Жан Шлюмберже
О своей юности Жан Шлюмберже рассказал в книге «Пробуждение» (1950).
В 1892 г. пятнадцатилетним юношей он покинул аннексированный Эльзас, чтобы стать французским гражданином. В этом не было ничего драматического, отъезд из Эльзаса давно был задуман его родителями, и Франция манила подростка. Кроме того, пересекая границу, он не попадал в чужую страну, он ехал к родителям своей матери, к бабушке и дедушке в Париж. Однако это все-таки был «отрыв от своих корней». Позволим здесь употребить слова, введенные в моду несколько позже Барресом. Жан Шлюмберже рассуждал о «пересадке в другую почву». Всякое общение с родным краем ему было запрещено, во всяком случае до определенной поры.
Каким он видел Эльзас? Его Эльзас — это город протестантов, крупных промышленников, умеющих хорошо трудиться. Здесь родился его отец. Знакомые ему буржуа не тратили деньги на удовольствия, исключали какие бы то ни было развлечения, не впадали в сентиментальные откровения и подчинялись строгим моральным принципам.
Семья матери, наоборот, была веселой, «пишущей — читающей», хотя тоже принадлежала к крупной буржуазии. Среди предков матери был Гизо14а , от которого по наследству к ним пришло красивое поместье Валь-Ришер в Кальвадосе. В детстве и юности Жан Шлюмберже чаще всего проводил лето в Нормандии, а в зрелые годы в Валь-Ришер, где он жил на старинной ферме Браффи. Эта ферма на протяжении всей его жизни была местом его частых уединений: «Напрасно я старался сохранить в себе то, что было заложено моим первоначальным воспитанием в долине Рейна. У меня была уже другая ориентация ума и иное представление о культуре, в которой я перестал быть случайным прохожим».
И, наконец, принадлежность к двум столь различным областям Франции, как Эльзас и Кальвадос, лицо одной из которых — протестантизм, другой — старый буржуазный уклад, вот ключи, позволяющие понять личность Шлюмберже.
Его происхождение объясняет нам его патриотизм, не доходивший у него до крайнего национализма, отрицания всего иностранного. В национальных вопросах он часто бывал посредником.
Женщины его семьи были весьма благочестивы. Не без материнского влияния он хотел стать пастором, но стал спокойным и выдержанным агностиком, хранящим уважение к оставленной им вере. Расстался он и с буржуазным конформизмом, никогда не упрекая сформировавшее его буржуазное сословие. Впрочем, в книге «Пробуждение» он еще лицеист, никогда не бунтовавший против своих предков. С удивлением он смотрит на приятеля, спросившего его однажды: «А ты что, тоже социалист?» Это значит, поясняет он, что я уже был начинен идеями общественных преобразований, как и все поколение, кажется, задавшееся целью изменить старые установления человечества и даже его природу.
участие в движении поддержки Народных университетов, призванных подключить массы к культуре. После войны 1914 — 1918 гг. он много времени посвящал общественной деятельности, национальной и международной политике, став по характеру своей работы «ангажированным автором» (термин Сартра). Вступив на литературную стезю, Жан Шлюмберже не сомневался, что уделит много места актуальной проблематике.
Шлюмберже понимал необходимость совместных действий, объединения усилий друзей и стремлений всей нации. Надо специально подчеркнуть его вкус к работе в коллективе. Он не забегал вперед и не отступал перед трудностями. Он сумел организовать работу секретариата и администрации в момент создания «НРФ», оказывал эффективную поддержку Копо в основании театра «Старая голубятня».
Любовь к театру у Шлюмберже опережала его страсть к литературе. Увлечение оказалось неблагодарным, но было весьма длительным. «Мне не хотелось бы умереть, не написав хорошей комедии»,— повторял он. Однажды он рассказал мне о первом акте какой-то задуманной им пьесы. Наследники собираются выслушать завещание... Эта любовь к театру объясняет нам драматическую форму некоторых его романов («Беспокойное отцовство», «Неверный товарищ») и его монологических новелл («Восемнадцатилетние глаза», «Страсть»).
