Эпилог
ПО НАПРАВЛЕНИЮ К НУЛЮ
1
Восьмидесятилетие Королевы детектива в 1970 году стало Событием. Оно превратилось буквально в празднество мирового масштаба, на котором было все… кроме героини торжества. Она, правда, дала несколько коротких интервью, но, как прежде, требовала оставить ее в покое. Только один раз ей все-таки пришлось выйти в свет: в 1971 году она наконец получила от Королевы Англии титул кавалерственной дамы: «леди Агатой» можно только родиться, но можно стать «дамой Агатой». Она ею стала.
… Или ей все еще пять лет? Детство, столь властное над нею, становилось единственным прибежищем измученной души. И чем дальше оно уходило, тем ярче ощущалось. Исчезло все горькое, что было в нем, что помнилось еще во времена Мэри Уэстмакотт. Она полностью убедила себя, что то было время безоблачного, ничем не омраченного счастья. И погружалась в детскую веру в бесконечную радость бытия. И вместе с тем не отрывалась от себя нынешней, ведь и ныне она чувствовала радость от простой возможности жить:
«Я, сегодняшняя, точно такая же, как та серьезная маленькая девочка с белесыми льняными локонами. Дом — тело, в котором обитает дух, — вырастает, развивает инстинкты, вкусы, эмоции, интеллект, но я сама, я вся, я — настоящая Агата, я — остаюсь. Я не знаю всей Агаты. Всю Агату знает один только Господь Бог.
Вот мы проходим все поочередно: маленькая Агата Миллер, юная Агата Миллер, Агата Кристи и Агата Маллоуэн. Куда мы идем? Конечно же никто не знает, и именно от этого перехватывает дыхание.
Я люблю жизнь. И никакое отчаяние, адские муки и несчастья никогда не заставят меня забыть, что просто жить — это великое благо».
— а она верила, что и после смерти. Да и старость еще не лишила всего:
«Многое еще и остается. Опера и концерты, чтение, наслаждение, которое испытываешь, ложась в постель и засыпая, самые разные сны, молодежь, которая приходит навестить меня и бывает удивительно мила. А самое, пожалуй, лучшее, сидеть на солнышке, тихо дремать и… вот мы и добрались до главного — вспоминать! „Я вспоминаю… Я вспоминаю дом, где я родился…“
— в Эшфилд.
Как много он для меня значит! Мне почти никогда не снятся ни Гринуэй, ни Уинтербрук. Только Эшфилд. Старая, хорошо знакомая обстановка усадьбы, где начиналась жизнь, хоть люди во сне могут быть и нынешние. Как хорошо я знаю там каждую мелочь: вот вылинявшая красная портьера на кухонной двери, медная решетка с узором из подсолнухов перед камином в холле, турецкий ковер на лестнице, большая, обшарпанная классная комната с тиснеными обоями — темно-синими с золотом».
— канарейка в клетке над кроваткой… собачка Тони… Может быть, они так сладко вспоминались ей потому, что всегда были рядом, всегда позволяли себя любить? и потому так страшно стало исчезновение — предательство любви! — канарейки Голди и так невероятно важно ее возвращение?! Она и сама предала родной дом, продав его, и горько раскаивалась в этом проступке против любви. Но не поступила ли она все-таки правильно, сохранив его только в воспоминаниях? Реальный Эшфилд уже давно не был бы домом ее детства, тот дом исчез со своей эпохой и существовал бы сейчас как нелепый пережиток прошлого. В памяти же он остался нетронутым, неся в душу свет и тепло, которых в нем в действительности всегда недоставало.
Агата Кристи вводила детские воспоминания в каждую из своих поздних книг, словно только ради этого их и сочиняла. А американские издатели не желали их печатать: «…персонажи такие чертовски дряхлые»! Вероятно, люди в Америке умирают молодыми?
