Приглашаем посетить сайт

Дудова Л.В., Михальская Н.П., Трыков В.П.: Модернизм в зарубежной литературе.
Примечания к поэме " Бесплодная земля".

ПРИМЕЧАНИЯ К ПОЭМЕ «БЕСПЛОДНАЯ ЗЕМЛЯ»

Черновик поэмы был представлен на суд Эзре Паунду, который сократил ее более чем наполовину и настоял на своих сокращениях. Впоследствии Элиот мотивировал посвящение поэмы Паунду тем, что тот «так много сделал, чтобы превратить «Бесплодную землю» из мешанины хороших и плохих пассажей в поэму». Некоторые изъятые фрагменты были позднее переработаны Элиотом и появились в печати как отдельные стихотворения или послужили основой для других произведений.

В отдельном издании поэма была снабжена примечаниями Элиота, по видимости академическими, по замыслу ироническими; они намеренно недобросовестны, а иногда лишь мистифицируют читателя. Здесь они привлекаются по мере надобности.

«Геронтион» вступлением к «Бесплодной земле»: поэма есть новый вариант геронтионовской темы бесплодных скитаний под знаком неизбежного возмездия за растрату жизни. Здесь, однако, скитания становятся полуосознанными поисками религиозно-философской основы, а к концу поэмы даже возникает их поэтическое тождество в путешествием учеников Христа в Эммаус.

Тема скитаний-поисков связывает самые разнородные элементы художественной структуры поэмы — кинематографический монтаж сцен, наблюдений, диалогов, воспоминаний — и создает общую перспективу поэтического изображения. В этой перспективе сосуществуют времена и события, ассоциации и реалии, воображение и действительность. Происходит постоянная перекличка стихотворных образов: некоторые из них приобретают ключевое значение.

Для построения поэтического сюжета Элиот привлек в качестве подтекста легенду о Святом Граале, отправляясь от ее реконструкции в книге английской фольклористки Джесси Л. Уэстон «От ритуала к рыцарскому роману». В трактовке Уэстон Грааль — магический талисман, снимающий заклятие бесплодия, наложенное на сказочную страну Царя-Рыбака, персонажа ряда мифов плодородия. Уэстон считала, что один из таких древнейших мифов, связанный с культом умирающего и воскресающего бога и с первобытным обрядом инициации — испытаний при посвящении в мужское достоинство, — лежит в основе сказания о поисках Грааля. В средневековой литературе Святой Грааль — чаша, которой Христос обносил учеников на Тайной Вечере и в которую при распятии упали капли крови из раны от копья. Рыцарь, отправляющийся на поиски Грааля, должен дойти до Часовни Опасностей и задать там нужные магические вопросы, делающие его владельцем чаши и копья и освобождающие страну от Заклятия. Элиот учитывает эту версию (известную публике по опере Вагнера «Парсифаль»), но основывается на уэстоновской интерпретации — более всего потому, что она дает ему возможность использовать в образном построении поэмы работу крупнейшего английского этнографа Дж. Фрэйзера «Золотая ветвь», свод мотивов первобытного этнографического мышления, который, по словам Элиота в примечаниях к поэме, «глубоко повлиял на наше поколение» и который открывает богатства «исчезнувшего сознания, скрыто содержавшегося в нашем».

О принципиальном значении мифологической сюжетной основы Элиот писал в 1923 году в статье об «Улиссе»: «Использование мифа, проведение параллели между современностью и древностью... ни больше, ни меньше, чем способ контролировать, упорядочивать, придавать форму и значение тому громадному зрелищу тщеты и разброда, которое представляет собой современная история».

Эпиграф к поэме — пьяная похвальба героя романа Петрония «Сатирикон» Тримальхиона, который у себя на пиру взапуски с гостями плетет небылицы. Кумекая сивилла Амалфея — знаменитейшая из легендарных прорицательниц античного мира — пожелала себе столько лет жизни, сколько пылинок в ее горсти. Аполлон выполнил ее желание; но она забыла оговорить себе вечную юность.

среди образов первой части поэмы в том же самом символическом значении.

I. Погребение мертвого

Заглавие части — последние слова названия англиканской службы «Обряд погребения мертвого», которая проходит подтекстом первой части поэмы.

«Апрель, беспощадный месяц..» — весна, пробуждение к новой жизни выглядит здесь таким же угрожающим и жестоким, как ве- сеннее воскресение Христа для Геронтиона (см. выше).

«Мое прошлое». К ней и к людям ее окружения весьма применима и немецкая фраза, где речь идет об отсутствии национальных корней. Смешение языков в поэме того же обезличивающего, собирательного свойства, что и в «Геронтионе».

