Т. Драйзер о Ф. М. Достоевском
«Только что закончил читать Вашу статью, в которой Вы даете новую оценку Достоевскому, его "Братьям Карамазовым", "Преступлению и наказанию", а также духовному миру и социальным взглядам этого писателя в целом. Это глубокая и убедительная работа, в которой дано самое полное толкование Достоевского, какое я когда-либо читал. Для меня Достоевский, как и его мировоззрение в целом, — великолепное воплощение русского характера. Одну его книгу я ценю особенно высоко, это "Идиот". Хорошо бы сделать из этого романа пьесу. "Бедные люди" произвели на меня очень сильное впечатление в двадцатилетнем возрасте. Не сомневаюсь, что и сейчас я испытал бы те же чувства. Спасибо, что прислали мне свои статьи. Обязательно сделайте из них книгу. Вы истинный и выдающийся критик, один из немногих. Пришлите мне еще что-нибудь из своих блестящих работ». (Из письма писателю Дж. Фаррелу, 1944; перевод Б. А. Гиленсона.)
«<...> Как Вы заметили, Менкен, я человек с пристрастиями. Я родился бедняком. Однажды в течение ноября и декабря я вообще оказался без обуви. Я видел, как моя любимая мать страдала от нужды, видел на ее натруженных руках следы забот и горя. И по этой причине, несмотря ни на что, я за такую социальную систему, которая может и хочет, чтобы лучше жилось ее согражданам, тем, кто пусть робко, но стремится помочь себе, но кого, тем не менее, сокрушает с помощью надувательства банда самодовольных тупиц. <...>
— такой, какой я видел ее в 1927— 1928 годах в России, — то я за нее совершенно открыто. В итоге я проникся глубоким уважением и по-прежнему питаю его к великому народу, который, насколько я мог наблюдать, желает, чтобы человечество развивалось на новой основе, о которой оно никогда не знало ранее, чтобы люди не умирали от голода и не превращались в рабов. И ту любовь, которую я почувствовал к ним тогда, то страстное восхищение, которое родилось во мне и сохранилось по всей день, я испытываю также по отношению к их писателям, художникам, музыкантам — с тех самых пор, как я познакомился с их изумительными шедеврами. Если Вы желаете узнать мою оценку, назовите мне хотя бы одного Чехова, Достоевского, Толстого, Мусоргского во всей истории американского искусства с того времени, как оно стало выразителем американской действительности, и я умолкну в почтительном восхищении — но я не знаю равных им». (Из письма критику Г. Менкену, 1944; перевод Б. А. Гиленсона.)