Виктор Сегален
Виктор Сегален родился в Бресте в 1878 г. Он был хорошим учеником, но сильная близорукость помешала ему поступить в Навигационную школу. Его отец решил, что он будет учиться в гигиеническом институте в Бордо. Молодой человек повиновался. Но не почувствовал в себе склонности к медицине, она интересовала его еще меньше, чем навигация, и все же он блестяще завершил учебу.
По окончании института его назначили судовым врачом на борт сторожевого корабля «Дюрано, приписанного к порту на Таити. Иными словами, он увидел Полинезию Гогена как его современник, но в Хива-Оа он побывал только после смерти художника. Именно Гоген вдохновил его на создание романа «Пращуры»: «Могу признаться, что пока я не просмотрел и «не пережил» всех рисунков Гогена, я ничего не увидел ни в этой стране, ни в ее аборигенах».
Высадившись в Хива-Оа, Сегален был весьма разочарован испорченным европейской администрацией побережьем. Зато он почувствовал все его очарование в творчестве художника.
«Пращуры» посвящены «маори забытых времен». В первой части книги речь идет о последних язычниках полинезийских островов. Сегален рассказывает нам о нравах и обычаях Таити, о праздниках и ритуалах. Действие происходит в конце XVIII в. Сегален для своего повествования выбрал момент, когда там высадились первые европейцы. Героя книги зовут Терий, Сказитель. С ним связано будущее этого племени. Помимо своей воли он знакомится с космогонией, которую не принимает всерьез. Он путешествует по островам. Тем временем английские ме- тодисты-миссионеры с помощью Библии и своих представлений о праве и морали изменяют страну. Когда через двадцать лет Терий возвращается в родные места, он видит их обитателей довольными и даже гордыми своим новым положением. В конце концов и Терий обращается в христианство и европеизируется. Забвение традиций предков, отказ от подчинения духу островов влекут за собой гибель когда-то величавой расы. Герои романа — это люди, забывшие секрет своего счастья.
В письме Клоделю Сегален пишет, что инстинктивно он выступает против католицизма. Но его нельзя назвать неверу- ющим. Суть его веры сформулирована в другом письме Клоделю: «Мной движет вера — эстетическое чутье, и поиск исключительной красоты, постоянное желание повсюду находить ее, преобразовы- вать в свои идеи, поступки и произведения. Я не думаю, что мне удается уловить, зафиксировать всю красоту мира, в еще меньшей степени я дерзну очертить ее для вас, она мой идол, но этот идол родился и укрепился во мне в большой степени под влиянием ваших произведений, красота эта живет и укрепляется во мне».
Потом он прибавляет: «Я не могу определить красоту и для других. Но я надеюсь, что умру лишь после того, как представлю людям мою прекрасную и иллюзорную картину мира. Я встаю на точку зрения таоистов, с их опьяняющим видением вселенной, умением проникать внутрь непроницаемых вещей, видеть их снаружи и с изнанки, наслаждаться красотой в ее ускользающих формах.
Рассказывая о «Пращурах», следует предупредить читателя, что эта книга далека как от исторического романа в духе «Саламбо», так и от экзотического романа в духе Лоти. Сегален имитирует цивилизацию, формы жизни и искусства, которые он хочет понять. Он чрезвычайно современен, он даже играет, если хотите, но это серьезная игра, большая наука. Он обращает наше внимание на царящие в мире иллюзии и гипноз приличий. Его взгляд — это не взгляд постороннего, он уважает объект своих исследований. (Здесь можно увидеть что-то похожее на позицию по этому вопросу Томаса Манна.9) Влюбленный в разнообразие людей и в мир как таковой, Сегален проникается им, забывая себя. Как большой художник, он воссоздает незнакомую цивилизацию и одновременно легко выстраивает абсолютно оригинальное произведение.
может выигрышно смотреться. Я не говорю, что его книги лишены очарования. Я только обращаю внимание на то, что Лота всегда остается туристом, путешественником. Сегален же в своих «Пращурах» превращается в аборигена, чтобы рассказать нам о драме маори.
Флобер в «Саламбо» гордился познаниями археолога. Сегален восхищался Флобером, но для него документальные факты, которые он изучает и исследует, только первый этап, первый шаг к настоящему знанию — знанию сердца. Одного познания через интеллект здесь недостаточно.