Курортный немецкий пейзаж сменяется библейским, пустыней пророческих видений Иезекииля и Исайи, предвещающих «мерзость запустения» на месте цветущих городов и идоложертвенных алтарей (ср. «Вот Господь опустошает землю и делает ее бесплодною» ~ Исайя, XXIV, I). Посредством библейской риторики и многочисленных библейских ассоциаций образы поэмы приобретают определенный смысловой фон, призвук сбывшегося погибельного прорицания. Этот фон вновь и вновь возникает в поэме, объединяя в общем поэтическом ключе видения каменистой безводной пустыни, усеянной сухими костями.

Контрастно предыдущему пассажу лирическое воспоминание («В тот вечер, когда...») окрашено мифологической символикой гиацинтов — цветов безутешной любовной скорби — и обрамлено стихами из оперы Вагнера «Тристан и Изольда». Первый вагнеровский отрывок — куплет из песни моряка о покинутой возлюбленной; второй — крик слуги, посланного умирающим Тристаном посмотреть, не видно ли корабля Изольды. Первый обращает назад, к воспоминаниям, второй возвращает к действительности. В связующем их пассаже любовь предстает как непосильная задача (ср. «Любовную песнь Дж. Альфреда Пруфрока»), как вопрос, на который нечего ответить и который повергает в страх и оцепенение. Но «сердце света» — дантевский образ, у Элиота противоположный «сердцу тьмы» (заглавие повести Дж. Конрада), — предвещает тему любви-спасения, сложившуюся у Элиота под влиянием «Новой жизни» и «Божественной комедии» Данте и прозвучавшую особенно отчетливо в «Пепельной среде».

Гадание (искаж. Сезострис, имя древнеегипетского фараона и ряженой гадалки из романа О. Хаксли «Желтый Кром») должно вызывать в памяти читателя стих псалма погребальной службы: «Скажи мне, Господи, кончину мою и число моих дней моих» (Псалтырь, XXXVIII, 6). Великосветская гадалка на месте сивиллы или пророков предуказана в первой, мюнхенской сцене поэмы. Ее фарсовое гадание состоит в перечислении выпавших карт колоды Таро (в том числе и карт, которых в колоде нет). Элиот иронически заметил в своих примечаниях: «Я незнаком в точности с составом колоды Таро и отступал от него так, как мне это было удобно». Перечисляются при этом последующие темы и персонажи поэмы, так или иначе соотносимые с названными картами: (IV часть), Белладонна («она» начала II части), одноглазый купец (м-р Евгенидис из III части), повешенный («кто- то третий» из V части) и т. д.

«Стали перлами глаза» — строка песни Ариэля из «Бури» Шекспира (акт I, явл. 2), где описывается «пышное и странное» преображение утопленника. Обстановка и некоторые мотивы «Бури» образуют один из сюжетных фонов поэмы.

— имя одной из трех Парок; поэтому она и названа «владычицей обстоятельств». В качестве «владычицы скал» она, видимо, ассоциируется с Джокондой Леонардо да Винчи, сидящей между скалами.

«Я и не думал, что смерть...» — Элиот дает отсылку к III песне «Ада» Данте, описанию вереницы душ, недостойных ни рая, ни ада:


Чреда людей, что верилось с трудом,

В поэме речь идет о толпе лондонских клерков, спешащих к девяти утра в Сити: тем самым «виденные» мадам Созострис «толпы, шагающие по кругу», приобретают дантевскую символику и реальные очертания.

— улица в лондонском Сити. На этой улице находится церковь Сент-Мери Вулнот, часы которой (по наблюдению Элиота, вынесенному в его примечания) отбивают утром девятый удар с глухим призвуком. Призвук этот в поэме отчасти символический (ср.: «... и сделалась тьма по всей земле до часа девятого» — От Луки, XXIII, 4; часа смерти Христа).

«... »— морская битва при Милах, возле Сицилии, произошла в 260 г. до н. э., во время первой Пунической войны. По контексту поэмы имеется в виду битва у полуострова Ютландия. Это типичный пример элиотовского смешения времен и событий.

«И да будет Пес...» — переделка фразы из погребальной песни «всем отверженным телам непогребенных» в пьесе «Белый дьявол» Дж. Вебстера, драматурга-елизаветинца, автора мрачных и жестоких трагедий.

«Игра в шахматы» — пьеса драматурга-елизаветинца Т. Миддлтона; но Элиот имеет в виду мотив шахматной игры в другой пьесе того же автора «Женщины, берегитесь женщин». Там шахматами занимают свекровь, в то время как ее невестку соблазняют в другой части сцены, причем игра и обольщение имеют между собой странное сходство. В шахматы играют также влюбленные в шекспировской «Буре» (акт V, явл. I).