Существует мнение, что после 1971 года леди Маллоуэн страдала болезнью Альцгеймера. Возможно. Тема эта благодатна для тех, кто уверен, что ни его, ни его близких никогда не коснется трагедия старческого угасания. Предвидя возможность такого конца, сама Агата Кристи еще в Эпилоге «Автобиографии» иронически размышляла:
«Такой жизнью, какую прожила я, — достойной и насыщенной, — можно гордиться. Хорошо, конечно, писать такие возвышенные слова. А что если я проживу лет до девяноста трех, сведу с ума всех близких тем, что не буду слышать ни слова, стану горько сетовать на несовершенство слуховых аппаратов, задавать бесчисленное множество вопросов, тут же забывать, что мне ответили, и спрашивать снова то же самое? Буду яростно ссориться с сиделкой и обвинять ее в том, что она хочет меня отравить, или сбегать из лучшего заведения для благородных старых дам, обрекая свою бедную семью на бесконечные тревоги? А когда наконец схвачу бронхит, все вокруг станут шептать: „Бедняжка, но нельзя не признать, что это для всех будет избавлением…“
— для них; и это лучшее, что может случиться».
Но этого не случилось. Сердечные припадки, переломы шейки бедра, сотрясения мозга, — она испытала все невзгоды дряхлости. А за ужасной видимостью согбенной иссохшей старушки пряталась прежняя счастливая сущность ребенка. Больная или нет, она не стала невыносима, не портила жизнь близким. Она просто сидела, полуослепшая, погруженная в себя, как сидела ее бабушка в 1914 году, так же с горечью наблюдая рушащийся вокруг мир, за который она боролась в своих романах, но который безнадежно исчезал. А где-то ползали ее правнуки, дети Мэтью, и другие малыши семидесятых годов, и считали этот мир единственно возможным и правильным…
Она умерла 12 января 1976 года в Уоллингфорде и похоронена в церкви соседней деревни Чолси. Возможно, она сама выбрала бы свою церковь в Торки, среди основателей которой была с рождения и о которой всегда заботилась? Она радовалась, когда на доход от подаренного ею рассказа в церкви создали по ее желанию витраж Доброго Пастыря: «Мне хотелось, чтобы витраж выглядел радостным и доставлял удовольствие детям».
Ее верная Шарлотт Фишер после смерти хозяйки начала испытывать сердечные приступы и умерла через три месяца. Напрасно Агата Кристи всю жизнь считала, что преданность свойственна лишь викторианцам! Преданность окружала ее, но она ее не замечала, ибо ее проявления не походили на памятную ей преданность кухарки Джейн. И только ли Карло Фишер! Никто из многолетних помощников и доверенных лиц, никто из знакомых и собратьев по перу, ни зять, ни дочь, ни муж, ни даже вторая жена Макса не обрушились на умершую Королеву детектива со всяким злоречием. Единственные, вполне бессмысленные, сплетни касались добрачных отношений двух ее мужей с их вторыми женами да пресловутого «исчезновения» 1926 года. Немногим всемирным знаменитостям посчастливилось оставить по себе кристально чистую память…
2
миллионами людей едва ли не на всех языках мира. Экранизации по ее произведениям продолжали создаваться одна за другой во многих странах, в том числе и в СССР. При жизни она так и не дождалась достойного воплощения образов ее главных героев. В кино им не посчастливилось до сей поры, а вот их судьба на телевизионном экране — к которому писательница относилась с неодобрением, — сложилась удачнее.
