Дэвид Герберт Лоуренс:
радуга чувств и правда повседневности
1. ЧЕМ ИНТЕРЕСЕН ДЛЯ НАС ЛОУРЕНС. -
ЕГО КНИГИ В РОССИИ. -
Наше обращение к литературному наследию Д. Г. Лоуренса объясняется несколькими причинами.
— Творчество Лоуренса — существенный вклад не только в английскую, но и другие литературы новейшего времени. Лоуренс — одна из ключевых фигур в литературном процессе XX столетия. Он содействовал обновлению литературы, расширил возможности эпических и поэтических форм, обогатив их содержание новыми проблемами, связанными с освобождением человеческой личности от порабощающей ее машинной цивилизации; он утверждал право мужчин и женщин реализовать заложенные в них от природы возможности, подавленные и деформированные рутиной повседневности, лицемерной моралью, налагающей запреты на естественное и свободное проявление чувств и страстей; он видел свой идеал в слиянии природного и духовного, в гармонии духа и плоти; в век торжества машин и техники он выступил на защиту человека и человеческого.
— В книгах Лоуренса важно и ценно то, что он — шахтерский сын из рабочего поселка близ Ноттингема, всеми корнями своими связанный с жизнью родного края, автор сделавшего его имя известным романа «Сыновья и любовники», который сам он называл «горняцким романом», — не ограничил себя при изображении жизни рабочего поселка и его обитателей социально-классовыми подходами, а включил рабочую тему в русло общечеловеческой. Общечеловеческие ценности всегда имели для него первостепенное значени, о них он писал, их защищал.
— Лоуренс — и это тоже очень важно для нас, живущих на исходе XX столетия и уже отчетливо понимающих всю остроту экологических проблем, — воспринимал человека в единстве с природой, как органическую часть ее. Нарушение этого единства, его целостности неизбежно должно привести к катастрофе. Человек — часть вселенной, то природное начало, которое роднит его со всем тем, что живет, развивается, движется, а для того, чтобы эта жизнь продолжалась, должна существовать природная среда; каждый цветок, травинка, птица, ящерица, чистое небо и плывущие по нему облака, прохлада лесов и прозрачность рек — все это драгоценно, и всякое нарушение гармонии в природе убивает жизнь, человека во всем богатстве залоденных в нем возможностей. Экология духа и плоти, достижение их гapмонии, рождающей истинную красоту и любовь, — вот что дорого Лоуренсу.
общечеловеческих ценностей, экологическая ситуация и сохранение природной целостности.
Обращение к наследию Лоуренса важно и потому, что без знакомства с ним нельзя представить себе литературный процесс в его полноте. Произведения Лоуренса — характерные явления литературной жизни эпохи, сохраняющие свою эстетическую значимость и в наши дни. Не отказываясь от классических моделей и форм повествования, Лоуренс сочетает в своем творчестве конкретность видения и воспроизведения реального мира с обобщениями и символами философского плана. Выступая против «механической цивилизации», он предлагает программу возрождения «естественных начал» человеческой личности. Машинизации жизни он противопоставляет свободу чувств и страстей, непосредственность их проявления. В этом плане Лоуренс и был воспринят как творец «новой религии».
Сферой проявления таящихся в человеке возможностей Лоуренс считает любовь, а основную задачу романиста видит в проникновенной правдивости изображения отношений между людьми, между мужчиной и женщиной, в передаче эмоциональной жизни человека в ее постоянном движении, общении с природой. Как бесконечность такого рода отношений Лоуренс и понимает жизнь. В изображении сложной гаммы постоянно изменяющихся эмоций, влечений, чувств Лоуренс выступил как новатор, реализовав свою эстетическую программу в романах «Сыновья и любовники» (1913), «Радуга» (1915), «Влюбленные женщины» (1920), «Пернатый змей» (1926), «Любовник леди Чаттерли» (1928), в сборниках стихов «Стихи о любви» (1913), «Птицы, животные и цветы» (1923), в рассказах и повестях «Запах хризантем» (1911), «Прусский офицер» (1913), «Англия, моя Англия» (1915). Мы перечислили далеко не все произведения писателя. Он писал очерки, литературно-критические статьи («Сумерки в Италии», «Утро в Мексике», «Очерк американской литературы»), а также пьесы («Вдовство миссис Холройд», «Карусель», «Женатый человек»).
У нас Лоуренс стал известен в 20-е годы. Уже тогда, при жизни писателя стали появляться русские переводы некоторых его романов, публиковавшиеся в сокращении1, а потом, вплоть до 80-х годов на русском языке произведения Лоуренса не издавались. Они стали публиковаться лишь с середины 80-х годов23. Сделано пока еще мало, особенно если учесть, что на Западе наследие Лоуренса исследовано обстоятельно и работа по исследованию его наследия ведется интенсивно. Литература о Лоуренсе насчитывает свыше двух тысяч названий на разных языках.
Нельзя не обратить внимание на весьма немаловажное для нас — русских читателей Лоуренса — обстоятельства: произведения этого писателя органически вписываются в контекст нашей отечественной философской мысли рубежа XIX—XX вв. в лице таких ее представителей, как Н. Бердяев и Н. Федоров. Назовем в этой связи работы Бердяева «Человек и машина», его статьи о свободе и рабстве человека в сфере любви и творчества («Спасение и творчество», «Метафизика пола и любви», «О рабстве и свободе человека»), вспомним его суждения об умерщвлении души человека под властью все больше и больше набирающей силу «машинизации» нашей жизни, усиление ее «технического начала», убивающего духовность, красоту, жизнь. И, конечно, необходимо в этой же связи говорить и о другом русском философе — Николае Федорове, сторонником идей которого был и Бердяев. Некоторые идеи Федорова и прежде всего учение о том, что за счет разбуженных возможностей интуиции возрастают возможности интеллекта, перекликаются с идеями Лоуренса. Идея Федорова о «творчестве самой жизни» соприкасается с мыслями Лоуренса о жизнетворческих силах, заложенных в человеке, о их раскрытии в любви, нежности, единении с природой.
Суждения о Лоуренсе в литературе о нем — самые различные. И при жизни писателя и после его смерти вспыхивали споры о его произведениях, и о его взглядах на задачи романиста, велись дискуссии о роли и месте Лоуренса в литературе. Лоуренсом восхищались и возмущались его смелостью, его превозносили и ниспровергали, его романами зачитывались, видя в их авторе пророка и провидца, и их осуждали как непристойные. «Радуга» подверглась запрету и остракизму, «Любовник леди Чаттерли» стал предметом судебного разбирательства.
Лоуренса объявляли проповедником и моралистом, поэтом мира эмоции и прожектером, в нем видели новатора и критиковали за многословие, несовершенство стиля, ограниченный круг интересов. Одни возмущались его эгоцентризмом, другие были покорены силой его таланта. Он никого не оставлял равнодушным. Волны увлечения его книгами то поднимались, то затухали, но очевидным оставалось одно: Лоуренс сказал свое слово, оно было услышано, получило отзвук в сердцах современников, а затем и других поколений.