«Пращуры» делятся на три части. Вторая часть — самая короткая и самая захватывающая. Между жизнью на Тихоокеанском побережье до миссионеров и после их появления он как бы делает передышку, остановку для рассказа о причинах упадка цивилизации. Он говорит, что она умирает, начиная забывать родные слова, когда портится и засоряется язык. Его герой Терий приезжает на остров богов, чтобы послушать последнего мудреца. Терий, как мы упомянули выше, сказитель, память которого хранит народные предания. Но, слушая последнего народного певца, Терий засыпает. Бормоча себе под нос, мудрец умирает. Все кончено.
Таити больше не Таити. Но остров остался в «Пращурах» Сегалена.
Сегалену не было тридцати, когда он написал эту книгу. По возвращении в Брест он становится врачом в школе юнг и в 1906 г. женится. «Пращуров» он опубликовал под псевдонимом Макс Анели за авторский счет в 1907 г. Он мечтает о создании индийской драмы и вступает в контакт с Дебюсси в надежде, что тот напишет для нее музыку. Но Дебюсси не увлекла показанная ему Сегаленом «Сидхарта», и он просит поэта написать ему драму на сюжет мифа об Орфее. (Сегален напишет «Орфей — король», однако и ее Дебюсси не положит на музыку.)
до самых границ Тибета вместе с богатым исследователем-любителем Жильбером де Вуазеном.
Он вызывает в Пекин жену и сына и живет там в неевропейской части города. Он читает и пишет на языке, посещает лавки, старается проникнуть в тайны запретного Города.
«Пекин, который Сегален так любил,— пишет Клодель,— оставил меня равнодушным, он совсем не романтичен и абсолютно не поэтичен». Эта фраза объясняет нам, почему, несмотря на его восхитительное «познание Востока», нам приходит на память имя Сегалена, коща нас спрашивают, кто из французских писателей лучше всех рассказал о Китае. Клодель не заметил, что у Сегалена любовь к стране предшествовала и сопровождала ее познание. Только любовь рождает романтику и поэзию. А не наоборот. Клодель никогда не забывал о том, что там он находился на земле язычников. Для Сегалена Пекин родной город. «Это город, где мне хорошо, даже лучше, чем его жителям, я хочу овладеть им, покорить его больше, чем император». Он дает незабываемые описания этого города: «Нарисованный как шахматная доска с прочерченными проспектами и разграфленными улицами, он устремился вверх в едином монументальном усилии».
Про Сегалена можно сказать, что он сумел пожить в современном Китае и Китае ушедших тясячелетий. Его экзотика не поверхностна, как в романах некоторых путешественников. Сегален глубоко продумал Китай. Он воссоздал его по-французски богатыми звуком и смыслом словами. Его «Стелы» стоят в одном ряду с самыми прекрасными произведениями Клоделя и Сен-Жон Перса.
Во время чумы в Маньчжурии он снова становится врачом для борьбы с эпидемией. Потом он соглашается преподавать на английском в Императорском медицинском колледже Тяньцзиня. «Тяньцзинь находится в трех часах езды от Пекина,— пишет он, — но в действительности он находится на расстоянии больше ста дней. Пекин — это старый императорский Китай, столь же благородное место, сколь Тяньцзинь — случайное, смешное и безобразное». Именно здесь в Тяньцзине застала его китайская революция, за одну ночь создавшая республику и уничтожившая императорскую пышность Пекина.
«Стелы» появились в 1912 г. в роскошном издании, но в количестве 81 экземпляра. В том же году Сегален задумывает археологическую экспедицию, отложенную в связи с тем, что он поступает на выгодное место домашнего врача к высокому китайскому чиновнику.
В 1913 г. он все же организует экспедицию. Для этого сначала возвращается на несколько месяцев во Францию. Нужно было все подготовить для длительного путешествия по Азии, проведения научных работ и устройства жизни участников путешествия. Экспедиция оказалась полной открытий, но была прервана через семь месяцев начавшейся мировой войной. Сообщение о ней Сегален и два его компаньона получили с «выплывшей из тумана тибетской почтой», когда они находились в верхнем течении реки Янцзы.
в Китай. На этот раз он может несколько недель посвятить исследованию низовьев Янцзы и найти там «значительное собрание статуй китайского традиционного искусства периода, предшествующего династии Тан».
Сегален возвратился во Францию вскоре после войны, но полные лихорадочной деятельности пятнадцать лет измотали его: «Мое тело предало меня. Но мое увлечение работой держит меня. Теперь для меня остановиться — значит упасть».
