ПОЭТ И РОМАНИСТ
В жизни поэта, как и в жизни прочих людей, бывают свои маленькие события. Он отправляется за город, путешествует. Но название города, в котором он провел лето, написанное вместе с датой на последней страничке его творения, указывает на то, что жизнь, которой он живет вместе с другими людьми, служит ему для совершенно иной цели и порой, если это название, отметившее в конце книги время и место, когда и где она была написана, является названием именно того города, в котором происходит действие его романа, то мы воспринимаем весь роман как своего рода огромный отросток, прививаемый к действительности, и понима- ем, что действительность эта была для поэта чем-то совершенно иным, нежели для других людей, чем-то таким, что таит в себе какую-то ценность, которую он искал и которую нелегко из нее извлечь.
Состояние духа, нечто вроде зачарованности, при котором он отыскивает с такой легкостью в каждой вещи то ценное, что в ней сокрыто, является редко. Отсюда — склонность к рассуждениям, попытки вернуться в это состояние зачарованности посредством чтения, любви, путешествий, посещений знакомых мест. Отсюда — прерываемая и беспрестанно возобновляемая работа над произведениями, иногда завершающаяся лишь тогда, когда автору уже под семьдесят, как это было с «Фаустом» Гёте; но книги так и остаются незаконченными, сколько бы гений ни трудился над ними; так, подобно Дон Кихоту, прозревший в свой смертный час, какой-нибудь Малларме, с десятилетнего возраста упорно работавший над гигантским произведением, просит свою дочь сжечь рукописи. Отсюда — ночи без сна, сомнения, обращение к примеру прославлен- ных мастеров, неудачные произведения, стремление укрыться в за- нятиях, не требующих дарования, оправдания праздности, находимые то в увлечении делом Дрейфуса, то в занятости семейными делами, то в поглощенности страстью, взволновавшей, но не принесшей вдохновения, то в занятиях литературной критикой, то в записывании верных мыслей, которые кажутся таковыми рассудку, но не вызывают опьянения, являющегося единственным признаком мыслей замечательных, по которому мы могли бы опознать их в тот самый момент, когда они нас посещают. Отсюда — постоянное напряжение, которое приводит к тому, что наше эстетическое беспокойство проникает в область бессознательного, так что мы пытаемся воспроизвести красоту пейзажей, виденных во сне, приукрасить фразы, во сне произнесенные; так, например, Гёте в свой смертный час в бреду говорит о цвете своих галлюцинаций.
* * *
провинциального дворянина, узнать жизнь полей, игру, охоту, ненависть, любовь, походную жизнь. Благодаря ему мы сможем стать Наполеоном, Савонаролой, крестьянином, более того мы обретаем то, чего могли бы никогда не узнать: мы обретаем самих себя. Он дарует голос толпе, одиночеству, старому кюре, скульптору, ребенку, лошади, нашей душе. Благодаря ему мы становимся настоящим Протеем, который постепенно переживает все формы бытия. Меняя их таким образом одну за другой, мы ощущаем, что для нашего существа, ставшего таким ловким, таким сильным, они лишь игра, печальная или радостная маска, но что ничего нет реальнее этой игры и этой маски. Наши неудачи или удачи перестают на мгновенье терзать нас, мы играем с ними и со многим другим. Вот почему, закрывая прекрасный и грустный роман, мы чувствуем себя такими счастливыми.