«Сыновей и любовников» Генри Джеймс отозвался как об одном из самых обещающих романистов молодого поколения. Это было в 1914 году, а в 1916 году Эдвард Гарнет отметил присущую поэзии Лоуренса «силу жизненной энергии и неистовость чувств». Он писал, что стихи Лоуренса рождаются из потока эмоциональной энергии, бурлящего в волнующемся океане жизни. Это сказано сильно, впечатляюще, точно. Взгляды и искания Лоуренса были близки таким его современникам, как Ричард Олдингтон и Олдос Хаксли. Оба они были его друзьями, писали о нем4. Олдос Хаксли стал душеприказчиком Лоуренса. О вкладе Лоуренса в обновление литературы его времени писала Вирджиния Вулф в статьях «Современная художественная литература» (1919), «Заметки о Д. Г. Лоуренсс» (1931). Имя Лоуренса Вулф поставила рядом с именами Д. Джойса и Т. С. Элиота, назвав их всех «спиритуалистами», а о таланте автора «Сыновей и любовников» отозвалась как о про- никновенном и сильном.
Интересно еще одно свидетельство соотечественницы и малдшей современницы Лоуренса — Памелы Хенсфорд Джонсон, которое мы находим в ее романе «Кристина». Передавая атмосферу жизни Англии начала 30-х годов, П. Х. Джонсон включает в ее панораму Лоуренса, чью недавнюю кончину оплакивали люди ее поколения, воспринимавшие Лоуренса как своего наставника и учителя: «Лоуренс заставлял нас взглянуть в самые темные уголки нашего «я», он указал нам путь из юности и показал, что он нелегок».
Учениками Лоуренса на определенных этапах их творческой эволюции являются такие современные английские и американские писатели, как Алан Силлитоу, Дэвид Стори, Генри Миллер, Джон Апдайк, Джойс Кэрол Оутс.
2. О ЖИЗНИ ЛОУРЕНСА. -
Д. Г. Лоуренс родился 11 сентября 1885 года в семье шахтера в Иствуде, раположенном в восьми милях к северо-западу от Ноттингема — одного из промышленных центров Англии. Этот город известен своими ткацкими фабриками, он окружен сетью угольных шахт. По склонам холмов в окрестностях Ноттингема разбросаны шахтерские поселки. Добыча угля велась в этих местах издавна. Все новые и новые поколения шахтеров спускались под землю, приобщаясь к тяжелому труду углекопов.
Дэвид Герберт был четвертым ребенком в семье. Детство и юность его прошли в Иствуде, образ которого он навсегда сохранил в своей памяти, запечатлев его на страницах «Сыновей и любовников». Поселок стоял на вершине холма, окна его домов смотрели на далеко простирающуюся долину. Ее красота уже несла на себе следы индустриализации, и все же все эти места еще сохраняли свое очарование. Об Иствуде своей юности Лоуренс писал как об «удивительном переплетении индустриализма с укладом старой сельской Англии времени Шекспира и Милтона, Филдинга и Джорджа Элиота», как об эпохе, когда люди жили естественно и просто, а шахта еще не превратила людей в машины. Однако процесс этот уже начался и с большей интенсивностью набирал силу. Строились заводы, прокладывались железнодорожные пути, поднимались в небо дымящие трубы. Тишина лесов и лугов была нарушена. Стандартизация убивало живое начало бытия.
Население Иствуда исчислялось тремя тысячами жителей, над поселком возвышалась методистская церковь, вдоль главной улицы тянулись магазины. Вокруг были шахты, они втягивали в себя по утрам рабочих с тем, чтобы после многих часов вновь выбросить их на поверхность земли. Среди них был и отец Дэвида. «Мой отец любил шахту, — вспоминал писатель, — он не раз бывал жертвой аварий, но не мог расстаться с ней. Ему были дороги близость, контакты с людьми, подобно тому, как дорого солдатам фронтовое товарищество, мужская дружба, складывающаяся в тяжкие дни войны». Отец был человеком простым и жизнелюбивым. Он начал работать в шахте с ранних лет, почти не умел читать и самым приятным времяпреповождением считал посещение пивной после трудового дня. Иного склада была мать Лоуренса: она отличалась тонкой духовной организацией, получила образование, была некоторое время учительницей и стремилась приобщить к культуре и знаниям своих детей. Именно ей Лоуренс был обязан тем, что стал писателем. Между родителями часто вспыхивали ссоры, хотя брак их был заключен по любви. Понимания не было.
Лоуренс учился в местной начальной школе, потом в средней школе в Ноттингеме и, окончив ее, некоторое время работал клерком. В семнадцать лет перенес тяжелую форму воспаления легких, что сказалось на всей его последующей судьбе. Развивающийся туберкулез стал причиной постоянных недомоганий, заставлял его вновь и вновь покидать Англию с ее дождями и туманами, отправляться в далекие путешествия в поисках тепла и солнца. Он умер в сорокапятилетнем возрасте.
покинул его, разочаровавшись в профессорах и лекциях.
Начав писать стихи в ранней юности, Лоуренс смог всецело посвятить себя литературной деятельности после принесшего ему успех романа «Белый Павлин» (1911). Его не увлекали эксперименты в искусстве, он был одержим идеей спасения человека. Его цель — помочь людям найти себя, проявить полноту своей индивидуальности. Современная проза казалась ему чрезмерно интеллектуализированной. Сам он апеллировал к интуиции и чувству, считая, что тем самым он поможет человеку «быть живым, быть цельным живым человеком». Сферой таящихся в человеке возможностей он считал любовь. О ней написаны его книги.
В трактовке темы любви Лоуренс, как писал Р. Олдингтон, «отличается как от научной точки зрения «Психологии пола» Хэвлока Эллиса, так и от социального подхода Г. Д. Уэллса в его «Анне Веронике»5. Характерная особенность романов Лоуренса состоит в том, что в них присутствуют два начала: одно связано с правдивым воспроизведением бытовой стороны жизни героев, второе — с передачей свойственных им порывов, таящихся в глубинах и неподдающихся анализу разума страстей и импульсов. «Искусство выполняет две важные функции, — писал Лоуренс в своей книге об американской литературе. — Во-первых, оно воспроизводит эмоциональную жизнь. И затем, если у наших чувств достает на то смелости, оно становится источником представюний о правде повседневности»6. Конкретность видения реального мира сочеается у Лоуренса с обобщениями и символами. Эта особенность точно подмечена Г. Хау: «Его творчеству свойственно постоянное движение от натурализма к символу, от реальности к мифу; и если читатель принимает его произведение, он должен быть готов принять и то и другое».7
складываться в довоенные годы, они продолжали формироваться в годы войны, и окончательно определились в 20-е годы, получив выражение в ряде его литературно-критических работ.
Два письма из числа ранних писем Лоуренса привлекают к себе внимание: одно относится к 1910 году, другое — к 1913 году. В первом, адресованном Бланш Дженнингс, Лоуренс пишет: «Все мы хотим, страстно хотим человеческих контактов»8. Здесь же он говорит и о том, что для их установления важны не столько идеи, сколько чувства. Во втором письме к Э. Коллингзу Лоуренс впервые изложил свою философию «голоса крови»: «Моя великая религия заключается в вере в кровь и плогь, что они мудрее, чем интеллект. Наш разум может ошибаться. Но то, что чувствует, во что верит и что говорит наша кровь, — всегда правд. а Разум — это только узда. Что мне до знаний? Я хочу откликаться на зов моей крови — прямо, без досужего вмешательства разума, морали или чего бы то ни было. Мне кажется, что тело человеческое подобно пламени, подобно пламени свечи, вечно стремящемуся вверх и незатухающему, а разум — это лишь отсвет, падающий на то, что вокруг. Но меня мало трогает окружающее, все, порожденное разумом, меня влечет тайна вечно горящего пламени, секрет рождения которого известен лишь Богу, остающегося самим собой, что бы ни происходило вокруг него, что бы оно ни освещало»9.
