Приглашаем посетить сайт

Будур Н. : Гамсун. Мистерия жизни
Глава одиннадцатая. Путешествие в сказочную страну.

Глава одиннадцатая.

ПУТЕШЕСТВИЕ В СКАЗОЧНУЮ СТРАНУ

Гамсун всегда мечтал о путешествии на восток и неоднократно писал об этом друзьям еще во времена своей голодной юности в Копенгагене.

И наконец, в 1898 году мечта его сбылась: он получил заветную стипендию в 1200 крон от Союза писателей Норвегии, которую не смог получить годом ранее.

Зимой 1898 года он вместе с молодой женой уезжает в Финляндию. После целого года мучений (развод Бергльот, преследование Анны Мунк), который писатель называл «самым ужасным годом из моих 37 лет», Гамсун обрел наконец покой и счастье.

Сначала пара жила в Гельсингфорсе в отеле, но потом сняла небольшой домик на острове недалеко от города.

Гамсун вместе с двумя плотниками сам отремонтировал свое новое жилище, чем был несказанно горд, и в декабре молодожены стали жить своим домом – в прямом и переносном смысле.

В Финляндии Гамсун встретил старых парижских друзей – художников Аксели Галлена [89] и Альберта Эдельфельдта [90] , композитора Яна Сибелиуса [91] – и обрел новых, в том числе шведа Альберта Энгстрёма [92] .

Кнут прекрасно себя чувствовал в этой компании. Все очень хорошо относились к фру Бергльот, называя ее Альвильдой – по имени героини «Стихов страсти», к которой, в частности, обращены следующие строки:

Будь проклята, Альвильда!

Тобою свет мой взят,

Ты не сдержала слова,

Из жизни сделав ад.

О, долго мне брести

Без солнца на пути,

Будь проклята, Альвильда!

Господь с тобой, Альвильда,

За данные тобой

Сто ласковых прозваний,

– «мальчик мой»!

За то, что хоть недолгий срок

Рук, губ твоих касаться мог —

Господь с тобой, Альвильда![93]

Богемная компания, помимо серьезных разговоров о политике, искусстве и литературе, умела и любила повеселиться, часто придумывая самые невероятные развлечения.

Так, Гамсун вспоминал, что однажды Сибелиус, который, как правило, и задавал тон в компании, решил разобрать в честь него, великого норвежца, печь.

«Ряд за рядом, – писал Гамсун, – друзья снимали кирпичи, из которых была сложена печь, и бросали их на пол. Это было чистой воды безумие, в котором, наконец, захотелось принять участие и мне. Я поплевал на руки и принялся за работу, но они не дали мне ничего сделать: я почетный гость, и печь они разбирают в мою честь!»

Гамсун очень любил Сибелиуса и даже, скучая в путешествии по друзьям, написал ему из Константинополя следующее стихотворение:

Сибелиус,

И в музыке ты,

И в царстве мечты —

Зеленоокий[94] бог наших небес.

В игре и в гульбе

Ты верен себе,

Ты чудо, наш северный бес[95] .

Фру Бергльот отлично вписалась в эпатажную компанию и шокировала добропорядочную публику своими нарядами – например, платьями без рукавов, что было верхом неприличия в то время.

Однако, несмотря на чудесное времяпрепровождение, между супругами Гамсун не все было ладно. Это замечали даже окружающие.

Бергльот очень тяжело давалась жизнь в Финляндии: ей, избалованной жизнью аристократке, было холодно в деревянном доме, стирать белье вообще приходилось в проруби, в ледяной воде, а за продуктами ходить по замерзшему льду озера в ближайший поселок, где цены оказались намного выше, чем можно было ожидать. Молодая жена Гамсуна жаловалась сестре в одном из писем, что от снега и холода, от долгой финской зимы можно было «просто сойти с ума».

В конце мая супружеская чета переехала в город, и вскоре Бергльот отбыла в Вену, вероятно, повидаться с маленькой дочерью.

Гамсун остался в Гельсингфорсе.

переворот. Многие друзья писателя стали участниками национально-освободительного движения против русификации родной страны. В Гельсингфорсе был организован Фонд народного просвещения, и Гамсун передал в него гонорар за прочитанную лекцию «Жизнь писателя» (1899).

Через некоторое время в Гельсингфорс вернулась Бергльот, и семейная пара стала планировать путешествие в Россию, на «родину Достоевского», и далее в Турцию.

Гамсун опасался, что после прочитанного доклада русские власти начнут чинить препятствия путешествию, но все обошлось благополучно.

Кнут с женой проехали через Россию по маршруту Санкт-Петербург – Москва – Кавказ и далее отправились в Турцию.