У Элиота сопроводительный мотив шахматной игры усиливает впечатление безжизненности, предрешенности и безысходности повседневной жизни на разных социальных уровнях. Миддлтоновский и шекспировский фон создает одновременно соответствие и контраст повествованию поэмы: хотя похоть, низость и вероломство владеют элиотовскими персонажами (как у Миддлтона), хотя они и заняты любовью (как у Шекспира), но их игра в человеческие отношения ничего не значит, и все ее ходы — лишь перестановки.

Описательное начало II части открывается переделанной шекспировской фразой из «Антония и Клеопатры» (акт II, явл. 2); среди прочих изобразительных аналогий особенно явственны несколько пассажей «Цимбелина» (будуар Имоджин, акт II, явл. 2 и 4) и картина роскошного будуара в «Похищении локона» А. Попа. Элиотовское описание нагромождает «обломки времени», потерявшие свое назначение и символику и окружающие омертвелой роскошью неназванную и неподвижную женщину — явление Белладонны (героиню поэмы Попа зовут Белинда), «владычицы обстоятельств» из гадания мадам Созострис.

«» — см. выше, прим. к «Суинни среди соловьев».

«» — повторение шекспировской строки из гадания I части (см. выше). Здесь эта строка задает ритм рэгтайма, стиля танцевальной музыки, популярного в 10-х годах. Имитация этого синкопированного ритма и вызывает «О О О О» и лишние слоги в слове «шекспировские».

«Прошу заканчивать: пора» — принятое в Англии оповещение перед закрытием бара на ночь.

«Доброй ночи, леди..» ~ последние слова Офелии (акт IV, явл. 5). Вскоре за ними в «Гамлете» извещается о ее «смерти от воды».

«Огненную проповедь» произносит Будда перед собравшимися священниками: в ней сообщается, что все, видимое глазу и понятное уму, пребывает в нечистом огне человеческих страстей, и следует избрать путь освобождения, отречения, аскезы.

Нимфы Темзы (становящиеся затем вагнеровскими девами Рейна — см. ниже) взяты, как указывает сам Элиот, из поэмы Эдмунда Спенсера «Проталамион». В поэме дано пасторальное описание Темзы и упоминаются современники Спенсера Елизавета I и лорд Лестер.

«» — рефрен спенсеровской поэмы.

«У вод леманских.» — ср. «При реках вавилонских, там сидели мы и плакали» (Псалтырь, CXXXVI, 1). Леман — название Женевского озера, близ которого жил Элиот во время работы над поэмой.

«И думал о царе...» — пародийное искажение монолога Фердинанда (Шекспир, «Буря», акт I, явл. 2).

— персонаж австралийской солдатской песни, слышанной Элиотом во время первой мировой войны. «Ах, льет сиянье...» — пародийная переделка строчек песни.

Терей — намек на легенду о Филомеле.

«» — как объяснил позднее Элиот, описание действительной уличной встречи. В поэме это явление «одного купца» из гадания мадам Созострис. К мистеру Евгенидису задним числом несколько иронически относится дантевская аллюзия строк «В лиловый час...»:

В тот самый час, когда томят печали


А новый странник на пути своем
Пронзен любовью, дальний звон внимая,
Подобный плачу над умершим днем...
«Чистилище», VIII, ст. 1—6).

Тиресий — легендарный прорицатель, персонаж многих произведений античной литературы (в том числе трагедии Эсхила «Семеро против Фив», Софокла «Эдип-царь», «Одиссеи», «Метаморфоз» Овидия и т. д.). Он был превращен на семь лет в женщину, ослеплен и в возмещение слепоты наделен даром прорицания и долголетием. Повествователь поэмы временно появляется в его облике.

«» — строка из жалобной песни Оливии, героини романа О. Голдсмита «Векфильдский священник».

«Музыка подкралась по воде» — следующая за спародированной Элиотом (см. выше) строка монолога Фердинанда в «Буре».

«.» — этими словами, как объясняет в своих примечаниях Элиот, открывается песня трех «дочерей Темзы», со- ответствующих трем вагнеровским девам Рейна в опере «Сумерки богов». Описание Темзы здесь сходно с пассажем из «Сердца тьмы» Дж. Конрада, открывающимся фразой: «Нет ничего легче, чем вы-звать в памяти дух великого прошлого в низовьях Темзы».

находится напротив Гринвича. Королева Елизавета и лорд Лестер упоминаются здесь по ассоциации с Гринвичем, где между ними завязалась любовная интрига после загадочной смерти жены Лестера.

Вейалала лена — рефрен песни дев Рейна в «Сумерках богов». Так же как рейнские русалки, «дочери Темзы» соблазнены и брошены: все три поочередно рассказывают о себе. Рассказы утопленниц параллельны разговорам Данте с тремя тенями убитых в V песне «Чистилища».

«Я путь направил в Карфаген» — цитата из «Исповеди» блаженного Августина; продолжение цитаты: «... где клокотанье нечистых страстей гуденьем отдалось в моих ушах».