В этом же письме говорится о необходимости быть самим собой, чувствовагь свое «я» и стремиться к его выражению.
Высказанные в этих письмах суждения вводят нас в круг исканий молодого Лоуренса. Он оставался им верен и в последующие годы. Как «роман чувств» был написан его первый роман «Белый павлин», как гимн нежности и любви прозвучал последний — «Любовник леди Чаттерли». « Чувство следует изучать, анализировать, знать так же, как исследуют судебные показания», — писал он, работая над первым романом. Он мечтает создать роман о тоожестве Любви и тем самым помочь эмансипации женщин в гораздо большей степени, чем суфражистки. «Я могу писать только о том, что меня глубоко волнует: в настоящее время — это отношения между мужчинами и женщинами. Это и есть проблема сегодняшнего дня — установление новых отношений или измение прежних отношений между мужчинами и женщинами»10.
«Секс» означает для него всю полноту и все многообразие отношений между мужчиной и женщиной. «Эти отношения гораздо шире, чем мы полагаем, — писал он в статье «Мы нужны друг другу». — Мы знаем лишь о немногих формах: любовница, жена, мать, любимая. Женщину уподобили идолу или марионетке, постоянно заставляя ее играть ту или иную роль— любимая, любовница, жена, мать. Если бы мы только могли разрушить эту устойчивость представлений, понять, что женщина — это поток, река жизни, совершенно отличная от реки жизни мужчины, и что каждая река должна течь своим путем, не нарушая своих границ, и что отношения мужчины и женщины — это течение двух рек, находящихся рядом, иногда даже смешивающихся, потом снова разделяющихся и продолжающих свой путь. Эти отношения ничто другое, как продолжающееся всю жизнь движение изменения. Это и есть секс. Временами влечение совершенно исчезает, а мощный поток отношений продолжает свое движение, не умирая; это и есть поток вечно живого секса — эти отношения между мужчиной и женщиной, продолжающиеся всю жизнь, а половое влечение является лишь наиболее яркой формой их проявления»11.
Периодом больших испытаний и напряженных исканий были для Лоуренса годы войны. Он осуждал и проклинал войну, считал ее проявлением безумия, неопровержимым свидетельством бесчеловечности существующего порядка вещей. Не личная безопасность волновала его, он думал о будущем Англии и Европы. «Старый образ жизни пришел к концу, и никто из нас уже не в состоянии продлить его», — писал Лоуренс в декабре 1917 года... Вы не должны думать, что меня не волнует судьба Англии. Я думаю о ней много и мучительно. Но что-то сломалось. Никакой Англии нет. Надо искать иной мир. Этот же — только могила»12. Европа представлялась ему грудой руин, навсегда ушедшим в прошлое миром. Не отрицая идею революционного переустройства общества, Лоуренс размышляет над вопросами его преобразования: «Новая конструктивная идея нового государства необходима немедленно», — пишет он Бертрану Расселу13. Он говорит, что происходящая в мире война породит «великую войну между трудом и капиталом».
Вполне откровенно декларирует Лоуренс свое неприятие демократии. Величайшим злом считает он «гидру равенства», а лозунги свободы, равенства и братства, провозглашенные Французской революцией, сравнивает с гремя зубами ядовитой змеи. По его мнению, государство должны возглавлять «аристократы духа». Впрочем, весьма скоро он отказывается и от этой идеи. С течением времени становится сильнее его желание замкнуться в себе, все чаще говорит он о своей враждебности любым формам социально-общественного бытия. «Я научился быть совершенно антиобщественным, самим по себе»14«избранной», «сильной личности». Ей посвящены его романы «Кенгуру» и «Пернатый змей».
В 1919 году Лоуренс покинул Англию и последнее десятилетие своей жизни провел в странствиях по Европе, Австралии, Америке. Несколько лет прожил в Мексике (1922—1925). И не только болезнь гнала его с места на место. Он уехал из Англии в поисках новой жизни. Мечтал о создании свободного поселения в Америке, вел по этому поводу переписку с друзьями, хотел собрать вокруг себя группу энтузиастов, готовых отказаться от отжившей свой век цивилизации. Америка рисовалась ему континентом, подходящим для такого рода «свободного поселения». Но когда он там побывал, его постигло разочарование, как, впрочем, и после посещения других стран. Ни Восток, ни Запад, ни далекая Австралия и острова в океане не открыли для него никаких перспектив. Мысль о том, что буржуазная демократия изжила себя, укреплялась в его сознании. В июне 1922 года он писал из Австралии: «Это самая демократическая страна из всех, в каких мне приходилось когда- либо бывать. Но чем больше я наблюдаю демократию, тем большую неприязнь к ней испытываю. Все низведено до вульгарного уровня заработной платы и цен, электрического освещения и ватерклозетов и ничего больше. Вы никогда не знали ничего, что было бы столь пусто, nichts, nullus, niente, как здешняя жизнь»15. Усиливалось ощущение надвигающейся пустоты, пугающего «ничто». Одно время он мечтал о поездке в Россию, начал изучать русскии язык, но отказался и от этой мысли: происходящие события убили это желание
Когда осенью 1925 года Лоуренс ненадолго приехал в Англию, на него угнетающее впечатление произвело то, что ему пришлось увидеть. Миллион с четвертью берзработных, дороговизна пронизывающая все депрессия.
Две основных тенденции дают себя знать во взглядах и настроениях Лоуренса послевоенных лет: одна связана с поисками путей обновления жизни, вторая порождена разочарованием в окружающем. Одна побуждает к действию, другая отторгает от происходящего. Почти в одно и то же время он пишет: «Все больше и бочьше я чувствую, что не созерцание и не внутренняя жизнь являются моей целью, а жизнь деятельная, активная».16 «Одиночество, молчание — всегда величайшее счастье. Чем больше видишь людей, тем больше чувствуешь, что все это ни к чему. Лучше пребывать в тиши своей комнаты наедине с собой»17
В завершающем творческий путь писателя романе « Любовник леди Чаттерли» особенности ранних и поздних произведений и выраженных в них настроений синтезируются.
3. СУЖДЕНИЯ ЛОУРЕНСА О РОМАНЕ -
МОРАЛЬ И РОМАН - ЛОУРЕНС И ТРАДИЦИЯ -
ЛОУРЕНС О РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ
— это не только явление литературы, но и движущая сила жизни18.
Место и назначение романа в литературном процессе Лоуренс определял исходя из категории морально-этического характера, и в этом отношении он был связан с традицией английского романа XIX века. Однако сам он видел свою задачу в разрушении викторианской традиции умолчания, проявлявшейся при изображении, а вернее в отказе от изображения интимных отношений людей. Лоуренс одним из первых в английской литературе написал откровенно об отношении полов, ломая лед предрассудков и ханжества.
В послевоенные годы написаны статьи Лоуренса о романе — «Мораль и роман», «Роман и Чувство», «Почему роман имеет значение». Не составляя завершенную теорию, высказанные в этих статьях суждения о романе и его функциях помогают понять эстетическую программу писателя.
«Мы не знаем ничего или почти ничего о нас самих», — этими словами Лоуренс определяет направление своих рассуждений о задачах романиста в статье «Роман и Чувство». Познать неизведанный мир чувств, заключенных в каждом из нас, — вот что считает Лоуренс самым важным. Что пользы в знаниях по географии, экономике или технике, если человек не знает себя? Самопознание — долг человека, а романист помогает его выполнить, помогает вглядеться в тьму таящихся в наших глубинах «африканских джунглей».