В своих воспоминаниях он напишет, что в двадцать пять лет его «значительно больше интересовал дух его произведений, чем их отделка». Ему еще предстояло понять, что это вещи неразделимые. Однако его взгляд на искусство нес на себе печать пуританизма, поиска в литературе и морали единственно «верного тона». Он был убежден в том, что «ни один человек ничего не добьется, если не будет много трудиться и много страдать».
(Последние слова принадлежат Бернару Палисси. По желанию Шлюмберже они были подчеркнуты для читателя в одном из первых номеров «НРФ».) В своих романах он иногда звучал напыщенно, но в мемуарах («Встречи») он пишет свободно, легко, без всякого напряжения.
сомнение в некоторых человеческих чувствах (инстинкт отцовства). С уважением и одобрением он относился к тому, что повсеместно осуждали (любовь двух мальчиков в романе «Четыре горшечника»). Но он очень строго относился к литературе, воспевающей сластолюбие или рисующей бесхарактерных развратников. Две из лучших его книг «Стареющий лев» и «Сен-Сатюрнен» с первого взгляда говорят об упадке, вырождении. «Стареющий лев» — это история последней битвы кардинала де Рец. «Сен-Сатюрнен» повествует о мужестве детей и безумии немощного отца. В этих двух книгах, а также в любом другом случае достойным повествования Шлюмберже считает борьбу с самим собой или с превратностями судьбы, его занимают конфликты, выковывающие характеры. Писателю не нравится мания современных авторов считать человеческими примитивные, а не возвышенные чувства. Его интересует в современниках стремление к идеалу, а не только саморазрушение. В литературе нашего времени его книги занимают особенное место, он отличается от многих авторов выбором сюжета, героев, их человеческих качеств.
Шлюмберже много работал как публицист. В своих статьях он в меньшей степени звучит как литератор, но больше как человек, имеющий определенные жизненные принципы. Впрочем, позиция Шлюмберже из-за некоторых его отступлений порою кажется не вполне ясной. Его стремление к четкости, желание не отступать от собственных соображений удерживали его от экстремизма. В глазах некоторых из его окружения он был чересчур осторожным. Попытки взвесить «за» и «против» выдавали его осмотрительность. Отклонение от страстных увлечений расценивалось как вялость. Но если мы в наших рассуждениях занимаем «неудобную позицию», разве это не свидетельствует о мужестве? Подавление инстинкта и страсти, разве это не героизм? Шлюмберже безусловно был сильным человеком. Среди своих друзей он был самым последовательным проводником своих убеждений в годы оккупации. И он твердо занял позицию гуманиста в послевоенные годы, не давая воли злобе и отвращению. Его статьи о политических процессах — образец добропорядочности. И хотя время, в которое жил Шлюмберже, не располагало к свободе в философском и политическом смысле, твердое намерение следовать раз и навсегда избранной дорогой внушало уважение к писателю. Как проповедник своей линии жизни он безупречен.
достоинства заставило меня в восемнадцать лет увлечься его творчеством. Только потом я увидел, в какой степени характер человека отразился в его произведениях. До конца своих дней он заставлял восхищаться собой и любить его все больше и больше.
В пятидесятые годы Гастон Галлимар предложил ему издать главные его произведения в одном томе «Плеяды». Но ему показалось, что лучше издать Полное собрание сочинений в семи томах, потому что он принадлежал еще к тому поколению читателей, которое полагало, что каждый автор должен быть рассмотрен во всем объеме его произведений. Если бы он был издан в «Плеяде», у него было бы сейчас большее число читателей. Это еще не поздно сделать. Ну а за исключением «Плеяды» хорошо бы переиздать в карманной серии его романы «Сен-Сатюрнен», «Историю четырех горшечников», «Гордеца Стефана» — три бесподобные книги нашей литературы.
Примечания.
—1847) — историк и политик, министр в правительстве Луи-Филиппа.