Глава вторая
СОЦИАЛЬНО-ФИЛОСОФСКОЕ НАПРАВЛЕНИЕ В РЕАЛИЗМЕ
НА РУБЕЖЕ XIX-XX ВЕКОВ
Характеризуя психологическое направление в реализме конца XIX и начала XX в., мы говорили о нем как о реакции на натурализм и устанавливали, что взгляд писателей этого направления устремляется главным образом в глубь человеческой души. В отличие от них, другие писатели-реалисты этого периода, так же отталкиваясь от натурализма, вглядываются уже не в душевные глубины, а сосредоточивают свое внимание на внутренних закономерностях объективного мира, который их окружает. Преимущественно философская и остро социальная проблематика их произведений дает нам основание назвать это направление социально- философским. В западноевропейском реалистическом искусстве происходит, таким образом, известное расщепление, утрачивается та цельность и полнота в отражении действительности, которыми обладал русский реалистический роман: ведь «Война и мир» или «Преступление и наказание» не только несли в себе глубочайшие психологические открытия, но и ставили и решали серьезнейшие философские проблемы. Тем не менее, по сравнению с натурализмом да и с классическим реализмом Бальзака и Стендаля, этот новый этап западноевропейского реализма был, как мы увидим в дальнейшем, немалым сдвигом в мировом литературном процессе.
достигают своего апогея, становятся полностью обозримы и подвергаются критическому осмыслению и переоценке лучшими умами человечества уже не только в частностях, но и в самых своих основах.
Так было, например, в XVIII в., на исходе феодализма, который подвергся яростной атаке целого отряда философов-просветителей, выступивших против средневекового мракобесия с позиций чистого разума. И не случайно в конце XIX и начале XX в., когда под вопрос встали судьбы буржуазной цивилизации, идеи великих сатириков — Вольтера и Свифта — снова «заиграли» в произведениях Анатоля Франса, Бернарда Шоу и Герберта Уэллса.
Вряд ли нужно доказывать преемстшешность традиций просветительского реализма в творчестве названных корифеев мировой литературы. Об этом говорится во всех посвященных им исследованиях. XVIII век, как известно, лежит в основе куаньяровского цикла Анатоля Франса; прямое влияние философской повести Вольтера ощущается не только в таких шедеврах, как «Харчевня королевы «Гусиные лапки», «Остров пингвинов» и «Восстание ангелов», но и во множестве других его, менее значительных произведений. Рассуждая о Франсе в своих «Литературных портретах», Жюль Леметр недаром заметил, что полемика, которую Франс вел с Брюнетьером в 1889 г., защищая права свободного критического разума, разбудила в нем «весь XVIII век, который жил у него в крови». И А. В.Луначарский считает, что в своей фантастике Франс является «прямым потомком Вольтера».
Что касается Бернарда Шоу, то сам он в одной из своих статей определял свой стиль, как «стиль XVIII века». И Луначарский в предисловии к книге Шоу «Чернокожая девушка в поисках бога» справедливо говорит о «вольтерьянстве» этого произведения: «Оно вольтерьянское по самой своей форме, по своей юркой и сверкающей веселости, по своей «кусательности», по своей неожиданности, по своей забавно гримасничающей грации»1.
Не менее близок XVIII век и Уэллсу, многие романы которого навеяны путешествием свифтовского Гулливера и, так же как последние, наполнены фантастическими образами, в которых раскрываются важнейшие социально-политические явления его времени («Я с молодости глубоко восхищался Свифтом и пронес это восхищение через всю жизнь. Это можно понять по многим моим произведениям, но прежде всего по моему предрасположению отражать в своих повестях социальные и политические вопросы современности,— свидетельствует сам автор «Машины времени» и «Борьбы миров»). Напомним также, что один из более поздних романов Уэллса («Мистер Блетсуорси на острове Рэмпол») вышел со знаменательным эпиграфом: «Посвящается светлой памяти Кандида».