Смыслом нашего существования Лоуренс считает саму жизнь во всей полноте и многогранности ее проявлений, а роман называет «книгой жизни». В этом смысле он и Библию называет «великим всобъемлющим романом». Он ставит романиста выше ученого, философа, проповедника и даже поэта, поскольку каждый из них трактует «какую-то часть человека, но не может охватить его в целом».19 — не только интеллект, и не только дух, но и его тело, его руки, пальцы. Романист пробуждает «инстинкт жизни». Каким образом можно сделать это?
Лоуренс отвечает на этот вопрос: надо отказаться от каких бы то ни было схем, догм, заранее сконструированных шаблонов, так как они убивают жизнь, вечно изменяющуюся, находящуюся в постоянном движении. Передать это движение, эти изменения — вот что важно. «Мои слезы сегодня не тe, что вчера, и мое сегодняшнее «да» странным образом отличается от вчерашнего. И если та, которую я люблю, остается неизменяющейся, я перестану ее любить. Ведь только потому, что меняясь сама, она изменяет меня, преодолевает мою инергность, и сама изменяется под моим влиянием, — только потому я продолжаю тюбить ее»20.
Из всего, что может случиться с человеком, самым страшным Лоуренс считает превращение его в живого мертвеца, а происходит это, когда творимую ими схему люди принимают за настоящую жизнь. Можно есть, спать и даже любить, но не быть при этом живыми, а роман помогает человеку «быть живым, быть живым человеком - вот что самое главное». 21
Стремление к обновлению романа, к обогащению его изобразительных возможностей проявилось в творческом использовании Лоуренсом художественных открытий живописцев. В этом отношении он продолжил национальную традицию взаимодействия литературы и живописи, которая всегда был сильна в культуре Англии. Лоуренс был наделен талантом восприятия жизни в ярких зрительных образах. Его новаторство во многом основано на использовании достижений художников. Для него важное значение имели полотна Констебля и Тернера, Ван Гога и Сезанна. Так же, как Блейк и Рёскин, Лоуренс считал живопись тем видом искусства, который с наибольшей полнотой и выразительностью запечатлевает самые существенные изменения в эмоциональной жизни личности. Он с вниманием относился к деятельности прерафаэлитов, к новаторству импрессионистов, к исканиям экспрессионистов и дерзкому вызову футуристов. Сезанн и Ван Гог были его учителями и наставниками после пережитого увлечения Констеблем и Тернером. Под их влиянием складывалась поэтика романов «Белый павлин» и «Сыновья и любовники», а затем обогащалась система изобразительных средств в «Радуге». Он восхищался «Подсолнухами» Ван Гога, как о великом реформаторе, утвердившем новое видение мира, писал о Сезанне. Они оба дороги ему своим умением передать трепетное движение жизни, складывающиеся в определенный момент отношения между художником и предметом его изображения.
Героями двух ранних романов Лоуренса являются художники. В «Белом павлине» — это Сирил, в «Сыновьях и любовниках» — Пол Морел, в эволюции которого Лоуренс выделяет такие этапы, как близость к прерафаэлитам, обращение к реалистической живописи, увлечение импрессионизмом. Лоуренс и сам был художником.
Есть ли основания считать, что роман вступил в период кризиса? Все эти вопросы поднимаются в статьях Лоуренса. В статье «Исцеление или гибель романа» (1923) Лоуренс говорит о романах Пруста, Джойса и англичанки Дороти Ричардсон как о явлениях кризисных. Проявление кризиса он видит в «болезненно углубленном самоанализе», в излишнем внимании к переживаниям и чувствам, мало значительным. Путь возрождения романа Лоуренс видит в слиянии его с философией. «Приходится сожалеть о том, что философия и художественная литература разъединились, — пишет он. — Они были единым целым со времен мифов, а затем взяли и разошлись, как повздорившая супружеская пара... В результате роман становится обескровленным, а философия абстракгно сухой. Они должны снова соединиться»22.
Лоуренс никогда не писал для избранных, он обращался к широким читательским кругам; он нес хотел быть, подобно Джойсу, «высоколобым», как он не раз его называл, его не увлекали эксперименты Гертруды Стайн или футуристов. «Мне они нравятся, только я в них не верю. Я согласен с ними, когда речь идет об отживших традициях, инертности. Но я не согласен с ними в вопросах лечения и освобождения... Их искусство вовсе не искусство, а ультранаучная попытка создать диаграммы, отражающие определенное физическое и психическое состояние. Оно ультра-ультра интеллектуально, превосходит в этом и Метерлинка и символистов. В их произведениях нет ни капли наивности, хотя ее очень много в самих авторах»23.
Глубже XIX века в своих работах о судьбах романа Лоуренс не заглядывал, а среди романистов XIX столетия выделяет Бальзака, Дж. Элиота, Льва Толстого и Томаса Гарди; его любимый драматург — Ибсен, любимые поэты — Шелли и Суинберн. «Читайте, мой друг, читайте Бальзака, Ибсена и Толстого и думайте над ними... все они были великие люди», «Бальзак прекрасен и велик»24, — утверждает он. «Безжалостный реализм» Бальзака покоряет его. В годы молодости он восхищался «Евгенией Гранде», считал это произведение лучшим из тех, что ему приходилось читать. Вспоминая сцену с сахаром, он обращает внимание на мастерство использования деталей, раскрывающих особенности характеров героев романа.
И все же, сколь бы ни ценил Лоуренс своих предшественников, он звал современных ему романистов освободиться от их влияния, называл их «выдохшимися». Только для Гарди из всех англичан делал он исключение. Томас Гарди всегда оставался ему близок, а герои романов Гарди импонировали ему присущей им импульсивностью, той полнотой жизни, которая никогда не оставляла Лоуренса равнодушным.
— «существа социальные», — утверждает Лоуренс, ибо деньги заменяют им жизнь и ограждают от нее.
Лоуренс жил в эпоху, когда интерес англичан к русской культуре и особенно литературе был силен. Россия, как уже было отмечено, привлекала Лоуренса и происходившими в ней переменами.
Поездка в Россию, к которой он готовился, не состоялась, но знакомство с творчеством русских писателей продолжалось. В 20-е годы Лоуренс читает В. Розанова и Л. Шестова и Россия видится ему такой, как она представляется на страницах их книг; в них слышит он «истинно русский голос».
Лоуренс читал в переводах Л. Толстого, Достоевского, Тургенева, Чехова, Куприна, Андреева, Горького; он любил Бунина и помогал своему приятелю Котельянскому переводить на английский язык «Господина из Сан-Франциско», считая этот рассказ лучшим у Бунина.
Русские писатели воспринимаются Лоуренсом «как сама жизнь». Его влечет, а порой отталкивает Достоевский. Его привлекает и покоряет присущая романам русского писателя стихия страстей. Суждения Лоуренса о Достоевском противоречивы. «Он великий человек, и я восхищаюсь им, — пишет Лоуренс в апреле 1915 года»25«Я не люблю Достоевсого»26. То он пишет о беззаветной любви Достоевского к существам загубленным и опустившимся, то утверждает, что в его душе нет ни капли любви, а лишь ненависть.