Самая большая удача выпала мисс Марпл. В 1984 году канал Би-би-си запустил одноименный телесериал с Джоан Хиксон в главной роли. Леди Маллоуэн знала ее давно и давно выразила надежду увидеть именно эту актрису в образе своей любимой героини. И час настал. В 80 лет Джоан Хиксон дождалась роли жизни. Ее снимали очень быстро — 12 фильмов за восемь лет, ведь время работало против нее. Увидев первый же телефильм, Розалинда выразила восторг, а в ее устах даже малейшее сдержанное одобрение дорогого стоило. На десять лет старше дочери Агаты Кристи, Джоан Хиксон, без сомнения, сумела так точно воплотить образ провинциальной старой дамы из старой доброй Англии потому, что то был ее собственный мир, в который искусство помогло ей возвратиться хотя бы на экране. Не все фильмы оказались равнозначными, в некоторых сценарии или выбор исполнителей вызывали легкое недоумение; «Зеркало треснуло» оказалось слабее голливудского образца, в котором большинство героев были маловыразительны, мисс Марпл незаметной, но надо всеми доминировала Элизабет Тейлор в роли почти самой себя. Однако «Отель „Бертрам“», «Объявлено убийство», «Убийство в доме викария» стали подлинными достижениями детективных телеинтерпретаций. В них не было ни одной фальшивой ноты, никаких аллюзий с современностью. Даже встречая в романах двух пожилых женщин, живущих одним домом, в экранизациях, согласно духу романов, не придавали этому обстоятельству грязного смысла, помня, что в те времена дама без средств буквально не могла — не могла! — выжить в одиночестве и, если ей не посчастливилось найти опору в муже, шла в компаньонки или хотя бы объединялась со старой подругой ради совместной, и от того более надежной, борьбы с такой нуждой, о которой европейцы благополучно позабыли на следующие полвека. Джоан Хиксон стала, по всеобщему мнению, идеальной мисс Марпл и получила высокое признание в виде ордена Британской империи. Но не ее одну надо поблагодарить за этот великолепный сериал, безупречно воссоздавший в актерских работах, в визуальных образах и в музыке не только букву, но что гораздо сложнее — дух, атмосферу романов о мисс Марпл. Режиссеры менялись постоянно, сценаристы тоже были разными, остается выразить глубокую признательность продюсерам Гаю Слейтеру и Джорджу Галлахью, первыми понявшим, что сюжеты произведений Агаты Кристи не надо «улучшать» современными извращениями и прочей грязью, — они велики своей чистотой, своей мягкой, но бескомпромиссной гуманностью. Создатели сериала поверили, что зрители рады будут встретиться с добротой и порядком минувших дней. И зрители их горячо одобрили.
И тогда пришел черед Пуаро. Актер, которого в одном из самых поздних и неудачных своих фильмов про Пуаро Питер Устинов заставил безобразно, даже гадко изобразить инспектора Джеппа, вдруг объявился в новой ипостаси. Наконец мечты писательницы о Пуаро требуемой комплекции осуществились. С 1988 года Дэвид Суше стал подлинным Эркюлем Пуаро, разве только со слишком маленькими усами. Его упрекали за жеманность походки и манер, но несправедливо. Образ Чарли Чаплина производил комический эффект в его время оттого, в частности, что бродяга в обносках воспроизводил в утрированном виде облик и манеры щеголей 1910 годов, — а Пуаро и был таким щеголем (включая и его усы по моде тех лет), чья старомодная франтоватость казалась смехотворной в новые времена. Так что внеся смягченные чаплинские нотки в свою роль, Суше поступил совершенно верно. Другие актеры были выбраны столь же превосходно: Хью Фрейзер как Гастингс и Полин Моран как мисс Лемон были немного более человечны, чем их прототипы, но это не портило впечатления, а Филипп Джексон как старший инспектор Джепп — просто превосходен. И опять-таки великолепие сериала основывалось на точной передаче духа рассказов Агаты Кристи, без привнесения в них эффектов голливудских боевиков и модных блокбастеров. Но радость зрителей длилась недолго. Полнометражные экранизации романов оказались значительно хуже, и дело было не в располневшем Дэвиде Суше, а в смене режиссерских концепций. Сюжеты начали менять вплоть до полного искажения исходного смысла, съемки… но это уже не важно. Пуаро обрел свое лицо, как и мисс Марпл, а все дальнейшие их «перевоплощения» — просто область истории теле- или киножанров.
