Г Манн о пьесе А. М. Горького «На дне»
«Сила Горького очевидна, ибо его произведения не стареют. И все же не часто увидишь, что пьеса спустя четверть века приобретает значение, какого она не имела при выходе в свет.
Около тридцати лет назад пьеса "На дне" явилась как образец натуралистической драмы. Это был итог тщательного изучения совсем особой среды, о существовании которой буржуазное общество того времени даже и не подозревало. Здесь мера человеческого страдания превзошла все то, что изображалось в других пьесах. Власть страдания поистине беспредельна. Одни лишь безнадежно разбитые жизни, одни умирающие, преступники и нищие, одни несчастные, погрязшие в пороке, и все они загнаны в жалкую ночлежку, где хозяйничает чета алчных негодяев.
исключительное социальное чутье, какое только может явить литература. Драматург Горький сумел провидеть грядущие события и открыть их истоки. И если в нашей памяти остаются выраженные устами Луки положения ницшеанского индивидуализма, то этим мы обязаны не идеям мыслителя, а интуиции художника. <...>
Таков Горький — шестидесятилетний писатель, уединившийся в Сорренто, властитель дум молодежи поднимающихся классов. Он вправе этим гордиться. Своим творчеством он, как Золя, ввел в литературу пролетариат, который читает и понимает Горького. Он может быть счастлив». (Из статьи «Горький. На дне», 1932; перевод С. Фридлянд.)