Результатом этого сказочного путешествия стали две книги очерков – «В сказочном царстве» и «В стране полумесяца» (1903).

* * *

людей с приведением точных географических названий, описаний природы и действующих лиц.

Однако «В сказочном царстве» не простая книга путевых очерков, она, по мнению скандинавских критиков, – одно из самых субъективных описаний путешествий, которые когда-либо выходили из печати. Ее тема не столько Россия или Кавказ, сколько «самовыражение в высшей степени своеобразной личности автора» (Р. Фергюссон). Русские же критики, сразу после появления книги, считали ее неудачной, потому что в ней «немало наивностей, неточностей, а иногда и просто ошибок». Эта же особенность не ускользнула и от внимательного взгляда горячего поклонника Гамсуна А. Куприна, писавшего: «Увы! талантливый писатель все-таки не избежал здесь исторической клюквы и самовара».

Однако невозможно не заметить, с какой любовью описывает Гамсун увиденное им и услышанное на совершенно непонятном русском языке. В его описаниях нет ни злобы, ни раздражения, зато есть удивительное чувство детской радости от встречи с незнакомой жизнью, с чудом. Он действительно оказывается в сказочной стране, где все по-другому, все иначе, чем дома, – и это его увлекает и развлекает.

Мы уже не раз писали о чувстве самоиронии, присущем писателю. В книге путевых очерков оно проявилось в полной мере. Взять хотя бы рассказ о получении норвежского паспорта в Санкт-Петербурге: «Я не позаботился заранее оформить свой паспорт и тем самым доставил послу немало хлопот. Но барон Фалькенберг оказался моим ангелом-хранителем. Он выписал мне необъятных размеров паспорт, увенчанный короной и горностаевой мантией, а потом объездил посольства некоторых азиатских стран, где мой паспорт разукрасили причудливейшими крючками, завитушками и печатями» [96] .

Или выдержка из очень смешного описания похода Гамсуна в ресторан:

«Я научился произносить слово „щи“. Это удается далеко не всем, но у меня получается превосходно. Могу даже написать это слово без "ch”, как пишут немцы. Щи – это мясной суп, но не обычный безвкусный мясной суп, а замечательный русский суп, приготовленный из разных сортов мяса, яиц, сметаны и зелени. Я заказываю щи, их подают. Официант старается угодить мне и предлагает еще несколько блюд. Потом я уже по собственному почину требую икру, но едят ли ее с тем, что мне предложил официант, я не знаю.

... Официант приносит жаркое. После сытных щей мне уже не хочется есть, и тем не менее официант прав, полагая, что человеку следует есть много, но зато потом долго обходиться вовсе без пищи – такова точка зрения здоровых людей. Теперь я хочу кофе и сигарет, и мне с первого же раза удается заказать и то, и другое» [97] .

Впрочем, Гамсуну свойственно не только чувство юмора и самоиронии, но и чувство прекрасного. Писателя приводит в восторг величественность Петербурга, неповторимая красота Москвы, неоглядные русские степи и дикая кавказская природа. Вот как он описывает Москву:

«Худо-бедно, но я повидал четыре из пяти частей света [98] . Правда, я не все там видел, а в Австралии так и вовсе не был, но кое-где я все-таки побывал и кое-что все-таки повидал, однако ничего подобного Московскому кремлю мне видеть не приходилось. Я видел прекрасные города, Прага и Будапешт, по-моему, очень красивы, но Москва – это сказочный город. Между прочим, сами русские произносят не Москва, а Масква. Как правильно, я не знаю.

... В Москве четыреста пятьдесят церквей и часовен, и, когда на всех колокольнях звонят колокола, кажется, будто над этим миллионным городом содрогается воздух. С Кремлевского холма открывается великолепнейший вид. Я и представить себе не мог, что на земле есть такой город: куда ни глянь, повсюду зеленые, красные и золотые шпили и купола. Это золото и небесная синь затмевают все, что могло нарисовать мое воображение.

– у меня глаза разбегались от обилия этих немыслимых сокровищ... весь храм в целом представляется единой неповторимой драгоценностью. Он украшен с такой роскошью, что это не всегда производит приятное впечатление, я помню, в частности, что огромные драгоценные камни царей на стене показались мне ненужными и безвкусными. Позже я видел персов с одним-единственным камнем на тюрбане, и мне это показалось более красивым» [99] .

Не обошел Гамсун своим вниманием и русскую литературу, которая дала ему повод, как и в докладах, еще раз высказать свое критическое отношение к произведениям 1870 – 1880-х годов.