Поскольку вопрос зашел о традициях, вскормивших философский реализм, который нас здесь интересует, уточним свою мысль. Преемственность от философского и рационалистического века Просвещения в творчестве Франса, Шоу и Уэллса отнюдь не означает простого возвращения их к XVIII веку и зачеркивания ближайших реалистических традиций XIX столетия. Если у просветителей они восприняли пафос свободного критического разума, философскую глубину, сатирическую мощь и стремление к обобщению отдельных разрозненных наблюдений, то от XIX века они сохранили его основные завоевания: конкретность социального анализа в противоположность известному схематизму и однолинейности философской повести XVIII века и типический характер, который после Бальзака, Диккенса, Теккерея стал основным фокусом художественно-реалистического отражения мира.
И от мыслителей XVIII в. и от великих реалистов XIX в. писатели «рубежа», о которых идет речь, унаследовали благородную манеру активного вмешательства в социально-политические конфликты своего времени (линия воинствующего искусства Вольтера—Золя—Франса). И именно поэтому творчество их стало объективно революционной силой, направленной против всего косного, гнилого, реакционного, мешающего движению человечества по пути социального прогресса. Не случайно и Франс, и Шоу, и Уэллс входят в литературу не только как художники, но и как журналисты, критики, полемисты, страстные участники идеологических споров и дебатов.
Не случайно также и то, что в своей универсальной критике существующего капиталистического строя и в своих страстных поисках нового, которые им всем присущи, все трое приходят к социализму, начавшему свое распространение в Европе со второй половины XIX в. Пусть это непоследовательный—жоресистский или фабианский —социализм, абстрагированный от рабочего класса и от революций, осложненный либерально-утопическими иллюзиями, скептическим сомнением или идеалистическими заблуждениями всякого рода. Все же необычайно знаменателен самый факт, что непримиримая и воинствующая мысль крупнейших художников-реалистов конца XIX и начала XX в., разочаровавшихся в буржуазном строе, уже не может обойти самой передовой — социалистической и даже коммунистической — идеологии эпохи. «Анатоль Франс подошел вплотную к коммунизму я, если бы не был так стар, может быть, стал бы решительно на революционные позиции»2,— резонно говорит Луначарский в статье «Куда идет французская интеллигенция». И Шоу, как мы знаем, начал свою общественную деятельность пламенными выступлениями на социалистических митингах и на всем протяжении своей жизни после Великой Октябрьской революции оставался верным другом и пропагандистом советского социалистического строя. Одним из первых английских писателей, объявивших о своих социалистических симпатиях, был также и Герберт Уэллс, хотя он признавал, что был социалистом «не по Марксу». Так или иначе, социалистическая теория осветила их творчество своим светом, помогла им постичь обреченность капитализма, породила стремление к радикальной перестройке мира. Недаром Шоу говорил, что Маркс открыл ему глаза «на факты истории и цивилизации», дал ему «абсолютно новые представления о мире», прояснил ему «цель и миссию в жизни»3.
—XX столетий, нельзя, разумеется, забывать о национальных традициях, которые играют колоссальную роль в формировании каждого художника. Для Франса, который законно считал себя хранителем и наследником «латинского гения», огромное значение имели и животворные раблезианские традиции и Монтень с его философским сомнением. Он не только использовал богатый опыт французской сатиры от средневековых фабльо до Мольера, Вольтера и Беранже, но и взял на вооружение строгие и чистые формы французского классицизма, перед которым он преклонялся всю жизнь, ибо, как говорит Луначарский, это был «век мыслящей литературы». Для Шоу же очень существенны традиции английского романтизма с его философскими мотивами и его интеллектуализмом, восходящим к Просвещению (в особенности это относится к революционному романтизму Шелли, как показывает А. А.Елистратова в книге «Наследие английского романтизма и современность»4); и, конечно же, реализм Диккенса, которому и Шоу и Уэллс обязаны многими чертами своего искусства (в статье о Диккенсе Луначарский говорит, например, о том, что великий английский реалист был предшественником и учителем многих замечательных карикатуристов в искусстве гиперболизации образа: «Он выхватывал тип из той среды, в которой он на самом деле бытовал. Он возводил его до гиперболы, до чрезвычайного преувеличения, иногда почти до абсурда. Такого рода гиперболическая, преувеличивающая манера свойственна многим английским писателям… Стоит вспомнить ирландцев от Свифта до Шоу, современного нам Уэллса или американского юмориста Твэна…»)5.