В одном из своих писем 1916 года, адресованном писательнице К. Мэнсфилд и ее мужу, критику Д. Мидлтону Марри, Лоуренс дает интересную классификацию героев Достоевского, отмечая при этом присущую русскому писателю черту: доводить особенности личностей героев до предела, до той высшей точки их проявления, которая граничит с бесконечностью. Таковы князь Мышкин, братья Карамазовы. Таким представляется Лоуренсу и сам Достоевский. В Дмитрии Карамазове, в Рогожине, в какой-то мере в Ставрогине воплощены начала чувственные; начала духовные полнее всего выражены в князе Мышкине, Алеше Карамазове и в том же Ставрогине. Третья группа героев, воплощающих начала рациональные, включает Ивана Карамазова, Петра Степановича и Гаврилу. И если в романе «Идиот» раскрыта высшая ступень христианской самоотверженности, то история Дмитрия Карамазова — выражение беспредельного эгоизма и чувственности. Экстаз самопожертвования оборачивается помешательством, экстаз чувственности порождает преступления, а люди рациональные, воплощающие «социальное сознание», превращаются в существа механические, утрачивая человечность.
В 1926 году Лоуренс писал: «Недавно я думал о том, что пришло время вновь перечитать Достоевского: не как художественную литературу, а как жизнь. Я так устал от этой английской манеры читать все только как литературу. Я обязательно закажу «Братьев Карамазовых».27 Лоуренс всегда воспринимал роман как книгу жизни.
ЖАНРОВАЯ СИСТЕМА. -
РАННИЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ: РОМАНЫ «БЕЛЫЙ ПАВЛИН», «СЫНОВЬЯ И ЛЮБОВНИКИ»
В творчестве Лоуренса просматриваются два основных периода — довоенный и послевоенный; годы войны (1914—1918)— переход от первого ко второму.
Лоуренс начал писать в годы юности, продолжал литературные занятия, работая учителем. Его первые стихотворения были опубликованы в «Инглиш ревью» в 1908 году. Подруга молодости писателя Джесси Чемберс втайне от него послала рукописи стихов в издательство, их появление в печати оказалось неожиданностью, воодушевив Лоуренса на создание романа. Роман «Белый павлин» был издан в Англии в 1911 году и сразу же появился в Америке.
«Белого павлина» к раннему периоду творчества Лоуренса относятся романы «Нарушитель» и принесшие ему признание «Сыновья и любовники», а также поэтический сборник «Стихи о любви» и сборник рассказов «Прусский офицер» (1914).
В годы войны вышли роман «Радуга» (1915), путевые очерки «Сумерки в Италии» (1916), сборник «Новые стихи» (1918).
Послевоенный период открывается публикацией «Книги стихов» (1919), за которой следуют романы «Влюбленные женщины» и «Пропавшая девушка» (оба— 1920 г.), работа «Психоанализ и подсознательное» (1921), роман «Жезл Аарона» и сборник рассказов «Англия, моя Англия (обе книги — 1922 г.). В 1923 году появились роман «Кенгуру», стихи, составившие сборник «Птицы, звери и цветы», «Очерки о классической американской литературе». В 1926 году вышел роман «Пернатый змей», в 1928 году— «Любовник леди Чаттерли»; тогда же был изданы сборник рассказов «Женщина, умчавшаяся прочь» и двухтомное «Собрание стихов». В 1929 году публиковались рассказы и подвергшаяся нападкам цензуры статья «Порнография и непристойность». В 1930 году выходили рассказы, очерки, статьи; в том же году, но уже после смерти писателя было опубликовано его эссе «По поводу леди Чаттерли».
Лоуренс получил признание как романист; роман — ведущий жанр в художественной системе писателя. Однако в целом творчество Лоуренса включает многие жанровые формы. В годы молодости он писал и пьесы. Нельзя не обратить внимания на то, что в ряде случаев раскрытие определенной темы (мотива) ведется писателем в нескольких произведениях разных жанров. Так, жизнь шахтерской семьи, развернутая в широкую панораму в романе «Сыновья и любовники», охватывающую большое временное пространство, представлена рядом драматических моментов и сцен в рассказах («Запах хризантем», 1909), в пьесах «Ночь в пятницу», «Вдовство миссис Холройд», первые варианты которых относятся соответственно к 1906 и 1910 годам, в стихотворении «Жена шахтера» (1911).
Такого рода «подходы» к созданию романа как большой эпической формы характерны для Лоуренса, и хотя каждое из вышеназванных произведений имеет свою художественную значимость, они являются вместе с тем своего рода этюдами к полотну романа. Очевидна также и связь поэтических и прозаических форм в творчестве Лоуренса, связь поэзии и прозы. Очень точно об этом писала американская писательница Дж. К. Оутс: «Все его стихи, не только завершенные, но и наброски, составляют удивительное единство, своеобразный автобиографический роман..., эмоционально более яркий и сильный, чем самый значительный из его романов»28.
— поэтический комментарий его жизни, его судьбы, стихотворный дневник, фиксирующий переживания, впечатления, чувства в определенные моменты бытия. Но это не только автобиография самого Лоуренса, но и своего рода «универсалия бытия», исповедуемая поэтом «философия жизни», прославление «природного начала», восхищение красотой сущего.
Лоуренс воспринимает явления в их движении, текучести, постоянной изменчивости. В его пантеистическом мировосприятии ощущается близость к учению греческого философа Плотина о присутствующем в природе «животворящем духе». Лоуренс воспринимает все окружающее в антимониях, в противостояниях: жизнь — смерть, небо— земля, свет— мрак, вода— огонь, чувство— разум, мужчина — женщина, отец — сын.
Стихи Лоуренса — о природе и человеке, о человеке и цивилизации, о жизни и смерти, об отношениях между мужчинами и женщинами. Эти темы универсальны, их трактовка осуществлена в лаконичных поэтических фрагментах, составляющих мозаическое полотно. Зачаровывающее впечатление производит открытие «нового внутри известного». Лоуренс пишет о любви, цветах, персиках, гранатах, о змее и кенгуру, о травах и полевой мыши, о женской красоте, о благоухании полей, о ветке рябины... Каждое живое существо живет в своем мире и вместе с тем — в едином общем мире. Утверждается бессмертная тайна природы и ее красота. Перекликаясь с Джоном Китсом, поэт славит «Поэзию земли».
Сторонник «новой поэзии», Лоуренс выступил поборником свободного стиха, что сближало его с имажистами. Прекрасно владея традиционной версификацией, Лоуренс отказался от нее, видя именно в свободном стихе адекватное выражение «поэзии настоящего». В 1913 году он писал о том, что рифма и метр — не главное, ибо «все в стихах основывается на паузе».
Поэтическое начало свойственно роману «Белый павлин», открывающему путь Лоуренса-романиста. Это проявляется в великолепии пейзажей, в тонкой передаче прихотливого движения чувств героев. Сюжет романа составляет история любви Джорджа Сакстона и Летти. Руководствуясь предрассудками своей семьи, Летти выходит замуж за «человека своего круга», отвергнув неравного ей по происхождению Джорджа. Это приводит ее к духовному краху.
«Белом павлине» проявляется связь с традицией близких ему Дж. Элиота и Гарди, но вместе с тем виден и отход от нее. Элиот привлекает Лоуренса мастерством построения «внутреннего действия», передающего отношения герое, Гарди — умением передать ощущение назревающих драматических конфликтов за внешне без- мятежной идиллией деревенского существования.