Но если в докладах под огнем его критики оказываются преимущественно норвежские литераторы, то теперь главным образом «великий русский писатель Толстой», за которым отвергается право «быть мыслителем и учителем жизни». Как и прежде, Гамсун считает, что задача писателя – в исследовании души современного человека. Из русских прозаиков, по его мнению, с этой задачей блестяще справился Достоевский. «Никто не проник так глубоко в сложность человеческой натуры, как Достоевский, он обладал безупречным психологическим чутьем, был ясновидцем. Нет такой меры, которой можно было бы измерить его талант, он – единственный в своем роде».

Однако в частном письме Дагни Кристенсен Гамсун меняет свое мнение о любимом Достоевском. Он пишет:

...

«Книга будет готова, скажем, месяца через три, но выйдет она месяцев через шесть-семь, то есть осенью... Она будет большая... в норвежском издании 350 – 400 страниц... Меня поражает, какой плохой мыслитель Достоевский, такой же плохой, как и Толстой. Нашим европейским мозгам трудно понять болтливое несовершенство этих двух великих гениев»[100] .

* * *

– в Тифлис и Баку.

Баку поразил Гамсуна, который увидел в нефтяных вышках не технический прогресс, а грязь и зло, которые несут разрушение естественной среде. «Но вот сюда вторглась Америка с грохотом своих машин», – сетует он. И ему нет дела до того, что Америка тут совершенно ни при чем – ведущей нефтяной компанией в те времена была компания Нобелей, шведских предпринимателей.

Бергльот же напишет подруге из Баку: «Мы сейчас в самом восточном городе Европы на берегу Каспийского моря... Керосин и нефть бьют прямо из-под земли целыми фонтанами... Скоро мы едем в Константинополь».

На пароходе Гамсуны пересекают Черное море и прибывают через Босфор в Константинополь.

В путешествии писатель покупал много открыток и собирал туристические проспекты. Он рассчитывал, что его книга будет «богато иллюстрирована».

...

«За два последние месяца я совершил долгое путешествие по России, Кавказу и через Кавказские горы до самого Каспийского моря, потом проехал по окрестностям Персии и вернулся обратно по Черному морю через Константинополь, Болгарию и Сербию. Теперь я прибыл в Копенгаген, где останусь до конца года. Как Вы относитесь к изданию в Германии моей книги об этом путешествии? Книга должна быть богато иллюстрирована, у меня есть большой выбор хороших фотографий»[101] .

Действительно, после возвращения из путешествия чета Гамсунов остановилась в Копенгагене, сняв «две уютные комнатки на окраине». Именно в Дании Гамсун начнет писать книгу путевых очерков, вот только работать над ней он будет с большим удовольствием долгих три года, и выйдет она без иллюстраций...

Зато сразу после выхода «Путешествие в сказочную страну» собрало восторженные отзывы критики. Так, в газете «Эребладет» было написано: «Совершенно очевидно, что Гамсуну под силу любой жанр литературы, он мастерски справляется с любым из них. Но „В сказочном царстве“ он показал себя с новой стороны, ведь он написал книгу путевых очерков – а путевой очерк, как известно, скучен по определению, – и вот этот самый скучный жанр он превратил в литературный шедевр».

* * *

Для внимательного читателя не составит труда заметить, что книга путевых очерков пишется от лица самого Гамсуна, который о своей жене упоминает вскользь и называет фру Гамсун «попутчицей». Такое высокомерно-снисходительное упоминание Бергльот критики объясняют все усиливающимся разладом в их отношениях. Гамсун предпочитает говорить о себе как о путешественнике, путнике, бродяге...

одной крышей неожиданно толкают Гамсуна впервые за 25 лет поехать к родителям. Бергльот остается в столице.

Примечания.

89. Аксели Вольдемар Галлен-Каллела (до 1905 года – Галлен) (1865 – 1931) – известный финский художник, иллюстратор народного карело-финского эпоса «Калевала», чем и объясняется его поздний псевдоним, основатель нового финского декоративного искусства.

90. Альберт Эдельфельдт (1854 – 1905) – финский художник, глава национальной школы.

91. Ян Сибелиус (1865 – 1957) – известный финский композитор, автор семи симфоний.

– 1940) – шведский художник, известный карикатурист, редактор журнала «Стрикс», обладал незаурядным чувством юмора, что заметно в его картинах.

93. Пер. с норв. А. Шараповой.

94. У Сибелиуса были красивые зеленые глаза, которые в минуты сильных переживаний становились еще зеленее.

95. Пер. с норв. Л. Горлиной.

96. Пер. с норв. Л. Горлиной.

98. Явное преувеличение и так понятное желание похвастаться. Гамсун бывал только в европейских странах, Америке, России, на Кавказе и в Турции.

99. Пер. с норв. Л. Горлиной.

100. Пер. с норв. Л. Горлиной.

101. Пер. с норв. Л. Горлиной.