Критика о романе Т. Драйзера «Сестра Керри»
«... Драйзер в истории Керри подспудно развивает мысль, согласно которой приверженность тому, что он назвал бы "материальным" успехом, способна поглотить все прочие аспекты жизни, первым признаком такого успеха, как было замечено, явилась одежда Друэ. Далее процесс развивается по нарастающей: после первых трудностей в Чикаго Керри вновь встречает Друэ, который приглашает ее пообедать и снабжает деньгами. Когда ее пальцы касаются "мягких великолепных зеленых десятидолларовых купюр" (отметим способ описания, который придает символам, то есть купюрам, внутреннее очарование), она вдруг ощущает, что ей нравится Друэ и что он будет и дальше нравиться ей. И он действительно продолжает ей нравиться, пока она не встречает Герствуда, открывающего ей глаза на новые горизонты. Но Герствуду, как и Друэ, свойственна холодность, механистичность в интимных отношениях.
Характерно описание чувств Керри, когда она выходит замуж за Герствуда. "Она не пылала страстью к этому человеку, но его близость и само стечение обстоятельств пробудили в ней некоторое подобие чувства". Это один из моментов величайшей точности драйзеровского художественного языка: "стечение обстоятельств", "близость", "некоторое подобие" — можно ли сказать лучше, лаконичнее? Здесь стоит вспомнить, как на склоне лет Драйзер, после собственной многолетней борьбы за успех и вынужденной неразборчивости в связях, мог сказать, что никогда не любил никого, кроме, быть может, матери; что он любил женщин чисто умозрительно, то есть видел в них "механизм" наслаждений, а не личность. По свидетельству современников, быть может, ошибочному, Флобер сказал о своей известной героине: "Мадам Бовари — это я"; так и Драйзер, солдат удачи, не способный на любовь, мог бы сказать: "Каролина Мибер — это я". Она стоит первой в ряду персонажей — теневых отражений его собственной личности — о которых он писал; в ряду образов, воплотивших его мечты и борьбу и в то же время вынесших скальпельный холод его психологического анализа и пострадавших от возмездия за нарушение закона, которое сам Драйзер допустил по отношению к своему тайному и неисправимому нравственному чувству. История Керри свидетельствует о том, что чувства физического влечения, любви и привязанности не в силах одержать верх над холодной механистичностью сил в борьбе за успех; но в романе присутствуют и другие чувства." пафос жизни, желания, и невозможность обладать желаемым, и медленная, нарастающая мука поражения. Закат Герствуда — одна из величайших сюжетных линий в американской прозе — отражает глубокую авторскую заинтересованность. Словно Драйзер, начинающий молодой журналист, изведавший вкус успеха, сам одержим страхом поражения и в силу своей нервической натуры стремится искупить успех путем осмысления всех этапов поражения и тем самым заплатить вперед за грядущий успех.
— как это часто случается и как это ни парадоксально — критика успеха, даже его отрицание, убеждение в том, что удача приносит одновременно опустошение и неудовлетворенность, неясное сознание того, что успех ищут столь отчаянно, чтобы компенсировать какую-то чудовищную обездоленность или непоправимое поражение, но никакой успех не способен, в конце концов, заменить то, в чем человеку отказано...
— Я воплощение второго, и этот контраст составляет два композиционных полюса сюжета. Если Герствуд обречен на поражение, то Керри обречена на успех, и в финале мы видим ее в одной из комнат Уолдорфа: "О Керри, Керри! О, слепые влечения человеческого сердца! "Вперед, вперед!" — твердит оно, стремясь туда, куда ведет его красота. В своей качалке у окна ты будешь мечтать о таком счастье, какого тебе никогда не изведать!" 'У Керри есть все и одновременно нет ничего, и качалка — это движение на месте, жизнь, проведенная в пустом повторении, гипнотический сон, не приносящий облегчения, прекрасный образ успеха, который "никуда не приводит". Таков пафос, связанный с успехом; а сидеть часами, раскачиваясь в качалке, было одной из любимых привычек самого Драйзера — сидеть, раскачиваясь, складывая и разворачивая носовой платок. Успех и катастрофа, успех и поражение — они могут оказаться обратимыми категориями в логике жизни». (Из книги американского писателя Р. П. Уоррена «Дань Теодору Драйзеру», 1971; перевод А. Ващенко.)