Но одно произведение Агаты Кристи никак не может предстать перед кино- или телезрителями. Права на экранизацию «Мышеловки» были проданы с условием начала съемок через полгода после схода пьесы со сцены. Она так и не сошла, перейдя после смерти писательницы из театра «Амбассадор» в театр «Сент-Мартен». Она действительно идет непрерывно каждый день с 1952 года и недавно отпраздновала 23-тысячный спектакль. Сама Агата Кристи недоумевала, почему эта легкая развлекательная вещица стала единственным в своем роде явлением во всем мировом театральном искусстве? Вероятно, такая уникальная история одного спектакля возможна только в Англии с ее культом традиций. И можно признать, что если в первые десятилетия «Мышеловку» смотрели и узнавали себя жители Британских островов, то уже давно она потеряла связь с их сегодняшней жизнью и обитателями, стала просто туристским аттракционом, без которого экскурсионные программы обеднеют, как без Тауэра и королевских регалий. Вот таким же памятником прошлого и стоит на подмостках столь долго «Мышеловка», и кажется памятником самой себе мисс Марпл Джоан Хиксон, и ранний Пуаро Дэвида Суше. Но памятники рано или поздно кто-то захочет сбросить с пьедестала…
3
прямо или косвенно старалась влиять на деятельность компании «Агата Кристи лимитед». Она хранила под замком письма и записные книжки матери, если они содержали что-нибудь слишком личное. Но все-таки не сожгла их. В 2000 году она была вынуждена передать Гринуэй Национальному тресту, но с условием, что до кончины ее самой и ее мужа публика туда допускаться не будет.
«Агата Кристи лимитед» стал ее сын Мэтью Причард. Сразу после ее смерти он заявил в беседе с журналисткой Лорой Томпсон, что «она не гордилась матерью и тем, чем та занималась»[20]. Сама Розалинда ничего подобного не говорила. И все, что она делала при жизни и после смерти матери, противоречит этому заявлению. С ее кончиной многое изменилось. Биографы или, во всяком случае, журналисты получили доступ ко всему наследию бабушки мистера Причарда. Гринуэй стал полноценным музеем (что, конечно, можно только приветствовать). А в 2011 году компания «Агата Кристи лимитед» объявила, «что приостанавливает на неопределенный срок выдачу лицензий на производство кино- и телефильмов по романам и пьесам писательницы. Возобновление выдачи лицензий состоится после того, как классические детективы будут кардинально переработаны с целью радикально их осовременить»[21]. Отражает ли это решение позицию самого мистера Причарда или объясняется биржевыми играми, заложницей которых давно стала компания, только читателей и зрителей ждут теперь большие перемены.
Естественно, в новых редакциях не будет места мисс Марпл: во Франции официально запрещено употребление оскорбительного для незамужних особ обращения «мадемуазель», и Англия, несомненно, вскоре последует этому примеру. Непонятно только, оскорбителен статус старой девы? или само деление женщин на замужних и нет? и как быть — ликвидировать институт брака или всех снабжать мужьями? и кому как не Англии гордиться своими старыми девами?!
Конечно, станет невозможен и Пуаро с его усами: ведь усы — проявление мужского шовинизма, оскорбительного для женщин, усов не имеющих (а особенно их имеющих). И капитан Гастингс должен быть убран: насмешка над армией неполиткорректна! И невозможны упоминания об англичанах, типично английских юных леди, английских пейзажах и английском климате — кто такие англичане? В последней переписи населения Соединенного Королевства графа «англичане» в списке национальностей отсутствовала. Разумеется, нельзя говорить и о каких бы то ни было других национальностях. В ранних романах Агаты Кристи нередки русские злодеи и интриганки, неизменно «скуластые и с раскосыми глазами». Русские читатели только усмехнутся, встретив таких персонажей, но некоторые народы очень обижаются на подобные выпады. Несомненно, всякие там викарии с их церквями должны быть заменены на… э-э… на что-нибудь иное. И обязательно следует произвести необходимые корректировки в отношения между персонажами: сделать пары влюбленных однополыми и пр. и пр. А главное, придется изъять из детективов всякие упоминания об убийствах, особенно в порицающем тоне, — ведь это посягательство на права личности всех осужденных за подобные преступления!
«эры политкорректности» или любой иной эры борьбы с инакомыслием, будут подлежать «кардинальной переработке с целью радикально их осовременить». И тогда только в «бабушкиных шкафах» найдут подлинные тексты те, чья жизнь сейчас только начинается и кто считает нынешний мир единственно возможным и правильным.
Примечания.
21. www.lenta.ru