С особой силой и полнотой своеобразие Лоуренса-романиста проявилось в романе «Сыновья и любовники». Различны оценки, которые ему давали современники. Одни связывали его с реалистической традицией, другие называли первым фрейдистским романом в английской литературе. Категоричность суждений не раскрывает существа явления. Роман Лоуренса потому и полон жизни, что объединяет в себе, казалось бы, противоречивые начала. Он передает «внешнее» и «внутреннее», очевидное и потаенное. В конфронтации этих начал, в их взаимодействии и движении — своебразие и сила этого произведения. Здесь Лоуренс ближе всего подошел к достижению того равновесия двух начал бытия, к которому он и стремился, здесь воплотил он свой эстетический идеал.
Художественный мир романа, этот «ноттингемский космос», как определила его Вирджиния Вулф, живет по законам самим его творцом созданным. В конфликтном взаимодействии пребывают разум и чувство, интеллект и инстинкт, материально-телесное и интуитивно-эмоциональное. Реалистические картины жизни горняцкого поселка и шахтерской семьи Морелов включают передачу глубинного мира импульсов. Все отчетливо и осязаемо, однако эта ясность обманчива, она ускользает, теряя определенность очертаний и форм. «Вот почему так трудно в первый раз читать Лоуренca, — замечает критик Уолтер Аллен. — Ведь мы постигаем чувство через его внешнее проявление, а Лоуренс как раз ставил своей целью выражать эмоции и ощущения глубинные, которые никогда не выходят на поверхность»29.
По форме роман во многом традиционен: аналоги ему находим у предшественников и современников Лоуренса. Таковы романы Дж. Мередита «Испытание Ричарда Феверела» (1859) и «Карьера Бьючемпа» (1875), романы А. Беннета «Клейхенгер», «Бремя страстей человеческих» Сомерсета Моэма (1915). В каждом из них— история молодого человека, вступающего в жизнь, в каждом по -своему преломляются особенности «романа воспитания».
В «Сыновьях и любовниках» сильна автобиографическая струя. Семья Морелов, поселок Бествуд, картины природы — все это рождено воспоминаниями Лоуренса о днях его детства и юности, проведенных в Иствуде и Ноттингеме, о родительском доме, о первой любви. В образах Уолтера Морела и Гертруды Морел запечатлены отец и мать писателя; передана атмосфера родного дома, отношения родителей. А Пол Морел — это сам Лоуренс, выросший в горняцом поселке, получивший благодаря стараниям матери образование, ставший писателем. В образе Мириам изображена подруга юности Лоуренса Джесси Чэмберс. И все же «Сыновья и любовники» — это не автобиография автора, а одно из значительных явлений в развитии английской художественной прозы начала XX века, роман, основанный на иных, чем у его предшественников, принципах изобразительности.
куски самой жизни и ускользающее движение ощущений. Все это присутствует в тексте романа, отражая многообразие зрительного восприятия писателя.
Лоуренс раздвинул рамки романа, включив в сферу изображения интеллектуальную, духовную, сексуальную жизнь героев. Уже в первой главе приведены в движение силы притяжения и отталкивания, определяющие супружескую жизнь Уолтера и Гертруды, сказывающиеся на их детях, на взаимоотношениях сыновей с отцом и матерью.
Впервые встретившись с Морелом, Гертруда ощутила исходящую от него силу, тепло, магические токи жизни. Она соглашается стать его женой, воспринимает как чудо то «горение жизни», которое чуждо ей самой, ибо рассудок всегда одерживает верх над ее эмоциями. Этот брак не принес счастья ни мужу, ни жене. Не сделал он счастливым и их сыновей. Неприятие отца и безграничная любовь к матери пробуждаются и у Пола и у его брата.
Самоотверженная любовь к матери к сыновьям, особенно к Полу, прослежена в романе на всех этапах ее развития. Это сильное, неистребимое чувство, разделямое сыном и вместе с тем порабощающее его, дающее ему жизненные импульсы и в то же время удерживающее его от свободы решений и выбора, для самой Гертруды становится компенсацией неудачно сложившейся семейной жизни, отношений с мужем.
Фрейдистские мотивы присутствуют в романе. Особое значение приобретает проблема «эдипова комплекса», определяющего значения впечатлений на последующую жизнь человека. «Раздоры между родителями, несчастный брак их, обусловливает самое тяжелое предрасположение к нарушению сексуального развития или невротического заболевания детей», — отмечал 3. Фрейд. Он писал также и о том, какое большое значение имеет для мужчины образ любимой матери, воспоминания о которой определяют его выбор объекта любви, а если избранницей его становится женщина на его мать не похожая, то очень часто близость не приносит счастья и завершается разрывом30
При этом нельзя не отметить, что, начиная работу над «Сыновьями и любовниками», Лоуренс не был знаком с трудами Фрейда; о содержании ранних работ австрийского ученого он имел представление по пересказам своей жены Фриды Лоуренс, для которой немецкий язык был родным. Однако идеи фрейдизма «носились в воздухе» и интерес к его теориям возрастал. Внимание к ним проявил и Лоуренс, акцентировав заинтересовавшие его прблемы во второй половине романа.
В романе представлен сложный комплекс переживаний и чувств, проявляющихся в отношении Пола к родителям, — неприязнь к отцу и болезненно-страстная привязанность к матери, превращающаяся из детской нежности в прочное и устойчивое чувство, становящееся преградой для сближения Пола с другими женщинами. Осложняются отношения Пола с Мириам, а затем происходит разрыв и с Кларой. Он дорожит своей духовной свободой и привязанностью к матери превыше всего. Только с ней связан он неразрывными узами. Со своей стороны и Гертруда предана сыну и требует от него столь же сильной привязанности, какую испытывает к нему сама. И когда миссис Морел умирает, Пол осознает всю глубину своего одиночества, а в какой-го мере и безысходность положения. Все, чем интересовался он прежде, куда-то ушло, «мир стал для нею каким-то нереальным». Надежда лишь теплется.
5. ТВОРЧЕСТВО ЛОУРЕНСА ВОЕННЫХ
И ПОСЛЕВОЕННЫХ ЛЕТ: ОТ «РАДУГИ»
«ВЛЮБЛЕННЫМ ЖЕНЩИНАМ» И ДРУГИМ РОМАНАМ 20-Х ГОДОВ
Переходом от раннего к послевоенному творчеству стал роман «Радуга». Работая над ним, Лоуренс отмечал, что он сильно отличается от всех предшествующих романов, «написан совсем другим языком». В письме к Э. Гарнету в июне 1914 года он писал о том, что теперь его интересует не «стабильное ego характера», а «физиологические аспекты» поведения и поступков героев.
Повествуя в «Радуге» о судьбах нескольких поколений семьи Бренгуэнов, об истории нескольких супружеских пар, Лоуренс оперирует категориями «он» и «она» в гораздо большей степени, чем раскрывает своебразие индивидуальности персонажей. Героиня романа Урсула Бренгуэн стремится к независимости от родственной опеки и всяческих уз. Она не приемлет жизни поколения отцов; «старый безжизненный мир» внушает ей отвращение, она мечтает об иной, исполненной глубокого смысла жизни, ее влечет «мир труда и обязанностей», она хочет «завоевать себе место в мужской жизни». Однако ей во многом приходится разочаровываться: школа, где она преподает, — «просто учебная лавочка, где обучают делать деньги», «здесь нет ничего, похожего на творчество и созидание»; современная цивилизация делает из людей бездушные машины; все готовы служить божеству материальной выгоды. Любовь Урсулы завершается разрывом с отцом ее будущего ребенка. И все же она смотрит в будущее с надеждой, которая рождается в ней в предвкушении материнства. В финале романа возникает образ радуги, символизирующий заложенную в крови человека жизненную силу. Глядя на радугу, Урсула размышляет о будущем: «Она знала, ничем не объединенные люди жили в сфере тления, но радуга уже занялась в их крови, знала, что они сбросят с себя затвердевшую оболочку, что появятся новые чистые ростки, полные силы, тянущиеся к свету, воздуху и влаге неба. В радуге она видела новое творение земли, которое придет на смену тлетворному дыханию домов и фабрик».