«..» — отсылки к «Огненной проповеди» Будды.

«О Господи, Ты выхватишь меня» — так, подражая библейским пророкам, обращается к Богу блаженный Августин в «Исповеди» с надеждой на спасение свыше от земных прелестей и соблазнов.

Вся часть представляет собой несколько переработанный перевод концовки одного из французских стихотворений Элиота. В поэме это — образное средоточие сюжетных мотивов («живой мертвец», «смерть от воды», преображение утопленника по песне Ари- эля, сбывшееся гадание).

«Смерть от воды» — здесь пародийное подобие крещения (ср. в Послании ап. Павла к Римлянам, VI, 4: «Итак мы погреблись с Ним крещением в смерть»).

«Флеб, финикиец» не тождествен повествователю: он так же замещает его, как Тиресий или соответствующая карта в гадании мадам Созострис. Тем не менее здесь, в этом древнем обличье, завершается земная судьба многоликого повествователя. Повествование переключается во вневременной, религиозно- фольклорный план, в котором и развертывается часть V.

V. Что сказал гром

«Упани- шады» рассказывается, как к сотворителю мира Праджапати приступили боги, демоны и люди и попросили изречь слово тем, другим и третьим. Голос творца, гром, три раза вымолвил «Да», по- своему перетолкованное тремя группами внимавших. Раскрытие и поэтическое истолкование этого тройного «Да» и содержится в тексте «Бесплодной земли».

Первые семь строк относятся к заключительным событиям земного пути Христа, от взятия под стражу в Гефсиманском саду до распятия. Повествование идет от лица учеников («В тот же день двое из них шли в селение, отстоявшее стадий на шестьдесят от Иерусалима, называемое Эммаус, и разговаривали между собою о всех сих событиях» — от Луки, XXIV, 13—14). Аналогия с путем в Эммаус у Элиота неполная; она прекращается в тот самый момент, когда глазам учеников должен предстать идущий рядом воскресший Христос. В поэме явления не происходит: возникает лишь тревожное ощущение «лишнего присутствия». Этот «лишний» облачением напоминает о том повешенном, которого должна была и не могла увидеть среди разложенных карт мадам Созострис.

«Дорога» V части ведет также и к завершениям поисков Святого Грааля; перед вступлением в Часовню Опасностей рыцарь подвергается испытанию иллюзией несуществования мира. Обстановка скалистой и безводной «впадины между горами» возвращает к I части поэмы, к погибельной долине костей из библейских пророческих видений.

«Материнское тихое причитанье» — также отзвук распятия. Ср.: «И шло за ним великое множество народа и женщин, которые плакали и рыдали о Нем. Иисус же, обратившись к ним, сказал: «Дщери Иерусалимские! Не плачьте обо Мне, но плачьте о себе и о детях ваших» — от Луки, XXIV, 27—28. Дальнейшее повествование отправляется от конца этой подразумеваемой евангельской цитаты; речь идет о сбывшихся апокалиптических предсказаниях.

«»— ср. сходный у В. Брюсова в «Грядущих гуннах» и у А. Блока в «Скифах».

«С ее волос распущенных...» — одна из реминисценций V части:

«она» — Беладонна из «Игры в шахматы» — становится здесь адским видением в стиле Босха, одного из любимых художников Элиота.

«Нетопырей младенческие лица» — на подступах к Часовне Опасностей рыцаря-искателя Грааля осаждают ужасы, и среди прочих — летучие мыши с головами младенцев.

«Я слышал, как ключ...» — отсылка к XXXIII гл. «Ада» — рассказу Уголино делла Герардеска, обреченного со своими двумя сыновьями на голодную смерть в запертой башне и слышащего лязг ключа в замке.

— римский патриций-полководец, герой пьесы Шекспира, принявший смерть, чтобы не поступиться своей гордыней. Здесь он поставлен рядом с Уголино как человек замкнутый, заключенный в темницу собственного духа.

«Я сидел у канала» — реминисценция конца III части поэмы.

«Лондонский мост рушится..»— строчка из детской песенки.

«О ласточка ласточка» — обрывок строки стихотворения Теннисона, посвященного судьбе Филомелы.

«» — слова Иеронимо, героя пьесы драматурга-елизаветинца Т. Кида «Испанская трагедия, или Иеронимо снова безумец». Испанский гранд Иеронимо хочет отомстить за убитого сына и устраивает при дворе представление пьесы собственного сочинения, состоящей из поэтических отрывков на разных языках — латинском, греческом, итальянском, французском. Он соблазняет убийц сына принять участие в представлении и убивает их по ходу пьесы. Аналогия с концовкой «Бесплодной земли» очевидна и разъяснений не требует.

Составитель примечаний В. Муравьев
Печатается по кн.: Элиот Т. С. Бесплодная земля:
— М., 1977