Сегален умер в мае 1919 г. в возрасте сорока одного года. Перед смертью он жил в Бретани, в Юэльгот, около Броселиандского леса. Во время прогулки по лесу, порезав ногу о выступающий из земли острый корень, он упал в обморок. В 1922 г. был опубликован его интригующий роман «Рене Леис». Одна из записей Сегалена уточняет, что «Рене Леис» написан в Пекине ( в его орфографии «Pei King») в период с 1 ноября 1913 г. по 31 января 1914, но в 1910 — 1911 гг. до падения маньчжурской династии, он вел своего рода дневник «Тайная летопись М. Р.», который использовал для создания романа.
— Морис Руа, молодой девятнадцатилетний француз, сын почтового служащего, с которым он познакомился для усовершенствования с его помощью китайского языка. Молодой Руа очень гордился тем, что занимал важный пост в тайной китайской полиции, и еще больше тем, что был любовником вдовствующей императрицы (все это было сообщено Сегалену сугубо конфиденциально). Рассказам учителя Сегален поверил только наполовину, но личность Мориса Руа заинтересовала его и он, глядя на него, написал своего Рене Леиса. Это похоже на то, как Кокто, увлекшись юным Кастельно, сделал его Самозванцем Тома10.
«Рене Леис» — это портрет обожателя мифов, но это также воспоминание об императорском Пекине, легенды и истории которого автор надеется услышать от своего героя. Книга в форме дневника имеет вид авантюрного романа. Сегален хотел назвать его иронически «Тайна лиловой комнаты», намекая на популярный роман Гастона Леру «Тайна желтой комнаты». Чувство юмора было весьма развито у этого большого поэта.
В письме 1911 г. к Дебюсси он писал: «По сути говоря, я здесь ищу не Европу и не Китай, я приехал сюда найти мое видение Китая. И вот я держу Китай в руках и впиваюсь в него, как в сладкий плод». Сегален отдавался мощным иностранным поэтическим влияниям и иногда путал свое с чужим. Чтобы приблизительно передать «неуловимое китайское начало», нужно погрузиться во «всеобщее бессознательное». Чтобы быть понятым, нужно соучастие читателя: «Вы никогда ничего не увидите, если останетесь удивленными зрителями внешней стороны Китая. Позвольте мне отвести вас в глубь страны».
Соучастие читателя особенно необходимо для сборника «Живопись». Его стихотворения могут сначала показаться описанием росписи по шелку, но вскоре мы вместе с поэтом погружаемся в область галлюцинаций, откуда нет выхода в мир реального. На ум приходит Шарль Кро с его фантазиями, вдохновленными акватинтами11 его брата Анри.
«Безрассудный поступок» в качестве подзаголовка имеет «Путешествие в страну Реального», и на страницах этой книги-дневника видишь, как сталкиваются реальное и вымышленное. Пьер Жан Жув напишет по этому поводу: «Полная горячего (до безумия) и драматического ощущения страны, загадок китайской души, эта книга показывает, что мечты предшествовали путешествию, но он вынес из путешествия новые мечты и новую Поэзию».
И вот, наконец, пример «высокой поэзии» Сегалена, несколько отрывков из его «почестей Разуму», главной части произведения «Стелы»:
Я завидовал человеческому Разуму, люди его полагают непогрешимым, и,
чтобы измерить его пределы, я сказал: «Дракон всевластен; он короткий и
длинный, двуглавый и одноглавый, он одновременно присутствует и отсутствует.
Я решил, что все люди равноценны, у них одинаковое рвение жить. —
Неоценимые. — Что лучше убить самого хорошего вьючного верблюда, чем хромого погонщика, едва волочащего ноги. Я надеялся, что хотя бы один скажет
«нет», но...
Тогда, благодаря их за доверие и отдавая им должное, я провозгласил: «Чтите
человечество в человеке и весь мир в его разнообразии.
И тогда меня назвали мечтателем, предателем, властелином, которого Небо
».
9. ... на позицию по этому вопросу Томаса Манна... — Имеется в виду точка зрения Манна, высказанная в 1927 г.: «Я собственно не сторонник экзотики, о нет,—я решительно верен Европе и полагаю, что еще долго, по крайней мере, в духовном плане все будет вертеться вокруг нашей части света и судьба человека решится здесь» (Вопр. литературы. 1970. №1. С. 140).
10. Самозванец Тома — герой одноименной повести Кокто, своеобразный французский Хлестаков. Выдав себя за родственника генерала-дворянина, он открыл путь к большой карьере.
— метод гравирования, основанный на протравливании кислотой металлической пластины с наплавленной асфальтовой или канифольной пылью и с изображением, нанесенным с помощью кисти кислотоупорным лаком.