Настроения Лоуренса первых послевоенных лет переданы в романе «Влюбленные женщины», являющемся продолжением «Радуги». Если «Радуга» — это роман об органическом развитии жизни, то «Влюбленные женщины» — это книга утраты надежд и кризисного мироощущения. Сильнее чем прежде, звучит тема враждебности машинной цивилизации Земле и людям. Над всем парит «дух полного разрушения».
Во «Влюбленных женщинах» продолжена история Урсулы и ее сестры Гудрун, их поисков независимости и гармонического существования. Тема отцов и детей, тема формирования нового мировосприятия у молодого поколения, тема женской эмансипации — все это не могло не привлечь внимания современников к роману Лоуренса. Оно усиливалось тем, что настроения и поиски героев лоуренсовского романа были созвучны настроениям значительной части английского общества послевоенных лет, хотя временем действия романа являются предвоенные годы.
вариации единой темы — поисков смысла жизни в условиях, когда «старые идеалы абсолютно мертвы». И если Руперт Бёркин, которого любит Урсула, доходит в своем отрицании сущестующего до крайности, утрачивая веру в человечество («Я не верю в человечество... я ненавижу умирающие формы общественного устройства, — и поэтому моя работа в области просвещения не может не представляться мне ерундой»), если он жаждет только полного одиночества и обособления от всего и всех, если он называет человека «ошибкой мироздания» и предрекает неизбежность его исчезновения, то Урсула не соглашается с ним и оспаривает его взгляды; она мечтает о жизни, о счастье, не желая слушать о «конце и смерти». Звучат два голоса, ведется спор... Оба голоса принадлежат самому автору — Дэвиду Герберту Лоуренсу. Писатель ведет спор с самим собой, его сознание питает мысль и героя и героини. Говорить об авторском «я» в романе можно, имея в виду и героя и героиню.
Еще более сложно складываются отношения между Гудрун и ее возлюбленным Джеральдом Кришем. Их страсть оборачивается для каждого из них внутренней опустошенностью, переходит в ненависть; борьба «мужского» и «женского» начала не имеет конца. Джеральд находит его в самоубийстве. Как неизбежность, как тяготеющий над ним рок принимает он свою смерть, бросаясь со снежной вершины в пропасть. Опустошена, нравственно сломлена и Гудрун. Она ищет спасения в искусстве, которое, как убеждает ее в этом немец-художник Лоерке, и есть подлинная реальность. Вслед за Лоерке Гудрун и себя считает избранной личностью, свободной от каких бы то ни было обязательств перед людьми; она убеждает себя в том, что для нее, как и для всех «великих женщин — Клеопатры, Марии Стюарт, Рашель» — любовь — лишь средство ощутить полноту жизни, а человек, дарящий ее, не имеет никакого значения. Теперь ей все равно, куда и с кем ехать, чьей любовницей быть.
Общая атмосфера романа мрачна и печальна. Звучат два переплетающихся, борющихся, сталкивающихся лейтмотива — жизнь и смерть. В этой оппозиции нет равновесия, силы смерти одерживают верх. В угольных шахтах, которыми владеет Джеральд, погребены тысячи жизней, но и те, кто собирается в модном лондонском кафе «Помпадур», по существу столь же мертвы. «Exeunt» названа финальная глава романа. Это латинское слово звучит как театральная ремарка: «Уходят». Уходят со сцены Урсула и Бёркин, уходит Гудрун, уже ушел Джеральд. Перспектив на будущее не возникает. Ни мерцающих огней, навстречу которым шел Пол Морел, ни многоцветной радуги, воспринимаемой как символ жизни Урсулой Бренгуэн, в этом романе не появляется. Силы разрушения берут верх над стремлением сконструировать утопию.
Тональность романа «Влюбленные женщины» характерна и для последовавшими за ним произведениями — «Жезл Аарона», «Кенгуру», «Пернатый змей», отразивших неудовлетворенность и смятение писателя в горздо большей степени, чем уверенность в жизнеспособности выдвигавшейся им системы ценностей. Эти романы могут быть названы книгами странствий и поисков, но романами открытий и утверждений они не стали. Где бы ни происходило действие— в Англии («Жезл Аарона»), в Австралии («Кенгуру»), в Мексике («Пернатый змей») — нигде не находят герои этих книг желанной гармонии.
Лоуренс пишет о людях неудовлетворенных, ищущих «новую жизнь», его герои одержимы индивидуалистическими устремлениями, в них обнаруживается мистическая сила, покоряющая окружающих и сочетающаяся с первобытной простотой «естественного человека», но все это не приносит ему удовлетворения. Происходят срывы, отступления от художественных достижений ранних произведений. Критики правы, утверждая, что еще не завершив роман «Пернатый змей», Лоуренс перестал верить в жизнеспособ- ность предлагаемой им «новой религии». М. Спилка, Гарри Т. Мур, Г. Хау, многие другие оценивают «Пернатый змей», как наиболее противоречивое произведение, как одну из очевидных неудач писателя. Однако, как всегда, были и защитники. Так, американский литературовед Д. Л. Кларк назвал роман «Пернатый змей» Евангелием будущей религии.
«ЛЮБОВНИК ЛЕДИ ЧАТТЕРЛИ»
Еще одной и уже последней попыткой Лоуренса выступить в роли творца «новой религии» стал его роман «Любовник леди Чаттерли». Эта книга завершает творческий путь писателя, вбирая в себя его многолетний опыт поэта и романиста. Особенности ранних и поздних произведений Лоуренса синтезируются в «Любовнике леди Чаттерли».
Ни об одном из своих романов Лоуренс не писал так много, как о «Любовнике леди Чаттерли». Начиная с 1927 года, в его переписке встречаются многочисленные упоминания о романе, работа над которыми захватила его. Вновь и вновь разъясняет он свой замысел, рассуждает о стоящих перед ним задачах. В 1929 году он пишет статью «По поводу «Любовника леди Чаттерли», где излагает свои взгляды на характер отношений между людьми в современном обществе. «Жизнь приемлема только тогда, — пишет Лоуренс, — когда тело и разум находятся в гармонии и когда между ними устанавливается естественное равновесие»31
традиции умолчания, посмел вторгнуться в такие сферы жизни, на освещение которых было наложено табу. И если во Франции Золя, Мирбо, Гюисманс, Мопассан весьма смело писали об интимных сторонах жизни своих героев, то английские писатели викторианской эпохи в такие сферы не вторгались. Лоуренс, как и Джойс, нарушал запреты.
«Любовнике леди Чаттерли» передана атмосфера жизни послевоенной Англии. «Наш век в основе своей — трагический век, поэтому мы отказываемся воспринимать его трагически. Катастрофа свершилась, мы находимся, среди руин и пытаемся возвести новые стены, обрести новые надежды. Это тяжелая работа: гладкой дороги в будущее нет; но мы обходим препятствия или перебираемся через них» (перевод наш. — Н. М.). Эти слова звучат в начале романа, и история героев предстает перед нами как результат пережитой катастрофы.