Однако при всем разнообразии этих национальных истоков философские и рационалистические традиции XVIII в. остаются наиболее существенными в духовном формировании и Франса, и Шоу, и Уэллса. Правда, в противоположность оптимистической, ничем еще не замутненной вере просветителей в полное торжество человеческого разума, в мировоззрение интересующих нас писателей рубежа XIX и XX вв. входит значительная доза пессимизма, сомнения, порою даже разочарования в человеке, и ощущение зыбкости всякого знания, идущих, в частности, от декадентских влияний «конца века». И все же разум человека, его дерзновенная мысль, смело атакующая всяческую мистику и иррационализм, остается, как и у просветителей, евангелием философского реализма. От этой плодотворной прививки традиций XVIII в. к передовой мысли конца XIX столетия и происходит значительное расширение масштабов реализма, которое мы наблюдаем в произведениях Франса, Шоу и Уэллса.
В самом деле, что позволяет нам объединить в одну группу или единое направление этих трех писателей, несмотря на существеннейшие национальные, индивидуальные, жанровые различия, о которых мы не должны забывать на всем протяжении работы? И чем именно отличается их искусство от предшествующего этапа реализма в мировой литературе?
На наш взгляд, писателей этих объединяет широчайший охват явлений, огромный диапазон обобщения человеческого опыта, ранее еще недоступный писателю-реалисту, выход за пределы непосредственной данности, то есть страны, нации, социально- исторической формации и т. д., что и позволяет им отважиться на решительную переоценку всех ценностей буржуазной культуры. Именно к такой переоценке, к кардинальному пересмотру философских, социальных и моральных представлений, созданных в результате векового господства буржуазии, приближаются и русские и западноевропейские писатели рубежа XIX и XX столетий (с той существенной разницей, что благодаря просветительским и сатирическим традициям XVI и XVIII вв., которых не знала в таких масштабах более молодая русская литература, западноевропейские писатели, о которых мы ведем речь, тяготеют к более заостренным, гротескным, порою фантастическим или парадоксальным формам). Вот почему мысль их так часто совершает прогулки по человеческой истории, подлинной и мифологической, начиная от Адама («Назад к Мафусаилу» Шоу) или возникновения христианства («Остров пингвинов», «На белом камне» и другие произведения Анатоля Франса) до отдаленнейшего будущего 802701 года («Машина времени» Уэллса и др.) с целью философски осмыслить прошлое и предугадать будущее человечества. В книге об Уэллсе Ю.Кагарлицкий справедливо, на наш взгляд, говорит о восприятии современности в «движении истории»: Уэллс «показал, что отныне современность должна оцениваться с точки зрения будущего; своими героями он сделал целые общественные классы; местом действия — вселенную, временем действия — тысячелетия»6—XX столетий и о силе предвидения, которая вдохновляет лучших художников этого времени.
Другое дело, что эти попытки предвидения идут пока ощупью, в разные стороны, с противоречиями и блужданиями, окрашенными не только социалистической но и буржуазно-реформистской мыслью, порой идеалистическими теориями биологического усовершенствования человеческого рода или скептицизмом, элитизмом и т. д. Важно, однако, что они есть, что беспокойная человеческая мысль дерзает в этот момент острого кризиса капиталистической системы искать ответа за пределами современного буржуазного мира (чего еще не в силах были сделать ни Бальзак, ни Стендаль, ни другие великие реалисты XIX в.).
Обрисовав таким образом общие очертания социально-философского направления в реализме конца XIX—начала XX в., перейдем к конкретному изучению его характерных особенностей и завоеваний с учетом того, что уже сделано советскими литературоведами, авторами монографических исследований об интересующих нас писателях7.
Примечания.
1 А. В.Луначарский. Собр. соч., т. VI. М., 1965, стр. 285.
3 Цит. по статье «Коммунизм и Шоу». «Вопросы литературы», 1961, № 8, стр. 135.
—351.
5 А. В.Луначарский. Собр. соч., т. VI, стр. 72.
6 А.Кагарлицкий. Герберт Уэллс. М., 1963, стр. 53.
на которые мы будем ссылаться на протяжении нашего исследования.