисловия А. М. Зверева «Портрет Оскара Уайльда» к книге: Уайльд О. Избранное. — М., 1986.)