Она в самом прямом смысле определила судьбу Конни, ее мужа Клиффорда, бывшего участника войны Меллорса.
Конни вышла замуж за Клиффорда Чаттерли в разгар войны. Клиффорд снова уехал на фронт и через полгода, получив тяжелое ранение, вернулся. Его жене было в то время двадцать три, а ему двадцать девять лет. Два года Клиффорда выхаживали врачи. Ему спасли жизнь, но он уже навсегда был прикован к креслу на колесах. Вместе с женой сэр Клиффорд поселился в своем родовом поместье Рэгби-Холл, унаследовал титул баронета, а Конни стали называть леди Чаттерли. Но подлинной жизни не было, сколько бы ни старалась Конни поддерживать мужа и помогать ему. Любовь со всеми сокровенными тайнами открылась для нее в скромной хижине лесничего Меллорса.
— символ. Противопоставление Меллорса Клиффорду— это противопоставление жизни и анти-жизни, порожденной механической цивилизацией. Конни предстоит сделать выбор, что и определяет драматическую напряженность повествования. В романе утверждается право человека на жизнь.
Образ Клиффорда воплощает в себе то, что подлинной жизни враждебно. Клиффорд — жертва войны и антигуманной цивилизации, но он и сам превращается в одно из уродливых ее порождений. Выявляется несоответствие между внешней внушительностью и внутренним бессилием. Благообразная внешность, широкие плечи, сильные руки, воля, сквозящая во взгляде его проницательных глаз, — и мертвые ноги, безжизненность тела, бессилие паралитика, навсегда прикованного к своему креслу. И какие бы формы деятельности он для себя не выискивал, Клиффорд мертв. «Какое странное существо, — пишет о нем Лоуренс, с сильной, холодной, непреклонной волей и абсолютно лишенное тепла. Одно из тех существ далекого будущего, у которого нет души, а только необычайно напряженная воля, холодная воля!»
— будущее, к которому ведет людей развивающийся техницизм, механизация существования. В восприятии Конни образ Клиффорда сливается с ненавистным для нее промышленным Мидлендом с его угольными шахтами, погубившими в своей подземной паутине тысячи жизней, с покрытыми копотью городскими зданиями. Все это несет на себе знак вырождения, гибели.
Как «существо из далекого будущего» Клиффорд напоминает марсиан из фантастического романа Герберта Уэллса «Борьба миров: «У них была голова и только голова!» Они передвигаются на металлических ходулях, их нижние конечности атрофированы, они размножаются почкованием, могут обходиться без сна и работать целыми сутками. Можно вспомнить и рассказ другого английского писателя — «Машина останавливается» Э. М. Форстера, появившийся в первом десятилетии XX века. В нем речь также идет о перерождении людей, пользующихся всеми удобствами цивилизации.
— сын шахтера и в молодости сам работал под землей. Оливер Меллорс добровольцем ушел на военную службу, вместе с колониальными войсками побывал в Египте, Индии, был произведен в офицеры, но военной карьеры не сделал. Семейная жизнь сложилась неудачно. Он служит лесничим в поместье Клиффорда, превыше всего ценит одиночество, общение с природой. Жизнь глубоко ранила этого человека — забившись в лесную глушь, он залечивает свои раны. Встреча с Конни означала возрождение и для него. Они нужны друг другу. «Сказать тебе, что есть у тебя и чего нет у других и от чего зависит будущее?» — спрашивает его Конни. И сама же отвечает: «Это смелость твоей нежности». А Меллорс в своем письме к Конни пишет о том, во что он верит: «Я верю в огонек, вспыхнувший между нами».
Эти слова, звучащие в конце романа, перекликаются с финалом «Сыновей и любовников». Вновь возникает образ света, прорезающего темноту. Однако в контексте последнего романа Лоуренса слова надежды звучат робко.
Со страниц романа встает образ Англии, истрезанной войной. На всем лежит тень смерти и запах тления. «Конни казалось, что все великие слова не существуют для ее поколения: любовь, радость, счастье, мать, отец, муж, — все эти большие слова были теперь наполовину мертвы, они умирали с каждым днем». Над всем царил культ денег, «деньги вы просто обязаны были иметь». «Потребуется много лет, чтобы все это это прошло. Нужны новые надежды». Обо всем этом думает Конни, в судьбе которой заключены судьбы множества женщин.
— волшебная птица с распростертыми над пламенем костра крыльями. Феникс сжигает себя и вновь возрождается из пепла. Это символ жизни-горения и символ человека, стремящегося к проявлению полноты своего «я», полноты своей личности со всеми ее особенностями. Этот рисунок стал эмблемой. В нем выражена суть творчества Лоуренса.
1 Лоуренс Д. Г.. Семья Бренгуэнов (Радуга) / Пер. В. Мининой. — М., 1925; его же: Урсула Брэнгуэн (Радуга) / Пер. В. Мининой. — М., 1925; его же: Флейта Аарона / Пер. М. Шика. — М., 1925; его же: Сыновья и любовники / Пер. Н. Чуковского. — Л., 1927; его же: Джек в дебрях Австралии / Пер. Н. П. Мартыновой. —Л., 1927.
2 Лоуренс Д. Г. Дочь лошадника: Рассказы. — М., 1985; его же: Стихотворения. — Иностранная литература. — 1986. — № 3 и 1990. — № 1; его же: Дева и цыган.— Иностранная литература.— 1986.— №3; его же: Любовник леди Чаттерли. — Иностранная литература.— 1989.— № 9— 11; его же: Сыновья и любовники. — М., 1991.
3 См. раздел «Литература о Лоуренсе».
— М., 1985
5. Aldington R. Portrait of a Genius, but... L.. 1950. — Р. 104—105.
6 Lawrence D.. H. Studies in Classic American Literature. — L., 1924. — P. 297.
7. Housh G. The Dark Sun - L , 1961. - P 2S
10. Lawrence D. H. The Collected Letters ofD. H. Lawrence. — N. Y., 1962. — V. 1. -P. 200.
11. Poenix. The Posthumous papers of D. H. Lawrence.— L., 1936.— P. 194-195.
— V. 1. - P. 535.
13. Lawrence D. H. The Collected Letters of D. H. Lawrence. — N. Y., 1962. — V. I. -P. 353.
15. Ibid. - V. 2. —P. 707.
17. Ibid -V 2 -Р 713
18. Lawrence D. H. Selected Literary Criticism Ed by A Beal L 1960 — P XI
— P 105
21. Ibid. P 107
22. Lawrence D. H. Selected Literary Criticism. — P. 117.
23. Lawrence D. H. The Collected Letters. — V. 1. — P. 280.
25. Lawrence D. H. The Collected Letters. - V. 1. - Р. 332.
26. Lawrence D. H. Selected Literary Criticism. — L., 1960. — P. 229.
27. Lawrence D. H. The Collected Letteis. - V. 2. - Р. 881
— Los An-geles, 1973. - P. 8.
— М.. 1970. — С. 65.
30. Фрейд 3. Очерки психологии сексуальности // «Я» и «Оно»: Труды разных лет. — Тбилиси, 1991. — С. 92—93.
31. Lаwrence D. H. A Propos of Lady Chatterley's Lover. —L.. 1961. — P. 92